Звучит повсюду голос мой - Азиза Джафарзаде

Я уже заканчивал свое письмо, как получил твое. Что можно сделать, брат? Сейчас у нас нет другого выбора, кроме как надеяться на карманы великодушных людей.

Я подружился здесь с человеком, которого выслали из России, из самого Петербурга. Он рассказывает удивительные вещи! "Можно надеяться на то, что придет время, когда школы и дело просвещения не будут нуждаться в жертвователях, само государство будет содержать их!" - говорит он. Кто знает!..

Передай от меня привет Минасолтан и моей невестке Джейран.

С постоянным почтением.

Твой брат Т а р л а н.

Да, дорогой Ага! Сюда только сейчас дошла дурная весть о том, что Исмаил убил своего младшего брата Мухаммеда. Точно ли это? Я никак не мог поверить, потому что знал Исмаила с детства. Это кроткий и тихий человек, что могло толкнуть его на преступление?

Ага Самед говорит, что город, где такие, как Алыш, становятся "Мешади" и приобретают влияние, где брат убивает брата, должен разрушиться. Он все больше раскАйвается в совершенных им ранее преступлениях и говорит, что стыд не позволяет ему смотреть людям в глаза, что только помощь несчастным и бедным позволит ему жить дальше.

А теперь самое главное, Ага, теперь я обращаюсь к тебе с просьбой!

Я убежден, что ты поймешь меня, дорогой друг, и станешь на мою сторону... Я уже писал тебе, что любовь к Соне будет вечно жива в моем сердце и не даст мне ни полюбить кого-нибудь, ни жениться! Будет справедливо, если я возьму на себя заботы о ребенке моей любимой, которая на правах моей племянницы будет единственной моей наследницей. Я хочу помочь ей получить образование, хочу сделать ее счастливой в соответствии с моими взглядами и требованиями времени.

Дорогой брат! Прошу тебя каким-нибудь образом переправить девочку ко мне. Может быть, с одним из надежных купцов, едущим торговать в наши края. Или же привези ее в Баку и посади на судно, которое отправляется в Новый город на другом берегу моря, куда я и приеду за ней из Ашхабада. Любой путь, выбранный тобой, я сочту лучшим. Здесь есть преподавательницы, которые берутся выучить девочку необходимому курсу на русском языке. Я постараюсь выучить дочь моей Соны так, как бы это сделала сама ее мать, если бы могла! Я постараюсь, чтобы из девочки получилась учительница - первая в Ширване. Это будет моим подарком родине.

Если ты выполнишь мою просьбу, я буду обязан тебе до конца моих дней.

Хочу сообщить тебе, что по твоему совету я подписался на газету "Пахарь", мне ее пересылает один из бакинских купцов. Я был счастлив прочитать в одном из номеров твое стихотворение. Да принесет аллах силу твоему перу, свет твоим глазам. Теперь ты - опора для тех, кто думает о счастье своего народа, брат мой! Будь здоров и счастлив, аллах милостив! Радуй нас добрыми вестями о себе.

Твой брат Т а р л а н.

Ашхабад. Двенадцатое число... месяца... года".

Ужин был уже готов, но время прекращения поста еще не наступило. Джейран не находила себе места, старалась подальше обходить накрытую скатерть, азан все не начинался.

"Ах, Джейран, Джейран!" - сердце Сеида Азима сжималось от жалости. Он поднялся и выглянул в окно:

- Наверно, уже пора?

Тупая боль в желудке не прекращалась, но Джейран была неумолима:

- Нет, подождем, еще азан не начинался... От кого письмо, Ага?

Сеид Азим понял уловку жены отвлечь его внимание и улыбнулся:

- Из Ашхабада, от ага Тарлана... Джейран, как Гаратель? Не устаешь ты от лишнего человека в доме?

- Что ты! Только бедная девочка очень тоскует, все плачет о матери... Никак не могу успокоить ее.

Сеид Азим решил, что сейчас самое подходящее время сказать о просьбе Тарлана, только следует сделать так, чтобы ни Джейран, ни Минасолтан не обиделись.

- Оказывается, у Гаратель есть дядя... Узнав о смерти Соны и о том, что девочка после ее смерти осталась у нас, он написал мне письмо, в котором просит отправить девочку к нему. Ты постепенно подготовь ее к мысли, что лучше будет для нее переехать на жительство к дяде... И маме постарайся объяснить...

- Как жалко, Ага! А может быть, ей лучше остаться у нас?

- Нет, Джейран, у каждой птицы свое гнездо! Раз дядя изъявил желание забрать ее, мы не имеем права задерживать ее у себя. И потом, подумай сама, там она не будет стесняться, считая, что живет у своих... Да и дядя хочет сделать ее наследницей, своих детей у него нет...

- Ах, вот как?

Их беседу прервал чистый громкий голос Кебле Мурвата: "Нет бога, кроме аллаха!.. Идите к лучшему из дел... Аллах велик!"

С плеч будто упал тяжелый груз, никогда еще поэт не ждал этого крика с таким нетерпением.

- Ну давай скорее! - сказал он торопливо и быстро подсел к скатерти. Он протянул жене блюдечко с финиками и пиалу с родниковой водой.

Ласковая забота мужа, торопливость, с которой он желал поскорее закончить ее мучения, вызвали слезы на глазах Джейран, жаркая волна горячей признательности и любви покорила все ее существо. Она откусила кусочек сушеного финика и запила глотком воды...

- Джейран! Почему ты меня не слушаешь?

Женщина опустила глаза. Она ела с трудом, словно училась есть заново. Проглотив, она спросила:

- О чем ты?

- Ты сама прекрасно понимаешь, о чем... Тебе нельзя поститься! Поверь мне... Прежде всего потому, что ты кормишь грудью ребенка. Ты даже не представляешь, какой грех берешь на душу: ребенку достается меньше молока, потому что ты голодаешь. Да и себя ты изводишь этим изуверским постом, ты очень ослабела. Это больший грех, чем не поститься; ведь в коране сказано, что от поста освобождаются больные, кормящие грудью и путешествующие, словом, все те, для кого требуется большая затрата сил. Джейран! Поверь мне!

- Я тебе верю, Ага, но... я не могу есть в пост, боюсь... И без того о нас говорят такое... Узнают, что я не пощусь...

Больше, чем голод, Джейран угнетало сознание того, что о ее муже ходят недобрые слухи, ее страдания нельзя было ни с чем сравнить. До этой минуты Сеиду Азиму казалось, что изнуренность Джейран, постоянная тоска в глазах связаны с голодом, теперь же что-то необъяснимое во взгляде жены заставило его насторожиться. С необычайной теплотой в голосе он спросил:

- Джейран, родная моя, что случилось? Что за горе ты прячешь в своем сердце?

Ах, если бы всегда голос Аги был таким ласковым!... Ах, если бы чаще слышать эти нежные нотки в его голосе!... Чего бы она не отдала за это! Она боялась за свою любовь, за свою семью... Можно сказать Are о слухах, которые доходят до нее? Сплетни ли это? Она не знала, как приступить к разговору, который давно рвался с языка. Сколько дней она искала повода для беседы, случая остаться с ним наедине... Он целыми днями в школе, пишет до полуночи, часто засыпает с первыми петухами... Его часто не бывает в городе, он много ездит... При Минасолтан ей не хочется затевать тяжелый для всех разговор. Такого случая, как сегодня, может, скоро не представится. Уже давно Гаратель отговорила свои сказки и уложила детей спать и сама улеглась в постель. И младенца Джейран успела покормить грудью перед сном... Она снова посетовала на судьбу, что Ага дал такое имя ребенку...

Жизнь в квартале давно замерла. Скоро вернется от Мешади Ганбара Минасолтан, и снова она промолчала... Но Сеид Азим сам пошел навстречу разговору:

- Иди ко мне, Джейран! - Он лег на сложенное вдвое стеганное шерстью одеяло, усадил жену рядом и положил голову ей на колени. Ее лицо залилось краской, будто это была их первая брачная ночь. - Расскажи мне, родная, что тебя гложет... В чем дело?

Джейран положила руку на голову мужа и начала поглаживать волосы на висках. Он губами поймал ладонь, потом прижал руку жены к щеке:

- Ну, начинай!

Джейран заговорила... По мере того как Джейран выговаривала то, что скопилось у нее на сердце, что горькими уколами ранило ее душу, у Сеида Азима горестно сжимались губы... Он не мог видеть страдания Джейран. Как успокоить ее? Ведь она кормит ребенка, молоко будет горьким, если душа матери скорбит... Он повернулся лицом к коленям жены и прижался, схватив руки Джейран, покрыл их страстными поцелуями, в которых смешалось раскаяние и любовь...

- Джейран, дорогая! Разве моя жизнь не проходит перед твоими глазами? Видела ли ты меня пьяным или навеселе? К чему скрывать? В молодости это случалось... Но с тех пор, как я понял, чему я обязан посвятить свою жизнь, я полностью освободился от желания взбодриться напитками... Что же касается того, о чем ты говоришь... Ты сама знаешь, я человек, влюбленный в красоту, в любое ее проявление... В красоту поэзии и музыки, в красоту прекрасного танца и старинной книги... Я ищу прекрасное в человеке, в природе, разве ты этого не знаешь, дорогая, родная моя?

Джейран незаметно для себя поддавалась очарованию голоса возлюбленного и словно в полусне ответила:

- Знаю...

- Знаешь... Прекрасное заключено во всех формах жизни вселенной... В цветах и травах, в горах и ущельях, в мужчине и женщине... Разве первая улыбка младенца не доставляет такое же удовольствие и радость, как только что распустившийся бутон? Как прекрасна красота молодой женщины или изящные манеры и благородство молодого человека! Аромат рейхана, мугам или газель... Ты же знаешь это, Джейран?