Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Поздней весной в Чамон Дареке уцелевшие воины из отряда Азитзина, которые отбили его тело, прежде чем отступить с поля боя, прощались со своим вождем.

Они положили тело зара на сакральный холм и разложили вокруг него его оружие и доспехи. Барлас положил рядом с Азитзином целый, неповрежденный лук.

Неустрашимая Лошадь-Карла-Азитзина стояла на страже рядом. Ее круп водрузили на свежевыструганные колья. Зажгли погребальный костер. Хзаер выдул из своего рога долгую прощальную ноту, и Эфгул завопил, обращаясь к небесам:

— Азитзин!

Сошли снега. Война охватила весь мир. В области весна вступила в свои права. Над степью в потеплевшем воздухе кружили тучи мошкары. Рота остановилась в станице Олкан. Всадники смерти зализывали раны и восстанавливали силы.

Вот уже несколько дней Герлах маялся и не мог найти себе места. Его влекло куда-то, но куда, он сам не мог понять.

Как-то на закате дня Герлах стоял во дворе станицы и смотрел на краснеющее над степью небо. И вот тогда он увидел облако, которое было похоже на ягненка, сосущего молоко у матери. Герлах понял — пришло его время. Это облако прошло по кругу, и он увидел его во второй раз. Его путешествие подошло к концу.

Герлах взнуздал Саксена и приторочил к седлу свои пожитки. Вейжа и Витали понимали, что происходит, но не протестовали. Они помогли ему надеть доспехи. Герлах передал знамя роты Кубеху.

— Присматривайте за ним хорошо, — сказал он, выехал за ворота и поскакал в степь.

Сгущались сумерки. За спиной Герлаха Витали и Вейжа, которые остались стоять в воротах станицы, вдруг начали выкрикивать его имя, словно вдруг решили вернуть его обратно.

— Вебла! — кричали они. — Вебла, яха! — снова и снова неслось над степью.

Герлах ни разу не обернулся. Он скакал до тех пор, пока не наступила ночь, а зовущие его голоса не растворились в бескрайней степи.

Дэн Абнетт

Клинки Империи

Не переведено.

Дэн Абнетт

Ший-зар

Забрезжил рассвет в конце зимы. Розовато-лиловая хмурь окрасила небеса, разорванные приближающимся с востока светом нового дня, и двойная луна, похожая на два освещённых пожарами костяных диска, тонула в этом рассвете, уступая место солнцу. «Рассвет — такой же, как и любой другой, — подумал Картхос. — Холодный и неумолимый рассвет». Однако его колдун сказал, что не в этот раз. Это был благоприятный рассвет. Особое время. Время для возвещения грядущего.

Проникшись долгом, Картос рано разбудил парней, сбрасывая ногой укрывавшие их шкуры и громко называя по именам. Угрюмо они поднялись и увидели костёр, что обратился в раскалённые угли к концу ночи. Картхос глотнул бодрящего пойла, приятно согревшего его нутро. Боевые браслеты на его могучих руках были холодны, словно лёд, и обжигали кожу своим прикосновением.

— Что он делает? — спросил Одек. Колдун расположился на возвышенности, с которой открывался вид на лагерь, и медленно ходил кругами вокруг козла, которого привёз с собой из Кхердхега. При этом он что-то неразборчиво бормотал. Козёл, чья обвязанная верёвкой голова лежала в углублении в земле, блеял в ответ.

— Он ходит вокруг этого козла, — сказал Картхос, — и говорит с ним.

Одек усмехнулся.

— О, да благословят боги твои глаза, теперь я вижу, — ответил он. За те девять сезонов, что Одек следовал за заром, он уже успел привыкнуть к флегматичному чувству юмора своего повелителя и его неизменной сухости, и это было одной из причин его верности, так же как и боевое умение зара. Он знал, что многие кургане, что следовали за заром, делали это из страха и повинности, он же шёл за Картхосом из-за уважения и их схожести между собой. Это были отношения, которые максимально близки были к тому, чтобы назвать их дружбой, ну или, по крайней мере, очень близко к тому, что можно было так назвать на мрачном Севере.

— Мне интересно…зачем?

— Я понимаю, что именно тебя интересует, — кивнул Картхос.

— Так…зачем?

Зар Картхос обернулся к своему заместителю.

— Колдун рассказал мне, что это особое время. Заход луны.

— Луны заходят каждый день.

— Действительно. Но это — день среди дней. Одна луна садится, затем само солнце всходит прежде, чем вторая луна может уйти на покой за диском мира.

— Это он тебе сказал?

— Это говорит он, и я не сомневаюсь в истинности его слов. Это делает данное время священным. Свет солнца, говорил он мне, дайте ему побыть между лунами в этот редкий день. Ответы нужно читать там.

— Включая тот, который нужен нам?

— Я надеюсь на это, — ответил зар.

Возбуждённые тем, что должно было произойти, все десять мужчин выбрались из шатра. Корос Кир — знаменосец, Беренг — трубящий в рог, Тнаш — зовущийся Волком, Одагидор, Лок Длинный окорок, Олкор и его брат Олкмар, Гвул Гехар, Збец Красное оперение и Ффорнеш Мечтатель. Одетые в меха, в плащах, накинутых на могучие плечи, они стояли рядом с потрескивающим огнём и смотрели на шамана и его обряд.

Одна из лун ушла за горизонт, её поворачивающийся диск приобретал цвет то светлой слоновой кости, то дымчатого серебра, постепенно опускаясь в туманную дымку, пока вовсе не скрылся с глаз. И в этот момент полоса пламени зажгла горизонт, и взошло солнце, тяжёлое и медно-красное, как будто не до конца раскалившийся кузнечный горн.

Все в отряде знали, что это значит. Это было время Тчара. Время перемен. С холма колдун, голову которого словно нимбом окутывал свет луны, поманил Картхоса, и зар поспешил вверх по склону.

Колдуна звали Югдран Югра. Он был самым старым человеком из всех, кого знал Картхос. Его конечности высохли, а кожа покрылась морщинами от старости. Он был колдуном ещё отца Картхоса, в те времена, когда его отец был заром.

— Возьми нож, — сказал Югдран Югра. Он протягивал нож из заточенного лунного камня вместо обычного серебряного кинжала.

— Куда я должен ударить, — спросил Картхос. Козёл снова заблеял, на этот раз ещё более громко и пронзительно чем ранее.

Югдран Югра ущипнул себя за вялый подбородок, и на мгновение Картхос подумал, что старик хочет, чтобы зар забил своего колдуна.

— В горло, мой зар. В горло, — ответил колдун.

Картхос сделал, как было велено. Козёл прекратил свои вопли. Югдран Югра смешал измельчённую в порошок траву с мелом, и когда выплеснулась горячая кровь, парящая на морозном воздухе, он подбежал и плеснул её на белые стебли.

— Хорошо, хорошо, — сказал колдун, забирая нож. Он нагнулся, чтобы прочитать волю богов.