Королева Виктория - Джин Плейди

Я умоляла лорда Рассела сделать все возможное для предотвращения войны. Я предложила выступить посредницей между двумя государствами. Бисмарк отверг это предложение чуть ли не с презрением. Какой отвратительный человек! В несчастный день пришел он к власти!

Но, помимо этих осложнений, возникли и неприятности внутри страны. Лорд Рассел сказал мне, что, по его мнению, правительство может потерпеть поражение при обсуждении недавно внесенного законопроекта. Я знала, что закон о выборах должен был быть изменен, и его обсуждение продолжалось уже давно.

— Правительство вашего величества находит, что вам лучше остаться в Виндзоре этой весной, а не ехать в Балморал, так как, если возникнет кризис, вам необходимо быть на месте.

Я отказалась. Я была более озабочена международной ситуацией, чем положением в стране.

Билль о реформе проходил обсуждение в парламентском комитете, когда вспыхнула война между Пруссией и Австрией. Почти немедленно вслед за этим лорд Рассел прислал в Балморал прошение о своей отставке.

Меня это крайне раздражило. Я написала ему, что при современном положении дел в Европе намерение министров покинуть свои посты вследствие поражения в вопросе, требовавшем уступок с обеих сторон, свидетельствовало о безответственности. Я просила его пересмотреть решение. Лорд Рассел был непоколебим. Я заявила, что его отставка была предательством, и осталась в Балморале.

Правительство возглавил лорд Дарби, и Бенджамен Дизраэли стал министром финансов и лидером палаты. Но война в Европе лишила меня сна. Я написала Алисе письмо с просьбой прислать ко мне ее детей, потому что у меня было ужасное предчувствие, что Гессен-Дармштадт не устоит против Пруссии. Я посылала белье для раненых. Поддерживать врагов Фритца было ужасно, но его врагами были моя любимая дочь и ее муж. Раздор в семье был как гражданская война — самый душераздирающий конфликт, какой можно себе представить.

Пруссаки захватили Ганновер, лишив трона бедного Георга. Он с семьей нашел себе убежище в Париже. По крайней мере его жизнь была вне опасности.

И затем… война кончилась. Всего за семь недель. Пруссия одержала победу. Желание Бисмарка сбывалось. Германская императорская корона была почти у него в руках. А какой ценой: Ганновер, часть британской территории, нам более не принадлежал. Нам его принес Георг I, и не будь салического закона[67], я была бы там королевой. Теперь он ушел из наших рук. Бедный Луи потерял большую часть своих владений и утратил значительную долю власти — как и другие небольшие германские государства.

Скоро все они будут под единой властью — властью всемогущей Пруссии. Это было тяжелое время, и я была рада оставаться в Балморале, посвящая все свое время подготовке к публикации очерков жизни Альберта в молодости. Я составляла их вместе с моим секретарем, генералом Грэем; и, хотя я плакала над письмами — из которых они в основном состояли, — я совершенно погрузилась в эту работу и чувствовала, как будто Альберт находится со мной рядом.

Когда книга вышла, она имела большой успех, и я решила, что необходимо написать полную биографию Альберта. Я пригласила для этой цели сэра Теодора Мартина, и он принялся за работу.

Я так увлеклась этим, что решила опубликовать кое-какие мои собственные труды. Я всегда записывала все, что происходило, день за днем.

И в следующем году вышли мои «Страницы из дневника нашей жизни в Шотландии с 1848 по 1861 год». Книга имела огромный успех. Конечно, она была написана бесхитростно, от чистого сердца, и, я думаю, люди начали понимать мою преданность Альберту и почему у меня была необходимость запереться от всех и оплакивать его.

Я познакомилась с Бенджаменом Дизраэли, который показался мне очень интересным человеком. В свое время Альберту он не очень нравился. Альберт был уверен, что он красит волосы. Может быть, он их и красил, но у него были изысканные манеры и он так уважительно говорил об Альберте! Это вызвало у меня к нему теплое чувство, и мне было легко беседовать с ним. Он был очень умен и имел некоторую известность как писатель, и так как я сама любила писать, это способствовало развитию у нас интереса друг к другу.

Он подарил мне свою книгу «Сибилла», и я была очень растрогана, прочитав, что книга посвящалась «Идеальной супруге».

— У вас идеальная жена, мистер Дизраэли, — сказала я. — У меня был идеальный муж. Он взглянул на меня с чувством — Найти идеального спутника жизни большое счастье, мэм; те, кому оно выпадает, достойны зависти.

Я могла поговорить с ним об Альберте; он горячо реагировал. Он признался, что всегда глубоко уважал Альберта. Он назвал его великим государственным деятелем. Когда были опубликованы «Страницы из дневника», он пришел меня поздравить.

— Я знаю, как чувствует себя автор, когда видит свой труд напечатанным.

Смеясь, я ответила, что не была автором в том смысле, в каком был он. Но он не придал этому значения и сказал, что «Страницы» будут читать до тех пор, пока существует литература.

— Я никогда не забуду посвящение — «Светлой памяти того, кто сделал жизнь автора яркой и счастливой, посвящаются с благодарностью эти скромные строки».

— Вы запомнили все в точности, мистер Дизраэли.

— Такие слова нелегко забыть, мэм.

Настроение у меня поднялось; мои мысли вновь вернулись к тем дням, когда я была так счастлива с лордом Мельбурном. Я надеялась найти большое утешение в мистере Дизраэли.

Вскоре до меня дошли слухи, сильно раздражавшие меня. Люди не хотели оставить меня в покое. Им трудно было понять, как помогал мне Джон Браун с его резкими манерами и удивительной преданностью научиться жить без моего любимого Альберта. Им непременно нужно было очернить все хорошее. Я никогда не забывала, что они говорили об Альберте; теперь они переключились на Джона Брауна, чтобы досадить мне.

Пронесся даже слух, что я вышла за него замуж! Но это было настолько нелепо, что вызвало у меня только смех. Это напомнило мне времена давно прошедшие. Эскот и этот коварный злобный шепот «миссис Мельбурн», и все только потому, что наша прекрасная дружба с премьер-министром вызывала зависть. Теперь их гнусные помыслы обратились на Джона Брауна… и на меня! Они, вероятно, забыли, что я — королева.

Я пыталась представить себе, что сказал бы лорд Мельбурн, услышав эти слухи. Или даже лорд Пальмерстон. Эти слухи были нелепы, смехотворны — и все же они продолжали распространяться.

Меня называли «миссис Джон Браун». Как они смели! И какая это была вопиющая наглость! Журнал «Панч» опубликовал воображаемые придворные новости под заголовком «Из Балморала». «Мистер Джон Браун совершил прогулку по горным склонам. Он откушал овечьей требухи. Вечером мистер Джон Браун изволил слушать игру волынщиков». Неприличная газетенка под названием «Томагавк» поместила клеветнические в оскорбительные карикатуры. Под одной из них была подпись «Где Британия?». На верхушке задрапированного мантией трона непрочно, так что вот-вот упадет, держалась корона, что должно было иметь особое значение. «Разве более утомительно развлекать равных себе, чем прислугу?» — гласила подпись.

Как они посмели! У них не было никакого сочувствия к постигшему меня горю; они были жертвами своей собственной развращенности.

Поразительно, как самые незначительные, казалось бы, факты проникали в прессу. Я всегда знала, что Джон Браун любил, как он говорил, «глоточек-другой», это означало — он был неравнодушен к шотландскому виски. И, естественно, были случаи, когда он мог и увлечься. Тогда он находился, по его собственным словам, «в немного застенчивом состоянии». Я его в таком состоянии видела редко, потому что он держался от меня подальше и на следующий день признавался, что был накануне «застенчив». Мне это казалось очень честным и довольно привлекательным.

Было еще одно обстоятельство, причинявшее большое беспокойство. Гостивший у нас принц Христиан имел обыкновение засиживаться допоздна; он сидел, разговаривал и курил почти до утра. Браун как-то сказал мне, что из-за этого ему приходится поздно ложиться, и я попросила моего адъютанта, лорда Чарльза Фитцроя, намекнуть принцу Христиану, что курительную комнату будут закрывать в полночь.

Тут же пошли слухи. Слуги всегда сплетничают. Всех это очень развлекало: особы королевской фамилии должны уважать желания мистера Джона Брауна. Почему? Потому что этого желает миссис Джон Браун. В мерзком «Томагавке» появилась карикатура, изображавшая Джона Брауна, растянувшегося спиной к трону со стаканом виски в руке. Как-то вечером ко мне зашел Берти. Браун преградил ему дорогу и сказал:

— К ней сейчас нельзя, она отдыхает. Берти ненавидел Брауна и пришел в ярость.

— Принц Уэльский желает видеть королеву, — требовательным тоном произнес он.