Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств) - Александр Юрьевич Сегень

разрешаю вам больше не пить. А по поводу того, осуждаю ли я самого себя или оправдываю… Можем как-нибудь потом поговорить. Не сейчас. Сейчас хочется узнать, какую фильму вы для меня нынче привезли особую.

— Если позволите, товарищ Сталин, американскую. Вы ведь любите хорошие голливудские.

— Если только хорошие.

— «Мистер Дидс переезжает в город». Пять лет назад удостоена премии Оскар. Будете смотреть?

— Доверяю вашему безукоризненному вкусу, Александр Сергеевич, — благосклонно махнула дымящаяся трубка.

Поначалу главный зритель недоумевал, почему такой выбор. Вроде бы рядовая американская фильма, хотя сюжет развивается стремительно, да и главный герой Дидс в исполнении Гэри Купера весьма хорош. Он увлекся, а главное, смог отвлечься от тяжелейших дум. Суд над Дидсом смотрел не отрываясь, забыв и про вино, и даже про трубку. Досмотрев до конца, позвал к себе Ганьшина, снова угостил вином, раскурил трубку и долго молчал, прежде чем сказать с усмешкой:

— Кажется, я понял, что вы хотели мне показать. Дидс на суде уже был на грани полного провала. Но вдруг за десять минут до конца — чудесная и радостная развязка. И все враги повержены. И даже девушка к нему вернулась, и он распахнул ей свои объятья. Мол, точно так же будет у нас здесь и сейчас. Так?

— Вы все правильно поняли, товарищ Сталин, — радостно улыбнулся Ганьшин.

— А этот Дидс, он славный, — пыхнула трубка. — На нашего артиста Черкасова похож. Как его? Купер?

— Гэри Купер.

— Гляньте, опять металл. Ведь «купер» это, если не ошибаюсь, по-английски «медь»?

— Медь, так и есть.

— Я — Сталин, он — Медин. Спасибо, Александр Сергеевич. Вы меня сегодня очень поддержали. Психологически.

Сталин вдруг наклонился и долго разглядывал сапоги киномеханика. Потом выпрямился и закрыл глаза. Молчал. Как бы нехотя заговорил:

— А вы видели листовки с моим сыном Яковом?

— Видел, товарищ Сталин, — признался Ганьшин. — Их во время последнего налета щедро разбросали по Москве фрицы.

— И что вы по этому поводу думаете?

— Во-первых, они набросали много и других, где говорится, что вы уже бежали в Самару, а вы здесь, в Кремле. А во-вторых, многое очень странно.

— Что, например?

— Ваш сын попал в плен еще в июле, так? У фрицев сильная пропагандистская машина. Они непременно бы организовали встречу Якова с Гитлером и наврали, что он принес присягу. Фюреру. И фотографий было бы очень много. А у них, как видно, не так много фотографий Якова. А более всего странно иное. Фрицы давно бы уже сняли Якова на кинопленку и распространили повсюду. Почему они этого до сих пор не сделали?

— Это вы очень точно подметили, Александр Сергеевич, — оживился Сталин. — Молодец вы! Они действительно сделали бы целую фильму о сыне Сталина в плену. А коли они этого не сделали, следует вывод: либо Яков пропал без вести и ни в каком немецком плену не был, либо погиб. Как вы считаете?

Ганьшин в ответ только глубоко вздохнул.

— Я, значит, уже в Самаре… — произнес Сталин. — Смешно! А вы знаете, почему немцев называют фрицами?

— Нет, не знаю.

— Наступление на СССР идет по плану «Барбаросса». А рыжебородого немецкого короля и военачальника Барбароссу звали Фридрих. Сокращенно Фриц. И немцы сами же стали называть фрицами всех, кто отправляется на войну против нас.

— Вот оно как!

— Да. Но, кстати, немцы очень странные, если назвали план покорения Советского Союза именем Барбароссы. Как военачальник он был силен, но неудачлив. Несколько раз доходил до Рима и сразу же с позором бежал оттуда восвояси. Так же может получиться и нынче, дойдут до Москвы, и — каюк! Да и гибель этого Фридриха выглядит смехотворной. Сей государь облачил своих рыцарей в гораздо более тяжелые доспехи, чем прежде. И сам носил тяжелые латы. Отправившись в крестовый поход, он свалился с коня и упал в реку, глубина которой была по пупок, но тяжелые доспехи утянули дурака на дно, и он захлебнулся.

— Хорошо бы и план «Барбаросса» ждала такая же учесть, как того, чье имя он носит, — мечтательно произнес Ганьшин, а Сталин снова погрузился в глубокое затяжное молчание. И ночь стояла глубокая.

— Иосиф Виссарионович, — осмелился нарушить молчание Хозяина Ганьшин, — я там еще привез…

— На сегодня хватит фильмов, — устало махнул рукой главный зритель. — А вот интересно, почему мне ни разу не показывали эту фильму, про Дидса?

— Этого я не могу знать, товарищ Сталин.

— А я знаю. Мне, наверное, много хороших картин не показывали. Чтобы я думал, что у нас больше хорошего кино, чем у них. Александр Сергеевич, я вам особо доверяю. Берите из хранилища те фильмы, которые считаете нужным мне показать. Хранилище в Белых Столбах?

— Да, но товарищ Большаков уже распорядился об эвакуации фонда в Казань.

— Немец там далеко еще?

— Далеко, километрах в ста пятидесяти, полагаю, — пожал плечами Ганьшин. — Я, с вашего позволения, отберу сколько-то картин и перевезу их сюда. Штук сто.

— Действуйте, щиравот Нишнаг.

— Слушаюсь, щиравот Нилатс!

Письмо М. И. Ромма И. В. Сталину о нетерпимом отношении руководства Комитета по делам кинематографии при СНК СССР к известным режиссерам кино. 8 января 1943

Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф М. И. Ромма. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 125. Д. 213. Л. 1, 3]

Докладная записка начальника Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александрова в Секретариат ЦК ВКП(б) о тематическом плане производства документальных и художественных фильмах. 4 февраля 1943

Подлинник. Машинописный текст. Подписи — автографы Г. Ф. Александрова и Т. М. Зуевой. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 117. Д. 340. Л. 60–61]

Глава девятнадцатая. Сталин в роли Сталина

Странная киносъемка проходила в конце ноября 1941 года в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Сюда, под высоченные белоснежные своды, изукрашенные разнообразной резьбой, втащили не что-нибудь, а сам Мавзолей Ленина! Зачем? Почему? По какому нелепому распоряжению?

Успокойтесь, это не Мавзолей, а лишь искусная имитация его верхней трибуны, на которой во время парадов издавна стоят вожди во главе со Сталиным. Но сегодня он стоит здесь один, в шинели и фуражке, а на него нацелены камеры и микрофоны; еще немного, и начнется съемка.

— Пар! — вдруг кричит режиссер. — Пар нужен! Иначе скажут: халтура, в помещении снимали.

— Откройте все окна, — тотчас распорядился Власик, больше всех переживающий за успех сегодняшнего мероприятия. Почему больше всех? Да потому, что это он забыл распорядиться о немедленной доставке киношников на Красную площадь двадцать дней назад, когда состоялся уже знаменитый на весь мир парад в