Прощание - Лотар-Гюнтер Буххайм

Старик смотрит на меня, будто желая сказать: «Наверное, удивляешься?» Затем он быстро продолжает:

— Моя прежняя основательная профессиональная подготовка позволила мне заниматься рейнскими судами.

— Я считаю поразительным то, что тебя приняли на работу французы. Я ожидал от них большего злопамятства. Разве у тебя, как бывшего немецкого офицера, не было никаких трудностей?

— Абсолютно никаких.

— И как долго ты находился в Майнце?

Старик задумывается.

— Почти два года, — говорит он затем.

— А почему ты закончил работу в Майнце?

— Ах, знаешь ли. Когда-нибудь эта работа должна была закончиться. В конце концов, сотрудничество с оккупационными властями было не то, что надо, и кроме того, я хотел стать морским штурманом. Меня снова потянуло на побережье, к воде.

— Чего ты потом и добился в полной мере!

— Да, — говорит старик и смотрит мечтательно. — Да, — продолжает он, — сначала под парусом в Южную Америку и так далее — как этого пожелал аллах.

— Сейчас ты опять ведешь «замедленную съемку». Ты сказал, что в Гамбурге ты был только после Майнца и там речь шла о знаменитой фирме «Дюнгекальк».

— Тебя это действительно интересует?

— Еще как! Тут, как я слышал, дела твои вскоре пошли очень хорошо, и ты оказался, так сказать, в тесном семейном кругу в Гамбурге?

— Это были ремесленники, у которых я нашел пристанище. Дочка была вдовой машиниста подводной лодки.

— Знаю!

— Не надо принимать такой многозначительный вид. Она работала на фирме. Поэтому я с ней и познакомился и поэтому получил квартиру, — нерешительно отвечает старик. Ему явно не хочется говорить об этом.

Но я не уступаю:

— Но очень скоро ты оказался в положении человека, о котором слишком хорошо заботятся. Или?

— Да, это так. Юная дама была помешана на всем флотском или как это там еще называется. Я прилично питался, мое белье было выстирано. Моя жизнь вдруг оказалась зависимой от благосклонности этих людей, и тогда мне пришлось решать, как быть дальше.

— То есть благосклонности было в избытке?

— Больше, чем достаточно. Из-за этого я чувствовал себя обязанным, пока я вдруг не понял: нет, дальше так быть не может.

— И тогда, очевидно, в нужный момент появился шанс с «Магелланом», если я это правильно понимаю. Тогда вокруг тебя появились люди, которые хотели вывезти из страны толику своих денег. Верно?

— Не посмотришь ли ты, дружок, на твои облученные часы? — перебивает меня старик.

— A quarter to midnight![41]

— Время спать! — решает старик.

Я знаю: след взят верный. Теперь на очереди важная глава, пересечение Атлантики, увлекательнейшая часть собрания приключений Генриха. Итак, хорошо. Оставим это для следующей беседы. До Дурбана у нас еще много времени.

Еще до завтрака я поднимаюсь на мостик. Старик, как обычно, уже наверху, он находится в штурманской рубке и смотрит на карту.

— Такая гигантская дистанция — и ни одного порта! — жалуется он. — Раньше мы заходили в Лобиту в Анголе, или только до Марокко: Сафи, Касабланка! Никакого сравнения. А здесь, — старик показывает на карте Того, — мы тоже один раз были, — и его лицо светлеет, — это было довольно давно. Наш визит отмечался на широкую ногу. Там было тринадцать так называемых ночных клубов. Порт финансировала Федеративная Республика, строили его немецкие фирмы, он все еще в немецких руках и под немецким управлением.

— Откуда ты знаешь, что там имеется тринадцать ночных клубов и что означает «так называемые»?

— Ну, как тебе сказать: ты можешь себе примерно представить, что за притоны это были. И эти тринадцать ночных клубов мы с нашими немецкими друзьями «прочесали» один за другим, познакомившись при этом с соответствующим числом черных преподавательниц языка.

— Преподавательниц языка в кавычках?

— В некоторой степени, — говорит старик и ухмыляется.

— В Анголе в порту Лобиту ты и подцепил туберкулез?

— Да, это было уже не так весело, но я тебе об этом уже рассказывал.

Мы «отбуксировали» себя в рулевую рубку, — и старик первым делом поднес к глазам бинокль, хотя нигде ничего не видно, только ослепительно сверкающая вода и кобальтово-голубое небо и как разделительная линия между ними — безукоризненная линия горизонта. Потом старик продолжает:

— Между прочим, в Гане мы тоже были. Плотина на Вольте производит сильное впечатление. В связи с поездкой в глубь страны в сопровождении первого советника дипломатической миссии и относящихся к нему дам мы посетили, скорее случайно, и фестиваль Ашанти.

Я думаю: в этом весь стиль повествования старика, и знаю, что за этим снова последует другая пауза. Старик еще раз подносит к глазам бинокль, а я терпеливо жду.

— Во время фестиваля народности ашанти два вождя, чтобы избежать дипломатических осложнений, танцевали друг с другом, — говорит он наконец. — Этому предшествовала бесконечная перебранка по громкоговорителю. Я легко отгадал, что они имели в виду. Деревня и корабль были сравнительно на одном уровне. Бывший немецкий посол по фамилии Мюллер пользовался большим почитанием. В его честь даже черный футбольный клуб назвали «Мюллер Юнайтид». Новый посол — тот, с которым мы имели дело, еще не был информирован о постановлениях нашего министерства внутренних дел о саботаже и назначил одно из воскресений днем открытых дверей на корабле. Об этом писали все газеты страны. Наши опасения наталкивались на убежденно произносимое утверждение: саботажников вычислили бы уже на аэродроме и незамедлительно выслали бы. Так это происходило там. Ну, к счастью, ничего не произошло.

— Боже мой! — вырывается у меня, когда во время завтрака я вижу самую маленькую стюардессу, приближающуюся к нам на высоких каблуках с яичницей в руках. Она обрезала свои голубые джинсы до самого верха и демонстрирует свои жирные белые ляжки, цвет которых напоминает оконную замазку. Когда она наклоняется, обнажается добрая треть ее бледной задницы. Вот стоит она у нашего стола и наверняка считает то, что она демонстрирует, самым острым эротическим блюдом. Да еще ее прическа, выглядящая как помазок для бритья…

— Это что — так и должно быть? — спрашиваю я старика, когда она, сказав «Приятного аппетита!», уносит с нашего стола использованную посуду.

— Очевидно, должно, — отвечает старик.

— Как бы там ни было, — говорю я через какое-то время, — я не хочу пропустить чтение списка обязанностей на случай пожара.

Первый помощник читает с листа текст, когда я приближаюсь к группе: «Для обычных судов список обязанностей экипажа в роли безопасности подразделяется на „противопожарную роль“ и на „задраечную роль“, то есть на план, который должен осуществляться при пожаре или прорыве воды, и на „шлюпочную роль“, составленную на случай, когда корабль придется покинуть, и в соответствии с которой каждый член экипажа должен выполнять определенную задачу по обеспечению заботы о пассажирах и по безопасному оставлению корабля».