Первое дело Мегрэ - Жорж Сименон

— А вы все-таки заподозрили Канеля? — спросил я.

— Неужели вы думаете, что эти трое, каждый в отдельности и все, вместе взятые, не догадались бы симулировать обыкновенную кражу со взломом? Беспорядок в конторе, выломанная входная дверь и тому подобное послужили бы верной уликой. Учредителей ОСС даже и не заподозрили бы… И в ответе был бы один лишь бедняга Канель.

КРАЖА В ЛИЦЕЕ ГОРОДА Б

— Должно быть, старею, — сказал я Жозефу Леборню. — Только тот, у кого молодость уже позади, способен умиляться, вспоминая о лицее или казарме… Разумеется, когда он уверен, что больше туда не вернется…

Я держал в руке почтовую открытку с изображением лицея в Б. — прелестном городке на юге Франции. На светлом фасаде здания причудливо переплетались тени и солнечные блики. Швейцар в черной шапочке выглядел так картинно, словно позировал перед объективом.

— И подумать только, те, кто живет в этом доме, вероятно, не понимают, какое им выпало счастье.

— Взгляните на два плана, приложенные к делу, — посоветовал мне Леборнь, — и вы снова почувствуете себя мальчуганом, которому настойчиво вдалбливают в голову латинские склонения. Посмотрите на обсаженный платанами двор, на арку, что ведет в залитый солнцем сад… Окна классных комнат и учебных залов выходят на долину Роны. А из окон лаборатории видна церковная площадь, где местные жители обычно играют в шары…

— Ив этом маленьком раю совершено преступление?

— Да… Не преступление, а ограбление.

— Крупная сумма?

— Две тысячи триста восемьдесят франков двадцать пять сантимов. Точно.

Я подумал, не шутит ли Леборнь: тон, каким он назвал эту сумму, показался мне излишне напыщенным.

— И вы утруждаете себя из-за двух тысяч франков и каких-то сантимов? — удивился я.

— Само по себе дело крайне любопытное. Кроме того, эта история чуть не стоила жизни одному человеку.

Леборнь вытащил из папки и положил предо мной газетную вырезку. Во мне что-то дрогнуло. Один заголовок чего стоил!

СКАНДАЛЬНОЕ ДЕЛО, ЕДВА НЕ ЛИШИВШЕЕ НАШ ЛИЦЕЙ ЕГО ДОБРОГО ИМЕНИ

А вот и содержание заметки:

В настоящее время полиция занимается расследованием дела, которое в течение недели считала нужным не разглашать, дабы неосмотрительной поспешностью не повредить безупречной репутации нашего славного города.

Кража была совершена в кабинете самого директора лицея, достопочтенного господина Гроклода, чьи выдающиеся заслуги правительство отметило пожалованием ему ордена Почетного Легиона.

Сумма в 2380 франков 25 сантимов, предназначенная для оплаты счетов разных поставщиков, в том числе и мясника, исчезла при загадочных обстоятельствах, исключающих всякую мысль об обычном ограблении.

Деньги лежали в ящике бюро господина Гроклода. Ящик был заперт на ключ.

Однако ни замок, ни ящик не были взломаны. В ночь кражи единственный ключ от ящика лежал у директора в кармане пиджака, висевшего на спинке стула.

Произвели негласный допрос. Увы, выяснилось только, что кражу совершил кто-то из «своих».

Подвергнутый допросу швейцар утверждает, что в ту ночь никто без его ведома не мог проникнуть в здание.

Мадемуазель Эльза Гроклод, комната которой расположена как раз над кабинетом отца, тоже ничего не слыхала. Следствию негде было развернуться. Пришлось взять на подозрение всех, кто служит в лицее.

Нас убедительно просили хранить тайну. Но мы все же сочли нужным обрадовать наших читателей сообщением, что человек, над которым тяготеет это позорное обвинение и который, возможно, сейчас, когда мы пишем эти строки, уже арестован, к счастью, не принадлежит к числу жителей нашего города.

Впрочем, обвиняемый уже давно восстановил против себя наших сограждан: его поведение давало все основания предвидеть неизбежность того неприятного происшествия, местом действия которого оказался лицей.

— О таком деле лучше не напишешь, — заметил Жозеф Леборнь, читавший из-за моего плеча. — Газета весьма сдержанно описывает то единственное лицо, которое, будучи служащим лицея, не является коренным жителем города. Речь идет о двадцатитрехлетнем классном руководителе Анри Мажореле — лиценциате21 филологических наук и сотруднике нескольких передовых литературных журналов… Я видел его фотографию, но не мог оставить ее у себя. Мне кажется, что при полном внешнем несходстве характером он напоминает героя романа Альфонса Доде «Малыш».

Рост Мажореля метр восемьдесят; лицо сангвиника, усеянное веснушками, говорит о крестьянском происхождении; непокорные рыжие вихры не подчиняются гребенке и торчат во все стороны.

Неловкость и застенчивость сочетаются в этом юноше с мечтательной восторженностью.

Мажорель, как я уже говорил, сотрудничал в передовых журналах, но не пренебрегал и обычной газетной работой: засылал очерки, сказки и фантастические рассказы в редакции всех парижских газет.

В сопроводительных письмах Мажорель подчеркивал:

«Я чувствую в себе призвание к большой газетной работе и готов, если Вы окажете мне доверие, оставить занимаемую мной скромную должность и предложить редакции свои услуги…»

Он получал лестные, но отрицательные ответы. А случалось, и вовсе не получал никаких.

Пожалуй, это все, что я о нем знаю…

— Он арестован?

— Собственно говоря, его попросили не покидать стены лицея и даже нашли ему замену — человека, который по четвергам водит школьников на прогулку.

— Мажорель отрицает свою вину?

— Категорически! Однако директор лицея обнаружил в его комнате среди томиков стихов несколько научных работ Гросса и Рейсса о научных приемах и методах сыска. Кроме того, школьная кухарка подтвердила, что по вечерам классный руководитель часто посылал из своего окна световые сигналы карманным электрическим фонариком. И, наконец, в деле имеется убийственное для Мажореля показание одного из учеников лицея.

Этот ученик рассказал, что на большой перемене, как это бывает во всех школах, классного руководителя окружали ученики, с которыми он беседовал запросто! За несколько дней до кражи Анри Мажорель, держа в руке книгу Рейсса «Техника сыска», объяснял своим юным друзьям, что ныне полиция для разоблачения преступников располагает научными методами.

При этом Мажорель имел неосторожность добавить:

«И все-таки лично я сумел бы перехитрить сыщиков. Для этого достаточно лишь изучить их приемы!»

Жозеф Леборнь закурил и мельком посмотрел на оба плана здания.

— Вам ясна подоплека? — продолжал он. — После этого показания никто больше не сомневался в виновности Мажореля. Но за отсутствием улик никому не хотелось браться за это дело. Еще надеялись обнаружить украденные деньги, которые Мажорель безусловно не мог далеко запрятать.

Но для всех по-прежнему оставалось загадкой, как была совершена кража, то есть каким образом две с лишним тысячи франков исчезли из запертого ящика.

Полиция, по своему обыкновению, арестовала всех бродяг и подвергла их строгому допросу.

Директор лишился аппетита и смотрел на всех сотрудников исподлобья.

Жена умоляла его подать рапорт в министерство и раз навсегда выбросить из головы это дело.

На переменах ученики больше не играли; разбившись на группы, они с жаром рассказывали друг другу о действиях полиции, о следах, уличающих преступников, о взломах и грабежах.

Между тем сам Мажорель оставался как бы в стороне от этой шумихи. В классах, в столовой, во дворе он держался особняком, мрачный и унылый. В городе Мажореля не любили: ему не прощали франтовских галстуков и широкополых черных шляп. Вероятно, мужчины не могли простить ему благосклонности, которую выказывали к нему женщины и молодые девушки.

Может быть, им нравилась его большая шляпа? А может быть, его стихи? Известно лишь, что Мажорель имел у дам успех, которым, впрочем, никогда не пытался воспользоваться. Ровно через неделю после кражи под одним из платанов в школьном дворе нашли тысячефранковую ассигнацию. Дул мистраль. Земля была усеяна листьями… Но господин Гроклод продолжал утверждать, что вор, испугавшись наказания, решил подбросить украденные деньги и таким образом замести следы. Директор даже надеялся, что на следующий день возвратят и остальные. Утром он несколько раз обошел двор и тщательно осмотрел землю у подножия каждого дерева. Но безрезультатно. Тогда директор вызвал к себе в кабинет Анри Мажореля и заявил ему: «Если завтра в полдень вор не вернет остальные украденные им 1380 франков 25 сантимов, вас передадут в руки правосудия». Мажорель побледнел как полотно. Казалось, он лишился дара речи. Но едва он ушел в свою комнату, как директор получил письмо из Парижа… У меня есть копия этого письма, ибо писал его я. Чистая случайность! Мне прислали с юга инжир, завернутый в газету, статью из которой Вы только что прочли. Эта любопытная история заинтересовала меня… Пари держу, что Вы все поняли, даже еще не читая копии письма…