Чудо десяти дней. Две возможности. - Эллери Куин

Внезапно Эллери разгадал загадку. Додд не исполнял ритуальный танец, а пытался убить птицу. Это была невзрачная пташка, воробей или овсянка, которая, по-видимому, случайно влетела в кабинет через открытое окно, и доктор наткнулся на нее, спустившись из спальни. Почему зрелище испуганного маленького существа, отчаянно мечущегося среди невидимых парабол, описываемых газетой, так расстроило Додда, в данный момент было недоступно пониманию Эллери.

— Доктор Додд…

— Уберите отсюда эту гадость! — орал доктор.

— Эллери… — Рима прибежала в старом халате миссис Фаулер.

— Зачем вы гоняетесь за мистером Воробьем? Возможно, он ваш старый друг… Доктор Додд! Прекратите немедленно!

Эллери смог усадить старика в кресло. Рима стояла посреди кабинета, издавая чирикающие звуки. Птица, сидевшая на книжном шкафу, взволнованно отвечала. Вскоре, успокоенная щебетанием Римы, она слетела к ней на плечо, затем выпорхнула в открытое окно, промчалась пулей мимо головы Гарри Тойфела и была такова.

— Вы пытались убить птицу, доктор! — Рима казалась потрясенной.

Доктор Додд съежился в кресле.

— Выпейте это. — Эллери поднес стакан к пожелтевшим губам старика. — Рима, где Кен?

— Он должен был рано утром явиться в больницу для консультации. Доктор Додд, в чем дело?

Старик, не отвечая, оттолкнул стакан.

— Лучше поскорее вызвать Кена или другого врача, — вполголоса сказала Рима.

В окне Гарри Тойфела все еще маячила его угрюмая физиономия. Миссис Фаулер и Эсси боязливо жались в дверях.

— Не надо никакого врача. — Додд с трудом шевелил языком. — Со мной все в порядке. Только помогите мне лечь на кушетку.

Они оставили его лежащим лицом к стене.

— Доктор всегда был нервным, — громко зашептала в коридоре миссис Фаулер, — но в последнее время он совсем сдал. Надолго его не хватит.

— Испугаться маленькой птички! — фыркнула Эсси Пингарн. — Если вы спросите меня, миссис Фаулер, то все дело в его мамаше.

— Эсси! — зашипела экономка, и горничная тут же убежала.

— Что Эсси имела в виду, говоря о «его мамаше»?

Миссис Фаулер воспользовалась слуховым аппаратом.

— Что-что?

Эллери повторил вопрос.

— Не слышу, мистер Квин. Я должна приготовить вам завтрак…

— К черту завтрак, тем более что вы отлично слышали Эсси. Если она об этом знает, то никаких секретов быть не может. При чем тут мать доктора Додда, миссис Фаулер?

— Спросите доктора Уиншипа. Мне нужно разобрать белье из прачечной и…

— Его нет, а вы здесь. Так что рассказывайте.

Экономка бросила испуганный взгляд на дверь кабинета.

— Его мать умерла в слоукемском сумасшедшем доме, — шепнула она и тотчас же удалилась.

Это объясняло многое. Но не все.

Эллери заглянул в приемную. Рима пыталась дозвониться доктору Уиншипу.

Помахав ей рукой, Эллери направился по коридору в столовую.

Его осенило, когда он разбил первое яйцо. Птица, влетающая в дом, была старейшей из дурных примет. Как и собака, воющая ночью. И туз пик.

Все они возвещали о приближении смерти.

Эллери вернулся из офиса Дейкина вскоре после полудня со вторым дубликатом ключа в кармане и застал приемную переполненной, а Риму и доктора Уиншипа бегающими взад-вперед, как продавцы универмага во время дешевой распродажи. Ему с трудом удалось перекинуться несколькими словами с Уиншипом.

— Все из-за гибели Жакара, — с отчаянием в голосе сказал Кен. — У большинства этих людей нет ничего, кроме острого приступа любопытства. Жителей Райтсвилла больше всего интересуют местная политика и чужие неприятности.

— Где Додд, Кен? Его нет в кабинете.

— Он вышел перед началом приема и сказал, что хочет подышать воздухом. Я разрешил. В таком состоянии ему лучше здесь не торчать.

— Кен, что происходит с Доддом?

— Хотел бы я знать. У него вконец расшатались нервы — он на грани истерии.

— Рима рассказала вам, что случилось этим утром?

— Конечно. Если это будет продолжаться, мне придется обратиться к психиатру. Хорошо бы у меня было побольше времени для него. Но теперь, когда я должен вести обе практики…

Рима быстро вошла и сообщила:

— Я уложила миссис Бродбек на стол для обследований, Кен. Она уверяет, что у нее опухоль.

— Какая еще опухоль! Я месяц назад сказал ей, что она беременна. Разве я не говорил ей это сегодня?

— Нет, дорогой.

— Я люблю тебя. Кто следующий после Бродбек?

Эллери вышел. Гарри Тойфел на передней лужайке окучивал кусты роз. Пылесос Эсси Пингарн завывал в столовой. Он просунул голову в кухню — миссис Фаулер заказывала по телефону продукты в лавке Логана.

Эллери стал подниматься по лестнице, нащупывая в кармане ключ.

Войдя наконец в таинственную комнату в мансарде и заперев за собой дверь, Эллери испытал разочарование. Он и сам не знал, что именно ожидал обнаружить в той части комнаты, которая оставалась невидимой для него с крыши, но, во всяком случае, не такие прозаические предметы, как ржавую железную раковину и маленькую электрическую плитку.

Все остальное выглядело так же, как в прошлый раз. Две колоды карт на столе, ряд предметов на полочке, древний стул.

Комната была тесной и затхлой. Стены покрывали рваные, выцветшие обои.

Эллери пробежал глазами обе колоды. Обычные карты. Он положил их на прежнее место.

Присев на корточки, Эллери посмотрел на полочку, тянущуюся вдоль стола. На ней лежали вещи, абсолютно не связанные друг с другом, словно содержимое карманов мальчишки. Кучка камешков. Коробочка соли. Маленькая шкатулка с кольцами — старинными и современными, но явно не имеющими никакой ценности. Пара красных фишек. Ржавый утюг, выглядевший таким же старым, как весь дом. Неизвестно откуда взявшийся колчан с семью индейскими стрелами — впрочем, в лавке Кригера по дороге в Конхейвен можно приобрести все, что угодно: от нижней юбки сейлемской ведьмы[86] до пряжки от ботинка Инкриза Мэзера.[87] В этой индейской стране мальчишки постоянно притаскивали наконечники стрел, ступки для маиса и прочий хлам.

Все эти странные сокровища доктора Додда — камешки, соль, кольца, фишки, утюг, стрелы и прочие — лежали на полочке, словно инструменты оркестра, изготовленные из различного материала, имеющие разные размеры и форму, но объединенные общей функцией во имя общей цели.

Эллери слышал музыку причудливого оркестра доктора Додда, однако понимание еще не пришло к нему, ибо его здравый рассудок был не в состоянии воспринимать некоторые явления.

Доктор Додд, собравший эту коллекцию, не мог быть спасен обычным человеком. Такая работа требовала эксперта.

Когда Эллери запирал снаружи маленькую дверь, он испытывал чувство вины. В воскресенье он процитировал Додду считалку, предсказывающую судьбу. Неудивительно, что Кен Уиншип так рассердился. Это было все равно что выключить свет в комнате ребенка, визжащего от страха перед темнотой.

При виде Эллери Рима вскочила из-за стола и потащила его в коридор.

— Доктор Додд пришел домой, и как вы думаете, что он делает?

— Что? — быстро спросил Эллери.

— Принимает пациентов!

— Странно, — пробормотал Эллери.

— Кен тоже сказал, что это неестественно.

— Так оно и есть. — Рима вернулась в приемную.

Эллери увидел Додда, когда ушел последний пациент. Доктор выглядел усталым, но спокойным.

— Утром я вел себя глупо, мистер Квин…

— Рад, что вы вернулись к работе.

— Я должен был с этим справиться. В мои годы такое подкрадывается незаметно. — Додд даже смеялся. — Могу себе представить, что вы подумали… Надеюсь, миссис Фаулер хорошо вас обслуживает? — Он дружески положил Эллери руку на плечо.

Но Эллери почувствовал, что эта рука дрожит.

Четверг, 27 апреля

Атмосфера в доме быстро прояснилась. Какое-то время все сосредоточились на докторе Додде, наблюдая за малейшим подергиванием его челюстей. Но доктору вроде бы стало значительно лучше. Он днем и ночью ходил по вызовам, принимал пациентов, вернулся к своим обязанностям в больнице, даже подшучивал над «миссис Кеннет Уиншип» и влюбленным «молодым доктором Килдером».[88] Рима работала, чирикала и смешила всех рассказами об отчаянных попытках Кена научить ее водить автомобиль в те часы, когда им удавалось побыть вдвоем. Миссис Фаулер носилась взад-вперед со стряпней и пирогами. Эсси Пингарн распаковала свой чемодан. Даже Гарри Тойфел выглядел милее, сидя на корточках и сажая цветы, — в среду Эллери слышал, как он что-то насвистывал.

Если Кен и оставался встревоженным, то старательно это скрывал.

Все же в веселье доктора и их радостных откликах было нечто искусственное. Они напоминали актеров, изображающих на сцене хорошо отрепетированные эмоции.