Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина - Игорь Курукин

Организовать борьбу с шинкарством, искоренять его и беспощадно уничтожать, создать рабочие дружины по его выявлению.

Дать толчок развитию сети лечебных учреждений против алкоголизма, диспансеров.

Поднять на ноги детей, школьников и бросить их на пьющих родителей»{50}.

Так в 1928—1929 годах антиалкогольное движение стало государственной кампанией. Одной из ее первых жертв стал Сергей Есенин. Несколькими годами ранее поэт пользовался покровительством властей, смотревших сквозь пальцы на его дебоши и даже предпринимавших — по линии ОГПУ — меры для его лечения. «Мы решили, что единственное еще остающееся средство заставить его лечиться — это Вы, — обращался член ЦК X. Г. Раковский к Ф. Э. Дзержинскому в октябре 1925 года. — Пригласите его к себе, проберите хорошенько и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать». Но уже через год после смерти поэта началась кампания по «развенчанию Есенина»; а после публикации «Злых заметок» Н. И. Бухарина он был объявлен главным «певцом хулиганства» в СССР{51}.

Основным делом советских трезвенников стала подготовка антиалкогольного закона. Его проект предполагал предоставить право районным советам крупных городов, горсоветам прочих городов и советам поселений городского типа закрывать всякое место продажи водки и вина, «если они признают это необходимым по культурно-общественным соображениям, или если об этом будут ходатайствовать рабочие предприятий». Так возрождалась опробованная на практике в 1914—1915 годах идея участия общественности в разработке и проведении в жизнь социальной политики.

Однако у руководства движением стояли наиболее радикальные сторонники полной трезвости; во всяком случае, имевшие место попытки агитации на тему «Как нужно культурно выпивать» обществом пресекались как идейно вредные. Разработчики антиалкогольного проекта уже считали вполне возможным «в генеральном пятнадцатилетнем плане хозяйства предусмотреть полное прекращение в десятилетний срок в СССР производства и продажи водки, водочных изделий и пива». Эта маниловщина, отчасти простительная для энтузиастов-трезвенников 20-х годов, еще аукнется при проведении печально известной горбачевской кампании. Предлагался также набор административных мер: воспрещение импорта вина, открытия новых мест торговли спиртным, его рекламы и продажи «во всех курортных местностях СССР, клубах, буфетах всех общественных учреждений» и лицам моложе 17 лет{52}.

Многие из этих рекомендаций вошли в принятые в 1929 году постановления Совнаркома РСФСР «О мерах по ограничению торговли спиртными напитками» и «О мерах по осуществлению борьбы с алкоголизмом». Первое запрещало открытие новых винных магазинов в городах и рабочих поселках, торговлю спиртным в предпраздничные, праздничные и выходные дни, в период выдачи зарплаты и проведения наборов в Красную армию. Не допускались торговля вином в общественных местах, продажа его несовершеннолетним и любая алкогольная реклама. Другое постановление требовало создания сети противоалкогольных диспансеров, ежегодного сокращения производства водки и крепких спиртных напитков в пользу роста продажи безалкогольных напитков и спортинвентаря и развития общественного питания{53}.

Начало кампании было лихим. В конце 1928 года в Москве был открыт первый вытрезвитель, где задержанные находились не более 24 часов. С рабочих, крестьян, служащих, инвалидов, кустарей и красноармейцев за обслуживание брали по два рубля, а с прочих граждан (нэпманов, творческих работников) — по пять. Медицинский персонал мог поставить доставленному в вытрезвитель один из четырех диагнозов: «Совершенно трезв. Легкое опьянение. Полное опьянение с возбуждением. Бесчувственное опьянение». При этом всерьез обсуждался вопрос, что делать с отобранными у пьяных спиртными напитками. Решение оказалось неожиданно гуманным: в марте 1932 года циркуляр Главного управления милиции при Совнаркоме РСФСР определил, что «указанные спиртные напитки подлежат возврату их владельцам по вытрезвлении».

В стране прошли сотни массовых противоалкогольных демонстраций. Совместно с Госиздатом общество организовало беспроигрышную книжную лотерею; тираж проходил под девизом «Книга вместо водки!». Активисты движения следили за соблюдением антиалкогольного законодательства, в чем им помогало принятое в апреле 1929 года постановление «О мерах борьбы с шинкарством». Они проводили рейды по борьбе с подпольными торговцами, организовывали антиалкогольные выставки в Москве (в Центральном парке культуры и отдыха, Третьяковской галерее) и других городах. Началось гонение на пивную эстраду — до полной победы: последним днем выступлений эстрадных артистов в пивных было назначено 15 марта, а для оркестрантов — 1 мая 1930 года.

Ячейки ОБСА на предприятиях выпускали листовки с фотографиями пьяниц и прогульщиков, карикатурами и соответствующим текстом; устраивали производственные суды, выставки бракованных изделий, выпускаемых пьяницами. Объявляли конкурсы на звание «непьющее предприятие», «непьющий цех» или «лучший трезвый рабочий». Самые сознательные граждане в первых советских общежитиях-коммунах заключали «соцдоговоры»: «Мы обязуемся соблюдать чистоту в бараке, не допускать шума во время отдыха, ликвидировать пьянку, изжить матерщину — вызываем на это рабочих всех остальных бараков»{54}.

Устраивались «антиалкогольные киноэкспедиции» и поездки на «антиалкогольных грузовиках» с яркими лозунгами и проведением импровизированных митингов. Появились и первые фильмы на эту тему: «Танька-трактирщица», «За ваше здоровье». О художественных достоинствах этой продукции можно судить по рекламе тех лет (о фильме «Косая линия»): «Рабочий Власов, поддаваясь плохому влиянию товарищей, начинает пьянствовать, плохо работает, проводит все свое свободное время в трактире "Утюг". Он спивается окончательно и его увольняют от службы. Жена Власова, в противовес мужу, принимает активное участие в общественной и клубной работе, организует жен рабочих на борьбу с трактиром, и при содействии клуба им удается трактир закрыть и организовать образцовую чайную. Плохо налаженная работа клуба оживается, и клубу удается втянуть в свои ряды даже бывших прогульщиков. Власов погибает, сорвавшись в пьяном виде с подъемного крана»{55}.

В учреждениях в ту пору можно было встретить чествование «годовщины трезвой жизни» сослуживцев или торжественные «похороны пьянства», совершенно в духе «похорон бюрократизма» из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова. Несколько месяцев 1929 года держалась в московской «Рабочей газете» полоса «Я бросил пить! Кто следующий?» с публикацией имен объявившихся трезвенников. Там же 31 мая 1929 года появилось сообщение о том, как 200 рабочих — «потомственных пьяниц» отпраздновали в городе Орехове годовщину своей трезвой жизни.

Общество издавало научную и пропагандистскую литературу, плакаты, листовки. На страницах журнала «Трезвость и культура» (с 1930 года выходил под названием «Культура и быт») публиковались статьи о влиянии алкоголя на организм, статистические данные о потреблении спиртного, критические материалы о нарушениях антиалкогольного законодательства, отчеты о слетах и «бытовых конференциях» по борьбе с пьянством»; пропагандировался опыт организации трезвого досуга. Материал подавался броско, хотя и в строго классовом духе: «исторические корни» российского пьянства возводились к библейскому Ною, Христу и «первому русскому пьянице» князю Владимиру.

Ударная роль в движении за трезвый образ жизни отводилась комсомолу, VIII съезд которого призвал своих членов к борьбе «на баррикадах быта — против старья, плесени, предрассудков». Комсомольцы со свойственным эпохе и возрасту максимализмом включились в объявленный в 1928 году «Всесоюзный культпоход». Их начинание было поддержано высшим партийным руководством: сам Н. И. Бухарин — тогда еще член Политбюро ЦК ВКП(б) — дал московским комсомольцам письменное обязательство бросить курить{56}.

Комсомольские антиалкогольные группы и отряды проводили санитарные рейды, организовывавшие общественные суды и «живые газеты». В Ленинграде, Саратове, Днепропетровске, Твери, Пскове и других городах открывались «культурные чайные» и столовые, где дежурили молодые активисты ОБСА и можно было послушать радио или граммофон, сыграть в шахматы или посмотреть небольшую художественную выставку. Проводились агитсуды над злоупотреблявшими спиртным, практиковались систематические отчеты комсомольцев о своем поведении, устраивались «бытовые конференции пьющих девушек» и сатирические конкурсы на «лучшего» пьяницу и матерщинника{57}.