Избранные произведения о духе законов - Шарль Монтескье

Закон Лициния, изданный 85 лет спустя после закона двенадцати таблиц, был одним из тех временных законов, о которых говорилось выше. Он предписывал уменьшение капитала на сумму внесенных уже процентов и уплату его в три срока равными частями.

В 398 году от основания Рима трибуны Дуэлий и Менений провели закон, ограничивший размер роста до 1 процента в год. Это и был тот самый закон, который Тацит смешал с законом двенадцати таблиц,— первый закон, установивший у римлян определенный размер роста. Десять лет спустя этот рост был уменьшен вдвое, а впоследствии отменен совершенно — в 413 году от основания Рима, при консулах Кае Марции Рутилии и Квинте Сервилии, если верить свидетельству некоторых авторов, которыми пользовался Тит Ливии.

С этим законом произошло то же, что и со всеми законами, в которых законодатель впал в крайность, а именно: найдено было средство обходить его. Чтобы его утвердить, исправить и ввести в должные рамки, пришлось издать целый ряд других законов. В одних случаях оставляли законы, чтобы следовать обычаям, в других покидали обычаи, чтобы следовать законам, причем обычаи все-таки легко одерживали верх. Занимая деньги, человек встречает препятствие со стороны того самого закона, который создан для защиты его интересов, противниками этого закона оказываются и тот, кого он защищает, и тот, кого он осуждает. Претор Семпроний Азеллио, разрешивший должникам действовать согласно закону, был умерщвлен заимодавцами за то, что осмелился напомнить о неукоснительности в исполнении закона, которого не могли более переносить.

Оставляю город, чтобы бросить взгляд на провинции. Я говорил уже 13 °, что римские провинции были разорены деспотическим и жестоким правлением. Но это не все: они были разорены еще и страшным ростовщичеством.

Цицерон говорит, что саламинцы хотели сделать заем в Риме, но не могли по причине закона Габиния. Следует объяснить, что это был за закон.

После того как в Риме были запрещены займы из процентов, начались всевозможные измышления с целью обойти закон. Так как союзники и латины не были подчинены гражданскому законодательству римлян, то стали прибегать к содействию латина или союзника, который давал свое имя и принимал на себя роль кредитора. Таким образом, закон достиг только того, что подчинил заимодавцев новой формальности, но народу от этого не стало легче.

Народ начал жаловаться на этот обман, и народный трибун Марк Семпроний по распоряжению сената провел плебисцит, который распространял действие закона, воспрещающего заключение займов из процента между двумя римскими гражданами, на сделки между римским гражданином и союзником или латином.

В те времена союзниками называли народы собственно Италии до Арно и Рубикона, которые не подлежали управлению, установленному для римских провинций.

Тацит говорит, что это не пресекло новых обходов законов о росте. Если нельзя было больше ни брать, ни давать взаймы под личиной союзника, можно было легко заменить его провинциалом, дававшим свое имя для заключения сделки.

Потребовался новый закон, который прекратил бы и это злоупотребление. Габиний, создавший знаменитый закон, целью которого было устранить подкуп при подаче голосов, естественно, должен был прийти к заключению, что лучшим средством к тому было сделать затруднительными займы. Подкупы и займы были между собой тесно связаны: рост на деньги всегда увеличивался ко времени выборов, так как деньги были нужны для приобретения голосов. Очевидно, Габиниев закон распространил на провинциалов действие Сем-пронисва сенатского постановления, так как саламинцы не могли занять денег в Риме именно по причине этого закона. Брут под чужими именами дал им деньги взаймы из четырех процентов в месяц и получил на это два сенатских постановления: в первом из них было сказано, что заем этот не будет считаться обманным обходом закона и что правитель Киликии должен разбирать это дело согласно договору, изложенному в заемном документе саламинцев.

Так как займы из процентов между провинциалами и римскими гражданами были воспрещены законом Габиния, римские же граждане имели в то время в своих руках деньги всей вселенной, то приходилось соблазнять их обещанием высоких процентов, которые заставляли алчных людей забывать об опасности, грозившей отданной взаймы сумме. К тому же в Риме находились сильные люди, которых боялись сами власти и которые заставляли безмолвствовать закон, они смело давали взаймы и смело требовали очень высоких процентов. Поэтому провинции одна за другой подвергались ограблению со стороны всех, кто только пользовался влиянием в Риме, а так как всякий новый правитель, вступая в управление провинцией, издавал свой эдикт, в котором определял размер роста по произволу, то и выходило, что корыстолюбие и законодательство подавали друг другу руку.

Необходимо, чтобы дела шли своим чередом: государство погибает, если в нем все бездействуют. Были случаи, когда города, сословия, городские общества, частные лица, понуждаемые крайней необходимостью, занимали хотя бы для того, чтобы исправить опустошения, произведенные армиями, хищениями властей, лихоимством должностных лиц и дурными привычками, которые укоренялись с каждым днем, ибо никогда еще не было ни столько богатства, ни столько бедности. Сенат, обладавший исполнительной властью, по необходимости, а часто и по попустительству разрешал займы у римских граждан и издавал соответствующие сенатусконсульты. Но эти сенатусконсульты были сами опорочены законом и могли послужить для народа поводом к требованию новых таблиц. Все это, усиливая риск потери капитала, еще более увеличило размер роста. Опять повторю: людьми управляет умеренность, а не крайности.

Тот платит меньше, говорит Ульпиан, кто платит позже. Вот принцип, который руководил законодателями после разрушения римской республики.

КНИГА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

О законах в их отношении к численности населения

ГЛАВА I

О людях и животных с точки зрения продолжения рода

Рода Энеева мать, людей и бессмертных услада, О благая Венера!

…Тобою все сущие твари

Жить начинают и свет, родившися, солнечный видят. Ветры, богиня, бегут перед тобою, с твоим приближеньем Тучи уходят с небес, земля-искусница пышный Стелет цветочный ковер, улыбаются волны морские, И умиренная гладь сияет разлившимся светом. Ибо весеннего дня лишь только откроется облик, И, встрепенувшись от пут, Фавоний живительный дунет, Первыми весть о тебе и твоем появленьи, богиня, Птицы небес подают, пронзенные в сердце тобою. Следом и скот, одичав, по пастбищам носится тучным И через реки плывет, обаяньем твоим упоенный, Страстно стремясь за тобой, куда ты его увлекаешь. И, наконец, по морям, по горам и по бурным потокам, По густолиственным птиц обиталищам, долам зеленым, Всюду внедряя любовь упоительно-сладкую в сердце, Ты возбуждаешь у всех к продолжению рода желанье. Ибо одна ты в руках своих держишь кормило природы, И ничего без тебя на божественный свет не родится, Радости нет без тебя никакой и прелести в мире[132].

Самки животных обладают способностью почти постоянного размножения, но у человека образ мыслей, характер, страсти, прихоти, капризы, желание сохранить красоту, неудобства беременности и слишком многочисленного семейства ставят размножению тысячи помех.

ГЛАВА II

О браке

Естественная обязанность отца кормить своих детей послужила поводом к установлению брака, указывающего на лицо, которое должно нести эту обязанность. Народы, о которых говорит Помпоний Мела, определяли отцовство лишь на основании сходства.

У цивилизованных народов отцом считается тот, кого в силу брачного обряда законы признают за такового, потому что в нем они находят то лицо, которое ищут.

У животных эти обязанности обыкновенно настолько ограничены, что могут быть в достаточной мере выполнены одной матерью, но у человека они несравненно шире: если дети и одарены разумом, то он развивается у них лишь постепенно, поэтому недостаточно их выкормить, ими нужно еще и руководить, когда они уже могут жить, они еще не в состоянии управлять собою.

Незаконные связи мало способствуют размножению рода. Личность отца, на котором лежат естественные обязанности прокормления и воспитания детей, остается в таком случае невыясненной, мать же, на которую ложатся эти обязанности, встречает в исполнении их тысячу препятствий, как, например, стыд, угрызения совести, стеснения, свойственные ее полу, строгость законов, к тому же в большинстве случаев она не имеет и средств для этого.

Женщины, предающиеся открытой проституции, лишены удобств, требуемых для воспитания детей. Заботы по воспитанию даже несовместимы с их положением, к тому же они настолько развращены, что не могут пользоваться доверием закона.