Красавица, чудовище и волшебник без лицензии - Мария Заболотская

— Помилуйте, Ваше Цветочество, — заюлил господин Заразиха, еще не разобравшись в природе сегодняшних капризов принца, но ошибочно полагая, что небольшое количество подхалимажа, приправленного пресмыкательством, улучшит положение дел. — Кто бы здесь посмел вам указывать?! Простите нас, верных слуг, если наше беспокойство показалось вам чрезмерным — но разве можно слишком сильно беспокоиться о безопасности своего повелителя?.. Мой долг, мое предназначение — беречь вас от вражеских происков и от дурного глаза, в том я поклялся еще вашему светлейшему батюшке…

— Довольно! — и на этот раз оборвал его принц. — Ты злоупотребляешь той властью, которую успел невзначай прибрать к рукам, рассуждая об обязанностях.

Заслышав это, проницательная госпожа Живокость, до того стоявшая рядом с Заразихой, принялась незаметно пятиться, удаляясь от гоблина так плавно, как будто ее уносит невидимое течение. Мелкие зубы ее едва заметно оскалились в улыбке — хоть она тоже не слишком-то понимала, отчего принц так переменился, но уж в том, что Заразиха попал в немилость — не усомнилась ни на миг.

Сплетня и Небылица, сладко жмурившиеся от поглаживаний Ноа, попытались было довольно раскричаться, но принц сурово шикнул на них, и — удивительное дело! — даже сороки притихли, почуяв что-то особо недоброе в настроении своего повелителя.

— Что я слышу! — на беду себе вскричал недогадливый господин домоправитель, теперь и впрямь выйдя из себя, ведь прямота Его Цветочества сегодня была на редкость неприятна. — Злоупотребления? Кто оклеветал меня? Кто нашептал?! Неужто болтовня глупых птиц отравила ваш королевский слух, или… постойте! — тут он свирепо уставился на Джуп и Мимулуса, невольно жавшихся друг к другу. — Придворная дама и ее дружок-птичник! Вот, стало быть, как вы пользуетесь милостью Его Цветочества, позабыв о том, что это я — Я!..— представил вас ко двору и лично порекомендовал…

— Вот именно! — воскликнул Ноа, не скрывая своего злого торжества. — Ты, старый гоблин, притащил из лесу этих людей и приставил ко мне!

Тут господин Заразиха окончательно запутался и впервые, пожалуй, за все время службы при Ирисах, перестал понимать, в чем состоит его проступок. Сложный случай! Как оправдаться, если не знаешь, в чем тебя обвиняют? Проворачивать тайные дела за спиной своего господина следует так, чтобы суметь отвертеться в случае неудачи — и гоблин до сегодняшнего утра самоуверенно считал, будто знает обо всех своих прегрешениях. Теперь бородавчатое лицо его изменилось и посерело от тревоги, а острые уши прижались к голове, как у зверя, почуявшего опасность.

— Ты говоришь, что твой долг — беречь меня от вражеских происков, — безжалостно продолжал принц, сверля господина Заразиху обвиняющим взглядом. — Но при этом приводишь в мой дом злоумышленников!

— Злоумышленников?! — на все лады вскричали сороки, домоправители, утопленницы, кобольды и гоблины, а затем они все принялись вопить, перекрикивая друг друга, пока принц не повелел всем умолкнуть. Джунипер, боявшаяся и слово проронить, жалобно смотрела на Мимулуса, и к чести последнего надо заметить, что волшебник даже не попытался сказать: «Я же говорил!».

— Самое время вернуться в дом, — объявил принц, поднимаясь со своего места. — Пришел черед королевского суда!

— Ох, только не это! — прошептал Мимулус, для которого услышанное стало последней каплей. — Здешние королевские суды — это злая насмешка над правом! Лучше бы он приказал своим гоблинам загрызть нас прямо здесь!..

— Он хочет приговорить нас к казни? — так же тихо спросила Джуп, но что мог ей сказать мэтр Абревиль? Куда более очевидный ответ читался в отрешенном взгляде принца, который в сопровождении всей своей челяди направился ко входу в дом. Обвиняемых гоблины окружили плотным визгливым кольцом, и им не оставалось ничего иного, кроме как идти следом. Замыкал шествие сатир Фарр со своим мешком — в суматохе о нем все позабыли, и бедняга-лодочник опасался, что Его Цветочество не выполнит свое обещание насчет долговых расписок, если ему не напомнить. С другой стороны — разумно ли напоминать о себе при столь тревожных обстоятельствах?..

— …Пожалуй, не стоит его отвлекать до суда и казни, — вполголоса рассуждал сатир, от мыслительного усердия непрестанно почесывая то за одним ухом, то за вторым. — Вот так влезешь не ко времени — и сам угодишь в котел с жабами!.. Но и затягивать нельзя — у принца полно других забот, может и не вспомнить, что говорил про мои долги. К тому же, после казни он может подобреть...

— Ох! — только и повторял мэтр Абревиль, слушая это бормотание. — ОХ!..

…Королевский суд Лесного Края, в отличие от росендальского, был устроен чрезвычайно просто: для вынесения справедливого приговора не требовалось ни присяжных, ни писцов, ни стопки бумаг, заверенных печатями и подписями важных должностных лиц всех мастей. Принц Ноа занял свое место на троне и объявил, что готов рассмотреть дело злоумышленников, хитростью проникших в Ирисову Горечь. Его Цветочество выступал и как обвинитель, и как свидетель, и как судья — чрезвычайно удобно! Господин Заразиха попытался было повести дело так, будто он помощник принца и распорядитель судебного процесса, но Ноа немедленно дал понять, что сегодня место домоправителя куда ближе к скамье подсудимых, чем к королевскому трону, и старый гоблин от расстройства стал зеленее, чем госпожа Живокость.

— Все ли обитатели Ирисовой Горечи собрались здесь, чтобы слушать дело о тайном умысле волшебника Мимулуса и Джунипер Скиптон, хитростью пробравшихся в усадьбу? — громко вопросил принц, и перешептывания, из-за которых в зале стоял монотонный тревожный шум, стихли.

— Я отдала приказ собрать всю челядь — от лакеев до судомоек, Ваше Цветочество, — подобострастно ответила госпожа Живокость, не упускавшая возможность потеснить Заразиху, раз уж ее саму пока что ни в чем не обвиняли.

В самом деле, зал был переполнен подневольными гоблинами, кобольдами, трясинницами, русалками, сатирами и прочими насельниками острова. Улитки — и те с любопытством заглядывали в открытые окна. Сплетня и Небылица важно восседали на спинке трона, и повторяли, что уж они-то не упустят ни единой мелочи, а память королевских сорок хранит слова надежнее, чем бумага. Подсудимых — то есть, тех, кто был виновен безо всякого сомнения, — усадили на высокую лавку недалеко от трона — чтобы Его Цветочество не упускал их из виду. Домоправитель Заразиха, изо всех сил делавший вид, будто не понимает, что ему тоже найдется место на этой лавке, старался держаться от