Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В итоге наше пристальное внимание к египтянке только растет: исчезнув, она стала еще легендарнее. Белые пятна в ее истории не дают рассеяться магии. Она продолжает нас тревожить. И сегодня мы слышим отголоски ее судьбы. Через две тысячи лет после того, как она угрожала Октавиану весьма дорогим пожаром, ничто не захватывает человечество так сильно, как огромная удача и ужасная катастрофа. Мы сегодня все так же сражаемся в битве Востока с Западом, все так же мечемся между потаканием своим желаниям и сдержанностью, как когда-то Цицерон. Секс и власть пылают все так же ярко. Амбиции, достижения и власть женщин беспокоят нас так же, как в свое время римлян, для которых Клеопатра была больше чудовищем, чем красавицей, но совершенно точно – немного и тем и другим.
Две тысячи лет черного пиара и шедевров литературы, кинематографа и оперы не могут скрыть факта: Клеопатра была чрезвычайно сильной царицей, в экстренных ситуациях осторожной и хитрой, иногда приспособленкой, стратегом высшего уровня. Ее карьера началась с одного дерзкого акта неповиновения и закончилась другим. «Кто из женщин, кто из всех древних мужчин был так же велик?» – вопрошает неизвестный автор сохранившейся лишь фрагментами латинской поэмы, отводящей ей главную роль на античной сцене [125]. Смело, грубо, зримо она явилась в мировой политике и повлияла на ход истории. Она убедила народ Египта, что сумерки – это рассвет, и всеми силами этот рассвет приближала. В отчаянной ситуации неистово импровизировала, потом снова импровизировала – кое-кто так определяет гения. Блеск и величие были в ее истории задолго до того, как к ней прикоснулись Октавиан и Шекспир. Ее присутствие возбуждало. Прежде чем вдохновить Плутарха на длинные лирические отступления, она проделала то же самое с его соотечественниками. С первого и до последнего ее появления нас поражает ее умение продумывать сцену и расставлять декорации. До самого конца она оставалась режиссером своей жизни, проницательная, горячая, непостижимо богатая, избалованная и при этом амбициозная.
Взрослая Клеопатра почти не встречала людей, которых считала себе ровней. Римлянам она казалась упрямым, свирепым исключением из каждого правила. До сих пор ее практически не с кем сравнить: предшественников много, преемников – единицы. Вместе с ней, можно сказать, закончилась эпоха императриц. За две тысячи лет можно найти всего пару женщин, обладавших неограниченной властью над таким огромным царством. Клеопатра остается едва ли не единственной за мужским покерным столом, у кого на руках одновременно очень хорошие и очень плохие карты. То отличный кон, то отвратительный. Невозможно вообразить, что она чувствовала летом 30 года до н. э., когда к ее стране приближался Октавиан и становилось все отчетливее понятно, что больше не будет резких поворотов колеса Фортуны, не будет фантастических спасений, что и она, и Египет на этот раз очевидно проиграли. Страх и гнев, должно быть, обуяли Клеопатру, понявшую, что ей суждено стать «погубительницей Египта», как выразился хроникер III века н. э. [126]. И ничто не могло облегчить боль от такой масштабной потери, даже маячившая впереди чудесная загробная жизнь. Если допустить, что она в нее верила.
Благодарности
«Я постарался максимально объективно свести воедино все свидетельства по делу, и результат, похоже, таков: мир должен постоянно колебаться в состоянии неопределенности, потому что непонятно, что считать правдой», – заключает Босуэлл в разговоре о Ричарде Сэвидже, чем очень обнадеживает поколения биографов. Некоторые ученые существенно уменьшили амплитуду эллинистических колебаний и ответили на массу вопросов – от элементарных до абсурдных и до безответных. Я благодарна за время, мудрость и терпеливое благодушие Роджеру С. Багналлу, Мэри Бирд, Лариссе Бонфанте, покойному Лайонелу Кассону, Мостафе Эль-Аббади, Брюсу У. Фрайеру, Норме Голдман, Моне Хаггаг, Олафу Каперу, Эндрю Мэдоузу, Уильяму М. Марри, Дэвиду О’Коннору, Саре Б. Померой, Джону Свонсону, Дороти Дж. Томпсон и Бранко ван Оппену. Отдельное спасибо Роджеру Багналлу за внимательное чтение рукописи: любые оставшиеся неточности – на моей совести.
За помощь с Александрией и в Александрии я обязана: Терри Гарсии, Жан-Клоду Голвину, Нимету Хабачи, Уалле Хафез, Моне Хаггаг, Захи Хавасс, Кейт Хьюз, Хишаму Хусейну, Уильяму Ла Рише, Мохамеду Абдель Максуду, Магде Салех и Мэрион Вуд. Джек А. Джозефсон, Шелби Уайт и Рик Уитшонке из Американского нумизматического общества любезно помогали мне определить местоположение или опознать изображения.
С удовольствием, наконец, выражаю восхищение неподражаемому издателю Майклу Пиетшу и его коллегам в Little, Brown and Company. Они устанавливали золотой стандарт на каждом этапе работы. В частности, благодарю Марио Пулиса, Ванессу Керен, Лиз Гарригу, Трейси Уильямс, Хизер Фэйн, Хизер Риццо и Бетси Уриг. Джейн Яффе Кемп читала эти страницы бдительно и редактировала безжалостно. Для меня было честью работать с Эриком Симоноффом, увлеченность которого этим проектом иногда превосходила мою собственную. В William Morris благодарю также Джессику Элмон – за то, что присматривала и за книгой, и за автором.
За помощь в исследованиях и переводах выражаю признательность Карине Аттар, Мэтью Дж. Бойлану, Раффаэлле Крибиоре, Кейт Далоз, Себастьяну Хиту, Ингер Куин, неутомимому Тому Пучняку и Клаудии Радер. Брэнди Тамбаско из Библиотеки Нью-Йоркского общества творила свои обычные чудеса межбиблиотечного обмена. Еще я очень благодарна служащим Библиотеки Резерфорда в Университете Альберты и Нью-Йоркской публичной библиотеке – это такой же памятник цивилизации, каким когда-то была Александрийская библиотека.
За ценным советом, добрым словом и кофеином я обращалась ко множеству снисходительных друзей, особенно активно – к Венди Белцберг, Лис Бенсли, Алекс Майес Бирнбаум, Джуди Кассон, Байрону Добеллу, Анне Айзенберг, Бените и Колину Айслер, Эллен Фелдман, Патти Фостер, Гарри Франкфурту, Аззе Карарах, Митчу Кацу, Суаду Криске, Кармен Марино, Мамеве и Говарду Медведам, Хелен Розенталь, Андрее Версени, Мег Уолицер и Штраусу Зелнику. Элинор Липман остается моим самым взыскательным, щедрым и внятно излагающим первым читателем. Она придала глубину и этим страницам, и жизни автора. Без нее я бы потерялась.
За настоящие чудеса – в числе которых умение извлечь карандаш из воздуха, сравнить валюты двухтысячелетней давности, нырнуть в александрийскую гавань и равноправно делить одну жилплощадь с автором – я в неоплатном долгу у Марка де Ла Брюйера. С ним последняя строчка делается самой легкой, а без него ни одной строчки вообще не было бы написано.
