Блэк. Эрминия. Корсиканские братья - Александр Дюма

— Черт возьми, мой дорогой, — отвечал ему толстяк с румяным лицом и коротко подстриженными седыми усами, — я стоял в Туре; я пробыл там два года и уверяю вас, что Тур ничем не лучше других гарнизонов.

— Вот как! но почему вы так говорите, капитан?

— Потому что я утверждаю, что по прошествии первых двух месяцев начинаешь скучать в любом из них, где бы ты ни был.

— А я все же предпочитаю Север, — вступил в разговор третий собеседник. — Там мы имеем великолепный контрабандный табак и, черт возьми, вовсе недорого.

— А Понтиви, господа! — вскричал четвертый. — Превосходное содержание, сорок пять франков в месяц.

— А каково твое мнение, Гратьен?

— Мое мнение, — отвечал Гратьен, — вот оно: чем больше я езжу, тем больше убеждаюсь, что среди всех гарнизонов, в которых мы стояли, нет ни одного, который можно было бы назвать сносным. И это невероятно укрепляет мою решимость сдержать данное самому себе обещание подать в отставку, дабы больше никогда не покидать единственный в своем роде прелестный и дивный гарнизонный город, я говорю о Париже.

— Да, — сказал Лувиль, — подобное предпочтение в самом деле понятно, когда имеешь такого отца, как твой, у которого не один миллион в кармане. И все же, я сомневаюсь, что, несмотря на все свои миллионы, на все удовольствия, что дарит нам Париж, ты забыл счастливые часы, проведенные тобою в провинциальных гарнизонах.

— Где и какие? — спросил Гратьен.

— Неблагодарный! Повсюду и всегда! да, вот, послушай, зачем же далеко ходить, разве в этом ужасном городе Шартре ты не пережил с этой малюткой Терезой самое чудесное, самое дивное из приключений, подлинное похождение Ловеласа, проказник?

— Послушай, Лувиль, — сказал заметно расстроенный Гратьен, — не будем говорить об этом… Уверяю тебя, что это воспоминание, напротив, мне весьма неприятно.

— Почему? Из-за этого старого безумца, который под тем предлогом, что ты воспользовался первым сердечным опытом молодой девушки, хотел заставить тебя, барона Гратьена д'Эльбэна, жениться на гризетке без единого су в кармане. А! этот простак был весьма забавен! Но и я тоже славно посмеялся над ним, особенно после того, как ты покинул нас и пересел к кучеру. — Но, тысяча чертей! — воскликнул Лувиль, подпрыгнув на стуле, — это он… это он собственной персоной входит сюда… А! вот мы сейчас повеселимся! Взгляните, господа, восхитительная внешность! посмотрите, с каким воинственным видом наш вольтижер Людовика XV размахивает своим зонтиком. — Эй! сударь!

— Ведите себя достойно, Лувиль, — сказал толстяк. — Не забывайте о том, что этот почтенный господин вдвойне имеет право на ваше уважение: во-первых, благодаря своему возрасту, который в два раза старше вашего, а во-вторых, благодаря красной ленте, которую он носит в своей петлице.

— Подумаешь! Крест Святого Людовика.

— Это всегда цена крови, Лувиль, и не пристало нам, солдатам, насмехаться над тем, кто его носит.

— Оставьте меня в покое, капитан! Какой-нибудь эмигрант, какой-нибудь беглец, служивший в придворных частях королевской кавалерии, который заработал себе крест, отираясь в передних. Черт возьми, я считаю, что имею полное право посмеяться над ним, и не собираюсь упускать столь драгоценную возможность.

Затем, обращаясь к де ля Гравери, который, узнав их, направлялся к их столику, Лувиль, поднявшись со стула, чтобы сделать шаг навстречу ему, продолжил:

— Несказанно рад, сударь, увидеть вас вновь. Надеюсь, что позавчерашняя ночь не повредила вашему здоровью и не омрачила ваше веселое настроение?

— Нет, сударь, — сказал шевалье с улыбкою на устах, — как видите… Если не считать некоторой ломоты, я чувствую себя великолепно.

— А! тем лучше! Тогда вы не откажетесь присоединиться к нам и поднять бокал за здоровье очаровательной Терезы, о которой мы как раз вспоминали в тот самый момент, когда вы вошли.

— Ну, конечно, сударь, — ответил шевалье, по-прежнему невозмутимо улыбаясь. — Вы мне оказываете слишком большую честь, и я не в силах вам отказать.

— Позвольте предложить вам стакан этого пунша? Он превосходен и прекрасно прогоняет черные мысли из головы и тяжесть из желудка.

— Весьма вам благодарен, мой дорогой, но как человек тихий и невоинственный, я особенно опасаюсь алкоголя.

— Быть может, он пробуждает в вас свирепость и кровожадность?

— Именно так.

— Смотри же, Гратьен, будь полюбезнее с господином шевалье, ведь, принимая во внимание вашу ленту, полагаю, что смело могу присвоить вам этот титул.

— Действительно, господин Лувиль, он принадлежит мне дважды: я шевалье по праву рождения и шевалье… по случаю.

— Ну, что же, шевалье, должен вам сказать, что ваш друг Гратьен вот уже два дня как заделался задумчивым мечтателем. Я лично предполагаю, если вы хотите знать мое мнение, что он обдумывает то предложение о женитьбе, которое вы ему сделали.

— Господин Гратьен поступил бы как нельзя лучше, задумавшись о нем, — ответил шевалье с неизменным добродушием.

— Да, — подхватил Лувиль, — но ничто сильнее не отягощает рассудок бравого молодца, чем подобные мысли. Итак, что вы предпочитаете, шевалье? Стакан лимонада, бутылочку оршада или красносмородинной? А быть может, баварского?

— Да, именно так, сударь, баварского.

— Человек! — закричал Лувиль, — баварского господину… очень горячего и очень сладкого.

Затем он вновь обратился к шевалье.

— А теперь, сударь, если только подобный вопрос не покажется вам бестактным, окажите нам честь и сообщите, что привело вас в это логово, которое зовется Голландским кабачком. Я полагаю, что вы не являетесь завсегдатаем подобных мест.

— Вы как всегда правы, сударь, и я поистине восхищаюсь меткостью вашего ума.

— Мне приятно видеть, что вы отдаете мне должное.

— Я пришел с единственной надеждой встретить господина Гратьена, которого не застал у него дома.

— А вы взяли на себя труд заехать ко мне? — удивленно спросил Гратьен.

— Да, господин барон, и это от вашего привратника я узнал, что в отличии от меня вы охотно проводите здесь свое время и слывете завсегдатаем Голландского кабачка.

— Вы в самом деле, — прервал его Лувиль, — пришли, чтобы увидеться с Гратьеном? Это доказывает, что вы не отказались от вашего плана. Ну, что же, тем лучше! Лично мне нравятся упрямые люди, и, право же, я приму вашу сторону, такую глубокую симпатию вы мне внушаете. Что же, в нашем нынешнем положении речь может идти только о брачном контракте и ни о чем другом. Ладно, давайте обсудим его условия. — Гратьен, вам первому слово, друг мой. Что вы даете? Сколько земельных угодий? Сколько в государственной ренте? Сколько облигациями железных дорог? Ценными бумагами Гара?