Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии - Леонид Кроль

У нее в каком-то смысле подростковая проблема – отношения со своим телом. Она не знает своего тела достаточно. У подростков то ноги растут быстрее, то руки, они такие неловкие, словно жеребята. Для нее вопросы «Любишь ли ты свое тело?», «А ты за свое тело отвечаешь?» абстрактны. Она и не девочка, и не женщина, она не мышонок, не лягушка… И я делаю попытку облегчить для нее понимание – кто она и куда стремится. Я думаю, что она свое тело знает мало, как бы спотыкается в нем.

(Инна молчит.) А какие предметы ты больше всего любишь?

Инна: Я, наверное, люблю предметы, где надо применять логическое мышление.

Терапевт: Интересно, какие же в медицинском институте есть предметы, где нужно применять логическое мышление? (Общий смех.) Хорошо, а вот если бы ты сейчас выбирала заново институт, куда бы ты пошла? (Инна долго молчит.) Ты думала об этом? (Инна отрицательно качает головой.) Ты вообще не думала о том, что твоя жизнь могла бы пойти иначе, и ты могла бы быть не домашней девочкой, про которую все известно и понятно, куда ей идти, что ей делать… Не домашней кошкой, а дикой кошкой. Думала?

Инна: Да.

Терапевт: И что это могла бы быть за дикая жизнь? Если перед тобой стоит выбор: или ты будешь болеть и жить своей правильной жизнью, или должна будешь все изменить – образ жизни, род своих занятий. Кем бы ты стала, как бы ты жила, куда бы уехала? Как бы ты могла жить дикой кошкой?

Новая жизнь, другая жизнь, другое тело, другая степень ответственности за себя – от этих идей клиентка начинает пробуждаться.

Инна: Я бы, наверное, журналистом стала.

Терапевт: Расскажи об этом побольше. Представь, что ты должна через неделю принять решение. Что бы ты стала делать? Куда бы ты сейчас ехала, как бы ты жила?

Инна: На юг бы ехала…

Терапевт: Куда на юг? В Казахстан? В Объединенные Арабские Эмираты? Или в Сочи?

Инна: В Сочи.

Терапевт: И что дальше? (Инна молчит.) Я хочу, чтобы ты пофантазировала, потому что, может быть, ты живешь какой-то чужой жизнью…

Инна: Мне бы хотелось жить жизнью, в которой я бы рисковала.

Терапевт: Хорошо, мне это тоже нравится. Где бы ты рисковала? Понятно, что в Сочи ты бы рисковала… (Общий смех.) И как бы ты работу стала там искать?

Инна: Что-нибудь с горами связанное.

Терапевт: А в Сочи есть горы?

Инна: Наверное…

Терапевт: Хорошо, это такая работа – по горам лазить. А что бы ты делала как журналистка? Как ты видишь эту свою работу? Ты когда искала бы ее, ты бы плакала?

Инна: Нет, наверно…

Терапевт: Ты была бы смелая? Потому что тебе нечего было бы терять? Потому что никто за тобой бы не следил, не было бы знакомых вокруг? (Инна кивает.) То есть, ты могла бы начать какую-то совсем новую жизнь. Как?

Инна: Мне страшно, конечно же. Но я сумела бы…

Терапевт: Если бы ты выбирала: остаться на своем месте и болеть или начать новую жизнь, то что бы ты выбрала?

Инна: Новую жизнь.

Терапевт: А тебе хочется новой жизни?

Инна: Хочется.

Терапевт: Хорошо, а сама ты не можешь начать новую жизнь, тебе нужно, чтобы для этого что-нибудь случилось?

Инна: Да.

Терапевт: А что тебе мешает начать новую жизнь, жить так, как тебе хотелось бы?

Инна: Привычка мешает.

Терапевт: Ты говоришь о том, что как будто бы запрещаешь себе мечтать… Такое впечатление, что ты запрещаешь себе мечтать, чтобы не пришли те образы, которые подсказали бы тебе, чего ты хочешь…

Инна: Нет, я мечтаю.

Терапевт: Ты мечтаешь? О чем? Хоть намекни. Ты знаешь, что мечты, если они направленные, – сильное средство от очень многих болезней. Нет ничего лучшего в качестве компенсирующей силы, чем мечты. Мечты – это все равно, что иммунитет. У тебя же проблемы с иммунитетом? Мне кажется, что ты все-таки подавляешь свои мечты. Ты как мечтаешь? Когда?

Инна: На лекциях. (Общий смех.)

Терапевт: Так ты же говоришь, что отличница, что ты чувствуешь себя уверенно, только когда учишься хорошо. А кроме как на лекциях, ты не мечтаешь?

Инна: Мечтаю.

Терапевт: Когда?

Инна: Когда ем. (Общий смех.)

Терапевт: Ты времени зря не теряешь. Ты такая дисциплинированная? (Инна отрицательно качает головой.) Тебе в Сочи трудно придется поначалу. Когда ты еще мечтаешь?

Инна: Когда книжку читаю.

Терапевт: Еще когда?

Инна: Когда спать ложусь… И еще в ванной.

Терапевт: Когда ж ты не мечтаешь?

Инна: Когда общаюсь с кем-нибудь…

Терапевт: Тоже, наверное, мечтаешь иногда…

Инна: Нет, когда общаюсь – не мечтаю.

Терапевт: Да ты, наверное, мало общаешься…

Инна: Много.

Терапевт: А что для тебя интереснее – реальность или мечты? (Инна молчит.) Хорошо, а как же ты все-таки видишь свое дальнейшее обучение? И вообще свою жизнь? Как это будет происходить? Ты вообще это будешь делать для себя или для родителей?

Инна: Не знаю.

Терапевт: Что ты плачешь все время? Тебе интересно учиться?

Инна: Сейчас пока нет. Но потом должно быть. У нас сейчас нет никаких занятий в клинике, а когда будут, станет интереснее.

Терапевт: И ты будешь меньше мечтать, больше работать. Быть примерной девочкой? Такое чувство, что не все твои части этого хотят, что есть у тебя какая-то часть, которая хочет другого. Как ты думаешь?

Ситуация подавления, которую мы видим, вызывает ощущение, что у клиентки части взаимодействуют не ансамблем, она просто подавляет какие-то свои «прочие» части. Хочет выглядеть целостной, хотя на самом деле не является такой. Она мечтает, хотя вроде бы и не знает, что мечтает. А в основном, как выясняется, только и делает, что мечтает. Болезнь является некоей метафорой рассогласования частей. И попыткой как-то разорвать единое целое, идти в разные стороны, чтобы ничего не знать о других частях. И целью, собственно, становится некая целостность, которую возможно достигнуть через диалог частей. Нужно, чтобы диалог был достаточно интенсивным, и, если он будет достаточно интенсивным на таком уровне переживаний, то существует вероятность, что он затронет и соматический уровень.

Инна: Думаю, что есть.

Терапевт: А что это за часть? Ты согласна с таким допущением, а это может быть и совершенной неправдой, что в тебе – две части, и когда ты говоришь от имени одной из них, ты говоришь уверенно и четко, что хочешь учиться, стать врачом, жить домашней жизнью. А потом вдруг что-то происходит, ты переключаешься и говоришь от лица другой своей части, которая хочет иной жизни. Но между собой они не разговаривают – такое впечатление, что они боятся друг с другом встречаться.

Инна: Допускаю.

Терапевт: Хорошо, тогда как же быть? Они же хотят растащить тебя на две разные части? Эти волокна, которые в тебе расслаиваются – это же и есть та перегородка, которую ходят расслоить эти две части, чтобы разбежаться в разные стороны.

Инна: Мне надо в будущей работе найти какой-нибудь элемент риска, чтобы…

Терапевт: Но элемент риска уже есть – твое заболевание. Классный элемент риска – то ли выживешь, то ли нет… Тебе нравится такой элемент риска?

Инна: Нет, не нравится.

Терапевт: А почему не нравится? Можно сидеть на месте и рисковать. В конце концов, очень удобно. Ну хорошо, а что ты еще знаешь про свою вторую часть? Почему ты плачешь?

С помощью таких высказываний я готовлю клиентку к тому, чтобы можно было легче принять идею разных частей. Не мышонок, не лягушка, а дракон – три головы… Иными словами, идея, что у нее имеются разные части, и они действительно разные, созревает в ней, она принимает ее как имеющуюся. Другим выражением этой идеи служит то, что сосуществуют разные противоречивые чувства: чувства, которые являются противоречивыми и как бы растягивают человека в разные стороны, на самом деле нормальны.

Инна: Не знаю.

Терапевт: Ты часто плачешь?

(Инна кивает утвердительно.)

Терапевт: Ты краснеешь, когда плачешь?

(Инна кивает утвердительно.)

Терапевт: Хорошо, как же сделать так, чтобы эти две части находили контакт друг с другом?

Инна: Надо, чтобы более официальная часть осознала, что есть еще и вторая часть.

Терапевт: Но ведь вторая часть – баламут, она хочет менять твой образ жизни, хочет в Сочи: а ты попробуй договорись об этом с правильной частью. Одна часть хочет все расшвырять в стороны, а вторая любит порядок, чтобы все лежало как надо. Они же друг друга и видеть не хотят, и слышать друг о друге не могут. У других людей бывает и целых четыре части – и все ничего себе, как-то общаются… А какие есть доказательства тому, что эта вторая часть действительно существует? Может быть, это выдумка? Понимаешь, потому что если перевести это на другой язык – на язык нашего аутоиммунного заболевания – это такое заболевание, которое само с собой борется. Состояние, которое само себя пожирает. Мне кажется, ты тоже сама себя пожираешь. Что ты плачешь? Мы сейчас устроим перерыв, а после него опять за тебя возьмемся. Не убежишь?