Орёл в стае не летает - Анатолий Гаврилович Ильяхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда царь определил, что дальнейшая затяжка с наступлением чревата осложнениями для его тактики, он приказал своей гвардии занять позицию на правом фланге, то есть против левого крыла афинян. Левый фланг напротив отряда беотийцев поручил сдерживать всадниками Александра. Филипп испытал противника хитрым маневром: призвал воинов наступать, но до контакта не доводить, в последний момент отступать, но организованно, лицом к неприятелю. Сомкнув фаланги, беречь силы, преодолевая натиск врага, имея перед собой главную задачу – рассредоточить сплочённые ряды греческого войска…
Филипп был впереди своей фаланги, когда македоняне устремились в наступление, а потом вместе с гвардейцами медленно отступал, вынудив афинян оставить укреплённые высоты. Полководец Стратокл, заметив пятящегося назад македонского царя, радостно воскликнул:
– Афинские герои, смотрите, – вон бежит непобедимый Филипп! Вперёд! Не отставайте от трусливых македонян, гоните их до самой Македонии!
Греки, увидев перед собой пятящихся македонян во главе с ненавистным царём, поверили в близкую победу. Соблазн всё разрешить здесь и сейчас был велик! Несмотря на разумные окрики командиров, плотные было ряды греческих воинов расстроились, каждый воин на ходу выбирал свою жертву, чтобы расправиться с трусливым врагом, а ещё лучше – пленить. Но как только они оказались на равнине, в их защитной линии образовались разрывы, бреши. Филипп угадал тот самый решающий момент в противостоянии, и его сын услышал его призыв:
– Александр! Зевс тебе в помощь!
Могучая божественная сила вселилась в Александра. За спиной выросли крылья, которые стремительно понесли его вместе с Букефалом в самую гущу схватки. От него не отставали всадники его отряда, которые вклинились в построения беотийцев и начали их избиение. В солнечных лучах смертельным блеском засверкали наконечники копий, отточенные лезвия мечей. Безмятежная до этого дня живописная долина быстро покрывалась телами убитых людей и смертельно раненных лошадей. Отряд беотийцев быстро редел, и вскоре в эту неожиданно большую дыру с размаху врезалась вся македонская конница под командованием Антипатра. Небо закрылось тучами пыли, словно саваном, откуда доносились глухие удары мечей и щитов, крики команд и раненых, ржанье коней – все признаки кровавого жертвоприношения олимпийским богам.
На свою беду, знаменитые афинские военачальники увлеклись «преследованием» пятившихся македонских фаланг, не замечали прорыва конницы противника до тех пор, пока беотийцев не охватила паника: они побежали и на своём пути опрокинули афинян. В результате паника охватила всё союзное войско, принудив к отступлению остальных греческих воинов. На поле сражения «Священный отряд» фивян оказался самым стойким, ни один аргираспид не сдвинулся с места, указанного ему командиром. Они стойко выдерживали натиск македонян – пехотинцев и всадников, согласно обету сражались «до последнего аргираспида»… Никто из союзников не пришёл на помощь, всем не до того было. Александр, отметив мужество врага, начал кричать им, предлагая почётное пленение, но аргираспиды продолжали заниматься тем, ради чего они стали воинами и дали клятвы – отбиваться и нести смерть врагам своими короткими мечами. Когда их осталось совсем мало, покрытые ранами воины, не имея уже сил и способности сражаться дальше, обнялись друг с другом, чтобы потом умереть на остриях длинных македонские сарисс.
Гибель элитного отряда фивян придала войску царя Филиппа уверенность в окончательной победе, а грекам – большое уныние. Разгромленная союзная армия, вернее, её остатки, бежали из-под Херонеи. Но приказа на преследование и уничтожение греков царь не давал, он лишь сказал военачальникам:
– Греки в отличие от македонян умеют побеждать, но не умеют удерживать победу!
После сражения, осматривая трупы воинов из «Священного отряда», порубленных мечами и копьями македонян, Филипп откровенно опечалился и сказал своему окружению:
– Посмотрите на аргираспидов, македоняне. Они действительно бессмертные, все триста героев.
Военачальники удивились, а кто ещё – возмутился:
– Они не воины, а любовники! Какие они герои?
Царь вдруг взорвался от негодования, сорвался в крик:
– Да погибнут злою смертью те, кто подозревает их в чём-то позорном! Так бы воевали все македоняне!
Лицо Филиппа покрылось красными пятнами. Не совладав с разрывающими его эмоциями, ещё не остыв от утомительного сражения, царь махнул рукой и отошёл прочь.
* * *
Всадники из отряда Александра вышли из жаркой схватки почти без потерь. Удивительно, но на юном командире не было ни одной царапины. Лишь помятый панцирь из крепчайшей коринфской бронзы говорил сам за то, что воин не сторонился ближнего боя. «Зевс оберегает меня!» – сказал он товарищам со счастливой улыбкой.
– Наш герой, – уважительно отзывались о нём бывалые воины. – У Филиппа, великого стратега, растёт достойный преемник. Его сын – наш царь!
Александр, слушая похвалу, искоса поглядывал на отца – как он реагирует, а Филипп не возмущался и не протестовал, отшучивался. Оказывается, ему было очень приятно слышать похвалы его сыну, видеть, с каким удивлением, уважением и восхищением военачальники смотрят на Александра… Он внутренне был согласен, что без участия сына в сражении, боги могли отвернуться от него, царя Филиппа. Выходит, Зевс покровительствовал Александру? А ведь истинная правда, что в разгроме греческого войска у Херонеи есть огромная часть заслуги его наследника. Если бы не его ошеломительный наскок на беотийский фланг, ещё неизвестно, чем бы обернулся задуманный маневр с «отступлением» македонских фаланг под предводительством самого царя Филиппа!
Афиняне потеряли убитыми почти тысячу воинов. Две тысячи сдались в плен; многие были ранены, поэтому не могли сражаться на равных. Уцелевшие наёмники из союзных городов позорно бежали, оставив афинян до завершения схватки.
Александр сообщил Аристотелю обо всех подробностях того знаменательного события, что смог заметить неискушённым юношеским взглядом.
– И Демосфен не помог! – со смехом сказал он.
– Как, этот оратор был там?
– Да, его видели в рядах пехотинцев. Поначалу он громко вдохновлял афинян и проклинал моего отца, а потом исчез. Никто его там больше не видел.
Оказывается, Демосфен, как его ни отговаривали, сам напросился записать его в ополчение, вооружился мечом и щитом.
– Сегодня, друзья мои, здесь я увижу поражение Македонии и даже смерть злейшего врага Афин – царя Филиппа! –
