Звоночек 3 - Михаил Маришин

— Что ж, — вздохнул председатель комиссии, — как большевик я обязан быть предельно честным и перед вами, и перед собой, и перед партией. Высокого звания члена ВКП(б) вы недостойны, поскольку не только не осознаёте стоящих перед ней задач, но и не интересуетесь ими. Вы даже решения съезда 1934 года, делегатом которого являетесь, чётко сформулировать не можете. Вместе с тем, нельзя не признать, что для значительной части партактива вы являетесь положительным примером. Стыдно, товарищ Любимов. Люди вам доверяют, надеются на вас, а вы, в то время, когда нам остро не хватает технически грамотных руководящих кадров, прячетесь, прикрываясь мнимой занятостью практической работой. Надеюсь, вы понимаете, что не вооружённого теорией марксизма, не подкованного политически человека просто преступно выдвигать на руководящие должности. Надеюсь, что совесть у вас рано или поздно проснётся. Пока же, думаю, члены комиссии со мной согласятся, исключать из партии мы вас не будем. Но и на высшие назначения рекомендовать не можем.

Наверное, именно в этот день в моём личном деле появилась пометка, исключающая любой карьерный рост. Это обстоятельство послужило причиной для крупного разговора с дядюшкой Исидором, надежд которого я явно не оправдал. Тем более, что скоро выяснилась и истинная подоплёка. В ГЭУ НКВД произошли значительные кадровые изменения. Всеволод Меркулов был повышен в должности до замнаркома, а на его место сел Кобулов. Таким образом, должность начальника промышленного управления стала вакантной. И вот тут мои начальники проявили себя в полной мере как люди с государственным мышлением, а не как клан, борющийся за место под солнцем. Беспристрастно проанализировав работу промышленного управления с точки зрения обеспечения бесперебойной плодотворной работы "подшефных" они, к своему удивлению, выяснили, что наиболее благополучная по всем показателям ситуация на текущий момент складывается именно в области моторостроения. Действительно, у моего отдела не было громких дел, каких-то выдающихся успехов, но текущая работа, благодаря навербованной многочисленной тайной агентуре, была на высоте. Объяснялось это просто. В моторном отделе агентам за значимую информацию, подкреплённую доказательствами, фактически за частные расследования, в отличие от других подразделений, платили. И передавали почти готовые дела вниз, в местные отделы НКВД, которым только оставалось правильно всё оформить. Самую сложную работу, выявление факта и разгадку сути преступлений, сделали уже до них.

Разумеется, никто мне на это средств не выделял. Но благодаря тому, что я успел во многом поучаствовать, мне шли весьма существенные отчисления. Особенно от изделий дешёвых, но массовых. И ожидалось, в связи с темой боеприпасов, ещё больше. А тратить было попросту некуда. Вот, скажем, захоти я купить новый "Тур" с цельнометаллическим кузовом, полный цикл которого как раз только что освоил ГАЗ N2, мне пришлось бы встать в длинную очередь, так как квоты на розничную продажу были ужаты до невозможности в угоду экспорту и госзаказу. И так во всём. Ткань — на форму от армейской до школьной. Стройматериалы — на индустриализацию. Драгоценности, и те можно было купить только нелегально с рук. И зачем мне побрякушки "с историей"? Набивать себе брюхо какими-нибудь деликатесами? Зачем, если голода нет и, в принципе, всего хватает? И тяги к роскоши у меня никогда не было. Кроме того, сколько ни трать, "в тумбочке" исправно появляется ещё и ещё. Направить мёртво лежащие в сберкассе деньги на полезное дело было вполне разумным и логичным решением. При этом, я не забывал правильно всё оформить, скрепляя акты передачи средств печатью и подписями своей, своего заместителя Косова и оперативника, куратора агента, который и должен был передать подопечному денежные средства. Не особенно большое подспорье, рублей в пятьдесят, заметно скрашивало жизнь какому-нибудь сторожу деду Митрофану. А благодаря полученной от него наводке, задокументированному графику, когда, куда и с каким грузом отправлялся транспорт, списком контактов вызвавшего подозрение начальника склада, экономились государству десятки, сотни тысяч рублей, которые в противном случае можно было считать чистым убытком ежегодно. И дело здесь было, в большинстве случаев, вовсе не в воровстве, а в бесхозяйственности, криворукости и раздолбайстве и последующих попытках его скрыть. Потерять, к примеру, на складе легированный металл, отправить вместо него обычную черняжку, уверяя, что это самое оно и есть, а потом, лет через несколько найти пропажу и по-тихому закопать поглубже, чтоб никто ничего не узнал — это у нас легко. И, что самое паршивое, повсеместно и постоянно.

Действуя именно на этом фронте, моторный отдел промышленного управления под моим чутким руководством достиг, не побоюсь этого слова, выдающихся успехов. Слухи, которым мы не только не препятствовали, но и всемерно, но тайно поддерживали, сделали своё дело. На десяток примерно наказанных, приходились сотни задумавшихся, что нагадить и затаиться не получится, всё равно выведут на чистую воду. У капитана госбезопасности Любимова, в узких кругах, появилась кличка "Долгорукий", прям хоть княжеское достоинство присваивай. Зато, не вскрывая никаких глобальных заговоров, мы, буквально за год, добились того, чтобы всё работало, что называется, "по плану".

Начальству истинные причины, которые мы с Косовым старались не афишировать, были неведомы, тем не менее, по деловым качествам, кандидат на должность начальника ПУ ГЭУ НКВД был налицо. Нельзя сказать, что Берия был в восторге от моей кандидатуры, которую, к тому же, поддерживал "чужой" клан и он нашёл-таки выход. Поскольку капитан Любимов занимался не только оперативной, но ещё и конструкторской работой, надолго бросал отдел, мотаясь по разным североафриканским городкам, ставил рекорды в метании тяжёлых противотанковых гранат, то логично было бы предположить, что основные заслуги в борьбе с контрреволюционным элементом принадлежат его заместителю, тихому и скромному капитану госбезопасности Косову. Который, к тому же, регулярно присутствует на всех заседаниях управления, в курсе происходящего в других отделах, не выполняет работу механически "от и до", а глубоко осмысливает стоящие перед ним задачи и применяет творческий подход, что наглядно показывает история с проектом Уголовного кодекса. Пусть у Косова не особенно тогда получилось, но сама попытка втиснуть законы в прокрустово ложе курса партии на повсеместное внедрение параллельной системы движения денег и товара или труда, заслуживает внимания и уважения. Если даже ведущая роль в связке принадлежит Любимову, всё равно Косов, имел достаточно времени, чтобы нахвататься от своего начальника, оставаясь при этом управляемым, исполнительным и полностью лояльным вышестоящим инстанциям НКВД.

Шансы были примерно равными, пятьдесят на пятьдесят. За Косова стоял аппарат НКВД, на моей стороне было "мнение" товарищей, в том числе и таких тяжеловесов ЦК как Киров. Вмешаться в происходящее я был не в состоянии, в комфортабельную ссылку-изоляцию меня отправили весьма своевременно. Долго продержаться шаткое равновесие не могло и Берия прибег к своему последнему аргументу. Парткомиссия Мехлиса изначально была создана и заточена на развенчание невольного идейного вдохновителя новой оппозиции, но так, чтобы не потерять конструктора Любимова. Задачка была ещё та, но после 22 июня она оказалась и вовсе неразрешимой. В этих условиях члены означенной комиссии поспешили завершить её работу, но так, чтобы не только не идти против своей собственной совести, но и не отдавить мозоли заинтересованным лицам. Получилось не очень, но это было неизбежно. А назначение Косова на должность начальника ПУ ГЭУ НКВД состоялось в течении четырёх дней после моих "экзаменов".

Восьмого августа Косов, отправившись с утра на совещание на Лубянку, от которого я увильнул, ссылаясь на здоровье, вернулся поздно. Заметил я это только вечером, проведя весь день за работой в "турбинном" КБ.

— Меня назначили начальником промышленного управления, — придя ко мне домой, одним духом выпалил Косов, видно репетировал речь по дороге, но хватило его только на это.

— Так… — отложил я в сторону справочник по материаловедению.

— Тебя хотели назначить, но ты сам виноват, парткомиссию не прошёл, — оправдываясь, пробубнил мой бывший зам и новый начальник. — А наш отдел лучший, поэтому меня. Кобулов, сдавая дела, нашу работу хвалил. Надеюсь, моя карьера наших взаимоотношений не испортит, мы будем и впредь действовать слаженно и продуктивно.

Я понимал, что после резолюции Мехлиса путь наверх для меня закрыт и на кандидатуру любого другого человека я бы отреагировал спокойно, но выдвижение моего же собственного заместителя, не скрою, сильно меня задело.