Одна жизнь — два мира - Нина Алексеева

Звонок. Все помчались к поезду. Бежит старичок, у него во все стороны льется кипяток из чайника, бежит женщина с жареной рыбой на тарелке, споткнулась, рыба вильнула хвостом, как будто ожила, и разлетелась по шпалам. После такого кристально чистого воздуха не хотелось заходить в вагон. В вагоне было душно, накурено, но я еще продолжала дышать запасом утренней прохлады.

Поезд, вздрогнув, тронулся, а дальше пошла еще более дикая местность. И кругом буйная трава и цветы, море цветов, таких ярких, чудных, пышных.

Дремучий лес и сопки, сопки, покрытые серебристыми елями, как будто кто-то набросил на них белоснежное кружевное покрывало, и среди этой буйной красоты иногда появлялись серенькие, разбросанные, как шелуха от семечек подсолнуха, печальные деревеньки.

Труд облагораживает человека

Отсюда поезд пошел по старой одноколейной дороге, а рядом полным ходом шло строительство второй магистрали, так называемой Байкало-Амурской магистрали — БАМа. Новые шпалы, новые рельсы, по сторонам аккуратные насыпи, обложенные свежим дерном или красным кирпичом, с затейливыми рисунками и лозунгами: «Труд в СССР есть дело чести, доблести, геройства», «Труд облагораживает человека» и масса других лозунгов.

Рабочие здесь в основном заключенные, сказал Юра-путеец, ехавший в Хабаровск. А они, то есть рабочие, приблизившись к поезду, кричали: «Киньте что-нибудь! Киньте покурить!» Я схватила все свои продовольственные запасы и с огромным удовольствием побросала им. В Москве меня убеждали, что по дороге ничего не достанешь, бери с собой все. Я и набрала, а оказалось, в этом году не все, но кое-что на каждой станции уже можно было купить. Местные жители к приходу поездов приносили свежие сырники, пирожки, молоко, поэтому многие мои продукты оказались лишними: хлеб, колбасы и консервы стояли нетронутые. Так поступали и другие. В ответ рабочие ловко бросали нам в открытые окна вагонов, насаживая на концы палок, роскошные букеты диких цветов, которые росли вдоль железной дороги, как ковер.

Мое внимание привлек товарный состав, стоявший на одинокой, угрюмой станции. Все вагоны были заперты, и единственное окошечко вверху было за решеткой, оттуда выглядывал бледный, измученный человек. Это была единственная отдушина, которая соединяла его с внешним миром…

Ко мне подошел Юрий-путеец, я предложила ему пройтись. Меня потянуло туда, в сторону этого несчастного поезда. Мы подошли очень близко, нас окликнул стражник:

— Граждане, здесь ходить не разрешается.

Мы обошли поезд, с другой стороны охраны было меньше, так как она была сосредоточена на людной стороне.

Этот состав меня пугал и привлекал своей таинственностью. Слово тюрьма для меня было самое ненавистное слово, оно ассоциировалось у меня со словом «ад». Зачем нам нужны тюрьмы? Разве только для рецидивистов и неисправимых убийц, но я очень верила в то, что если будут созданы соответствующие условия жизни, то никакие тюрьмы нам не будут нужны. И эти условия должны создать мы в нашей стране.

Вошел Юрий:

— Легче стало? — спросил он.

Значит, видел, как я нервничала после нашей прогулки, тщательно стараясь скрыть от окружающих волнение.

— А вот я привык, — сказал он. — Давайте закурим, успокойтесь. Вы едете на Дальний Восток. Поберечь надо себя.

Взор не оторвешь, до чего же богата и прекрасна наша страна, наша природа! Сколько красоты, сколько радости, и глядя на все это, хочется радоваться и смеяться по пустякам. Все, что казалось за минуту до того безнадежно тяжелым, смягчилось и потянуло вперед, к новой жизни, к новой творческой работе. А у меня было так много радужных надежд впереди! Я ехала с такой радостью на производство работать и собирать материал для диплома.

Яблоневый хребет

После небольшой остановки на глухой таежной станции, где вокзалом назывался вагон, стоявший чуть-чуть в стороне, шла дорога, извиваясь причудливыми кольцами, как змея.

— Забайкалье — Яблоновый хребет, — выкрикнул начальник поезда, проходя через наш вагон с проводником. — Длина 650 километров, высота 1600 метров над уровнем моря. Сейчас будет крутой спуск, к нашему составу в конце поезда прицепят второй паровоз.

— Здесь часто случаются аварии, — успокоил всех проводник и пошел дальше.

Вот вам и знаменитый Яблоновый хребет, поезд не едет, а ползет медленно-медленно. Скрипевший и стонущий паровоз с трудом удерживал состав, хвост поезда то появлялся, то исчезал. Было страшно и красиво. Я стояла, не отрываясь от окна.

Юрий сказал, что совсем недавно здесь произошла авария. На этом спуске сорвался огромный товарный состав и сгорел. Были жертвы. А наш поезд мчался и мчался все дальше и дальше, и картины менялись, как на экране.

Когда всей нашей дружной веселой компании, увлеченной карточной игрой, надоело играть в карты, взялись за домино, уверяя меня, что в дальнейшем моем морском путешествии эта игра будет мне очень полезна. Наш вагон также был самим певучим, а уж выпить по поводу и без повода — не уступал другим.

В этом изнуряющем путешествии очень кстати оказался мой день рождения, который превратили в круглосуточный праздник.

По этому случаю наши спутники убрали и вычистили соседнее купе. Из чемоданов соорудили стол, накрыли белой салфеткой. Посреди «стола» стоял огромный букет цветов в консервной банке, появилось столько бутылок и консервных банок, что почти всему составу хватило выпить, закусить, попеть и пошуметь. Наполнив стаканы и кружки разного сорта вином, все горячо поздравили меня с днем рождения. А к концу дня чуть ли не весь состав принял участие в нашем празднике, всем было весело, и вскоре уже никто не помнил, с чего же, собственно, это все началось. Цветов было столько, сколько было пустых выпитых бутылок, любая артистка могла бы позавидовать. Мои изобретательные попутчики умудрились, одним им известным способом, протереть пустые бутылки шпагатом, ловким ударом отбить у них горлышки и превратить их в вазы для цветов.

А поезд тем временем медленно и уверено, огибая бухту, в одно пасмурное туманное утро приближался к Владивостоку.

Владивосток

Вода в бухте была стального цвета, как и небо. Над этой свинцовой поверхностью носились стаи чаек, плавали рыбачьи лодки, баркасы.

В поезде все суетились, укладывали вещи. Куда ни глянь, чемоданы, баулы, бумага, мусор, как будто всю дорогу не убирали. Зашел проводник, побрызгал из чайника и начал мести. Пыль коромыслом, а бедные пассажиры, только что приодевшиеся и разместившиеся у окон, желая посмотреть на окрестности Владивостока, заметались из стороны в сторону, считая себя совершенно лишними в вагоне.