Невидимый свет - Александр Беляев

Окончив просмотр дела, Марамбалль вдруг беспомощно обвис всем телом, как будто из него вынули все кости.

— Интересное дело? — спросил Лайль.

— Торговое соглашение. Все это текстуально и официально было опубликовано и напечатано в газетах. И ни слова больше! Никакого тайного соглашения между Германией и Советской Россией… — ответил Марамбалль коснеющим языком.

Лайль почти беззвучно усмехнулся. Но слух Марамбалля еще не утратил остроты, приобретенной им в дни «светопреставления». Эта усмешка явилась искрой, взорвавшей пороховой погреб.

Марамбалль точно обезумел. Лицо его исказилось, он закричал так, как будто сам сидел на взорвавшемся пороховом погребе.

— О, мошенники! Подлецы! Обманщики! Вы обманули меня, продажные души! Вы спровоцировали меня на кражу. Вы с Метаксой составляли бандитскую шайку. Вы сами заключили «тайное соглашение держав — Англия и Греция против Франции». Вы, Лайль, набивали цену умышленно. Вы ограбили меня… Вы… вы…

Больше Марамбалль не произнес ни слова. Его крик мог привлечь внимание соседей, и Лайль принял меры: он быстро подошел к беснующемуся Марамбаллю и, сжав его челюсти, как железными тисками, своими сухими, жилистыми, веснушчатыми руками, почти ласково сказал:

— Я же предупреждал вас, Марамбалль, что Метакса хитрее нас двоих, вместе взятых. Не волнуйся, прекрасная Франция. Жизнь — игра и борьба. Сегодня тебе не повезло. Но завтра ты можешь заключить такое же блестящее тайное соглашение с Италией или Бразилией против Англии и отыграться. — И уже строго Лайль закончил: — Пожалуйста, не кричите так громко, господин Марамбалль, о наших маленьких разногласиях. Не забывайте, что мы в Германии.

Марамбалль вздохнул, засунул папку под жилет, хотя она больше и не нужна была ему, и, не простившись с Лайлем, вышел из комнаты. Он отправился к себе.

В зеркальном платяном шкафу, в задней стенке, Марамбалль приделал вторую доску. Между доской и стенкой он хранил документы, которые не должны были попадаться на глаза немецкой полиции. Марамбалль запер дверь на ключ, вынул вторую доску, извлек из своего потайного хранилища снимки с негативов, которые только что продал лейтенанту, и прошептал:

— Вы еще услышите обо мне, господин барон! — Снимки были в сохранности. Но что делать с делом номер 174? Такую улику было опасно держать в комнате, хотя бы и в потайном шкафу. Марамбалль решил сжечь папку.

Но, прежде чем он успел выполнить свое намерение, в дверь постучались. Марамбалль все эти дни жил в напряженном ожидании и потому принял все меры, чтобы не быть застигнутым врасплох. Он сделал в двери едва заметную скважину, через которую и мог видеть, кто пришел к нему.

К своему ужасу, Марамбалль увидал отряд полиции. Сомнения не было. Барон заметил под его жилетом выскользнувшую папку и поспешил сообщить полиции, чтобы она арестовала Марамбалля с поличным… «О проклятый барон!» — выбранился Марамбалль шепотом.

Однако что же делать? Сжечь папку он не успеет. А в дверь настойчиво стучали, и чей-то грубый голос кричал:

— Откройте, господин Марамбалль, иначе мы выломаем дверь! Ведь мы же видели, что вы вошли в свою комнату!

«Однако как быстро работает берлинская полиция! — удивился Марамбалль. — Вероятно, барон сообщил по телефону, и полицейские тотчас же последовали за мною…»

Дверь уже трещала… Еще несколько мгновений — и она сломалась под натиском дюжих тел. Полицейские ворвались в комнату. Она была пуста.

Пока полицейские оглядывались, неожиданно заговорил рупор радиоприемника глухим, «картонным» загробным голосом. И этот загробный голос говорил об очень страшных вещах:

«Алло! Алло! Новая катастрофа! Земля вошла в полосу туманности, состоящей из отравленных газов! Спасайтесь в газоубежище! Десяти минут достаточно, чтобы газ отравил человека…»

Эта весть ошеломила полицейских. Позабыв о цели своего прихода, они бросились в коридор и побежали к ближайшему подземному газоубежищу, сбивая с ног и давя удивленных прохожих.

А Марамбалль вышел из-за шкафа и вдруг начал трубить победный марш в рупор радиоприемника.

— Хорошую штуку я сыграл с ними! — весело сказал он. — Теперь их не вытащишь из газоубежища. А мне нужно не больше получаса, чтобы добраться до вокзала. Виза на выезд в кармане, деньги есть. — И Марамбалль вдруг засмеялся еще громче. — Представляю, какую гримасу сделает Метакса, когда придет в банк получать по чеку и узнает, что на моем текущем счету лежит всего несколько сотен марок.

НЕТЛЕННЫЙ МИР

Началось с простокваши. Даже не с простокваши, а с молока, которое почему-то не захотело скиснуть.

Павел Иванович Симов, учитель школы при совхозе «Заря», пригласил своего приятеля, молодого рабочего совхоза Зиновия Лукьянова, которого он называл «Зиночкой», прийти в воскресенье на обед.

— Простокваша будет! — (Зиночка был большой любитель простокваши.)

Однако полакомиться простоквашей не удалось: молоко не скисло. Жена Симова, Ольга Семеновна, была смущена, выслушивая упрек мужа.

— Ну как же это ты так? — говорил Симов. — Наверно, не поставила вовремя?

— Со вчерашнего дня стоит, — оправдывалась Ольга Семеновна. — Лето, время жаркое. Обыкновенно если с утра поставлю, так к обеду уже скиснет, а тут как нарочно…

— Может быть, ты кусок сахару туда бросила, в молоко? Если сахар бросить, то молоко не скисает, — пояснил Симов, обращаясь к Зиновию. — Делать нечего, давай молоко выпьем, которое скиснуть не захотело. — И уже сделав несколько глотков, Симов сказал, покачав головой: — Действительно странно. Стоит чуть не сутки — и совершенно свежее, сладкое, будто сейчас из-под коровы.

— Говорят, молоко в грозу быстро скисает, — промолвил Зиновий, поддерживая разговор. Завязалась беседа. Озабоченная Ольга Семеновна ушла в кухню. Через некоторое время она явилась возбужденная.

— Ну вот, ты меня обвинял, — сказала она мужу. — Я была у Марии, они тоже всегда простоквашу делают, и Мария Ивановна сказала, что и у нее молоко не скисло, и у Аннушки тоже.

— Форменная молочная забастовка, — смеясь, сказал Симов.

В это время мимо веранды, где они сидели, прошел сыровар Гриневич.

— Адольфу Ивановичу почтение! — крикнул Симов. — Слыхали новость — молоко не киснет? Как у вас с сыром?

— Ничего не выходит! — ответил сыровар на ходу. — Наверно, наши коровы какой-нибудь травы поели, которая изменила состав молока. — И он ушел походкой занятого человека.

— В самом деле, удивительно, — задумчиво промолвил Симов. — Зиночка, а ты не поможешь ли мне закопать тушу моего павшего мерина? — И, закашлявшись (Симов был туберкулезный), он продолжал: — Кожу я вчера снял, а туша валяется второй день. Наверно, сейчас к ней подойти нельзя — вонь такая. Как бы не оштрафовали меня.