Парень моих кошмаров - Мирослава Маркина

— Андрей Николаевич, да? О, он очень серьезный, этого не отнять.

Но рассказать, как этот «серьезный» источник информации протягивал ко мне свои липкие ручонки, я не могла. Слишком неоднозначная ситуация и вряд ли мама поверит в мой рассказ. По её закрытой позе и выражению лица понятно, что точно не поверит.

— В любом случае, я считаю, он правильно поступил, что рассказал нам об этом. Надеюсь, ты наигралась в самостоятельную жизнь. Я-то надеялась, что ты поймешь, что там, в реальной жизни, без всего готового, будет очень сложно. И у людей часто уходят годы на то, чтобы заработать на квартиру, машину, курорты. А у тебя есть всё, бери и пользуйся. Вот чего тебе не хватало, дочь?

— Обычной жизни, — я ответила тихо, низко склонив голову. — У меня было всё, кроме себя самой. Вы ведь с отцом полностью оградили меня от реальной жизни. А я живая, и мне хотелось преодолевать трудности, делать то, чего хочу сама и, в конце концов, я мечтала по-настоящему влюбиться.

— И как? Успешно?

— Не знаю. Возможно.

Не так я представляла себе возвращение домой. Эти стены вдруг стали чужими, давящими. Они смотрели на меня с безмолвным осуждением, как это сейчас делала и моя мама.

— Признаю, я напрасно защищала до последнего тебя перед отцом, — мама чеканила каждое слово, я никогда не слышала, чтобы она так холодно разговаривала со мной. — Я надеялась, что ты повзрослеешь и поймешь, что мы желаем тебе только лучшего, но, видимо, зря. Ты опозорила нас, по твоей милости у отца случился инфаркт. И теперь, моя милая, будет так, как мы тебе говорим. А именно: готовься к браку с Антиповым, возвращайся в академию и будь паинькой. Алексея с завтрашнего дня сменит телохранитель, которым ты помыкать не сможешь.

— Не нужно никого… Я не собираюсь больше уходить…

Мама говорила что-то ещё. А я могла думать только о том, что отец по моей вине теперь находится в клинике.

Глава 22

— Златочка, ты хорошеешь с каждым днём! Куда исчезли пухлые щечки? Откуда взялась эта уверенная в себе женщина?

Мой крестный эту шутку повторяет из года в год уже лет шесть, не меньше. Но я старательно улыбаюсь ему. В конце концов, у него сегодня юбилей, ему позволительно глупо юморить.

— Эх, Платон, знал бы, какой цветок вырастет в твоей оранжерее, давно бы сосватал твою дочь Антоше.

— Твоему садовнику для коллекции только моей Златы не хватает, — отшутился отец и с любопытством посмотрел в сторону, где околачивался сын Степана Ивановича.

Тот был известен своей влюбчивостью и несерьезностью. Его дольше недели ни с одной барышней не видели. Бьюсь об заклад, у этого сердцееда даже список любовных побед есть, куда он старательно вписывает имена своих дам. Уж не знаю, что девицы находят в этом парне: ни интеллекта, ни фигуры, ни примечательной внешности. Один лишь талант у Антона: подвешенный язык, которым он молотит, как помелом. Он как веселое радио, всё время трещит без умолку. Да только такое общение быстро надоедает, вот, видимо, поэтому ему проще удерживать внимание женщины пару дней, а потом он сливается и ищет другие уши. Балабол он, одним словом.

— И то верно, — согласно кивает крестный и задумчиво поглядывает на сына. — Может, и мне женить сына? Вдруг остепенится?

— Разве что ты прикуешь его к супружеской кровати кандалами, — злорадно хихикнул в ответ отец.

Я оставляю этих хохмачей и спускаюсь вниз, по лестнице. Мне душно и скучно и я устала глупо улыбаться. Выйдя на улицу, на небольшой балкончик, я с наслаждением вдохнула прохладный апрельский воздух, в котором уже вовсю витали ароматы весны.

Мне не очень хотелось быть здесь, но я старалась наладить доверительные отношения с отцом, поэтому я не спорила и не настаивала, а просто делала то, что он просил. Только бы он снова не разочаровался во мне. Отец поправился, и даже и словом не обмолвился о том, что послужило причиной его недуга, за что я ему была благодарна. Стыд и раскаяние плотно поселились в моей душе. Кроме того, я пересмотрела свои взгляды на жизнь.

Я ведь, на самом деле, избалованная эгоистка, которая привыкла к определенным условиям жизни. Мне нравится мой уютный большой дом, с садом и бассейном. Мне нравится тратить деньги, не считая их. Мне нравится летать на курорты в жаркие страны дважды в год и отправляться на шопинг в Милан. Я люблю мою обеспеченную жизнь.

Теперь, когда я увидела другую, не такую идеальную, изнанку, я поняла, что не смогу так. Просто не смогу. Потому что мои эгоистичные потребности для меня важнее простых чувств. Да, я понимаю, отдаю себе отчет в том, что произошло. Я, кажется, влюбилась в парня, с которым у меня ничего толкового не выйдет. И это так странно, ведь, казалось, между нами много общего: ослиное упрямство, гордыня, эгоизм. И я молчу о тех ощущениях и чувствах, которые рождались внутри меня, когда он был просто рядом, или когда мимолетом касался или даже смотрел. Это приятное волнение нравилось мне, но в то же время оно пугало невероятно. Так что это даже хорошо, что я услышала их с Даней разговор. Очень вовремя. А то ведь я уже была в шаге от необдуманного поступка. И когда, в конечном итоге, выяснилось бы, что на самом деле Найк думает обо мне, я чувствовала бы себя униженной и раздавленной.

С героем моего несостоявшегося романа я виделась ещё лишь раз. Столкнулась с ним, когда пошла в ресторан увольняться. Я не собиралась забирать трудовую, зачем мне вообще нужна эта запись? Но в шкафчике я оставила сменные туфли и пару рубашек. А я не хочу, чтоб потом кто-то трогал и носил мои вещи.

Найк вошёл в комнату, где переодевались и отдыхали официантки, решительно запер за собой дверь и таким же уверенным шагом направился ко мне. Но как бы он не храбрился, выглядел парень взволнованным. Не слышала бы своими ушами его откровения, подумала бы, что он переживает.

— Почему ты не отвечаешь на мои звонки? — Практически сразу же пошел в атаку парень.

Я равнодушно пожала плечами, даже не удосужившись головы повернуть. Перед тем как прийти, я дала себе установку: не реагировать, игнорировать и попрощаться. Мне не хотелось бы нарушить эти три принципа.

— Злата, что происходит?

— А сам не видишь? Увольняюсь.

— Почему?

— Надоело. Скучно.

Найк на минуту подвис. Он разглядывал меня так,