Время любви - Ширли Эскапа

Следовательно, требовалась эффективная и нешаблонная рекламная кампания.

Вот тогда-то Руфуса и посетила счастливая мысль скооперироваться с авиакомпанией, обслуживающей внутренние рейсы и также нуждающейся в саморекламе. В крупнейших газетах появились объявления о том, что любой доктор, прописавший ларок для понижения давления, или его пациент, купивший это лекарство, обеспечивается бесплатным перелетом в радиусе тысячи миль от места вылета. Нечего удивляться, что к 1976 году доход от продажи уникального лекарства составил миллиард долларов.

Один из богатейших и удачливейших магнатов, чье имя с завидной регулярностью появлялось в светских колонках всех крупных газет западного мира, Руфус Картрайт очень быстро и без всяких усилий со своей стороны возглавил список общепризнанных «светских львов». В любое время года в машине, в самолете или поезде — в зависимости от того, что подсказывало ему воображение и состояние духа, — он мчался куда-то в поисках развлечений.

Некоторые предполагали, что Руфус ведет столь экстравагантный образ жизни, начитавшись высказываний известного повесы шейха Ауда. «Мой отец, — говорил тот, — брал золотую монету и бросал ее на пол, покрытый ковром. Естественно, монета падала беззвучно. Тогда отец кидал ее на мраморный пол, и на звук сбегались чуть ли не все слуги. Я это хорошо запомнил и всем советую: от вас и только от вас зависит, как тратить свое состояние — тихонько, как мышь, запертая в погребе, или ни от кого не таясь, как это делаю я. Но своим мотовством я добился того, что обо мне знает весь мир. И мне не надо искать деловых встреч, бизнесмены сами едут ко мне отовсюду и предлагают выгодные сделки».

Примерно то же происходило и с Руфусом, его даже немного утомляло то, что удача сама плыла к нему в руки. Если постоянно делать ставки на карту, заведомо зная, что выпадет именно она, в конце концов становится скучно.

Руфуса же привлекала неизвестность. Все чаще он стал посещать частные и государственные казино. И в одном из таких частных заведений, находящемся на яхте, поставил однажды на карту двести пятьдесят тысяч долларов.

Власть Руфуса над Фабрицией приобрела столь необъятные размеры, что ей наконец удалось убедить себя не испытывать ревности к похождениям мужа. Отец и мать уже покинули грешную землю, задушевных подруг у Фабриции не было, поэтому в поисках совета и утешения она обратилась к Сорайе, известной телепатке из Египта. Выслушав рассказ Фабриции о ее горестях, Сорайя поведала, что ислам не осуждает мужскую неверность, а вот женская считается смертным грехом.

— Но я же говорю о Руфусе! — воскликнула Фабриция. — При чем тут ислам?

— Более тысячи лет назад, — рассудительно ответила Сорайя, — великий пророк Магомет признал ту разницу между мужчиной и женщиной, о которой я толкую. Он и сам имел десять жен и по меньшей мере трех наложниц.

— Ну и ну! — возмутилась Фабриция. — Еще расскажите, что Коран допускает существование рабства!

Сорайя пропустила ее слова мимо ушей.

— Дайте-ка мне еще раз вашу ладонь, — спокойно произнесла она. — Ну вот, теперь я явственно вижу, что вас ожидает удача. Ваш муж однолюб и никогда не увлечется другой женщиной. Никогда!

Только Фабриции не суждено было узнать, что женщина, о которой говорила прорицательница, не она.

С надеждой смотрела она в бездонные, как пропасть, глаза египетской гадалки и находила в них утешение, в котором так нуждалась.

Фабрицию нисколько не смущало то, что она нанесла визит телепатке. Напротив, она гордилась своей храбростью, которую могла бы оценить по достоинству только ее мать, будь она жива.

— Вы подумали о том, что вам потребовалась определенная смелость, чтобы прийти ко мне, — неожиданно заявила Сорайя.

— Как вы догадались?

— Объяснить это я не могу, — негромким музыкальным голосом ответила прорицательница. — Прошу только понять одну простую вещь, тогда ваша жизнь станет намного проще.

— Я вас слушаю. — От волнения Фабриция подалась вперед. — Говорите скорее.

— Всем индивидуумам свойственны одни и те же чувства и инстинкты, и нельзя разделять людей на восточные и западные нации или на приверженцев той или иной религии. Инстинкты у всех одинаковы, они, так сказать, универсальны.

— Не понимаю, к чему вы это говорите. В чем тут логика?

— Вот вы и проявили себя как западная женщина. Неужели так уж необходимо искать логику в чувстве, скажем, материнства? Оно тоже абсолютно универсально. — На лице Сорайи появилась лукавая улыбка. — И есть ли логика в любви?

— Не знаю, — тихо пробормотала Фабриция.

— Ответ лежит на поверхности, и вы это понимаете. Любовь и логика — два совершенно несовместимых понятия. — Сорайя покачала головой и презрительно добавила: — Иногда мне кажется, что ненависть гораздо логичнее любви.

Фабриция понимающе улыбнулась.

— Вы, люди с западным складом ума, поразительно наивны, вы верите, что все ценности построены на логике. А вы когда-нибудь задумывались, подходит ли теория Фрейда о сознательном и подсознательном поведении арабам?

— Признаюсь, нет. Во времена Фрейда в Австрии не было моды на гаремы.

— Женщине, живущей в гареме, никогда не пришло бы в голову ревновать мужа к другим. Чем больше жен у него появилось, тем почтительнее к нему относились.

— Я не желаю ненавидеть Руфуса, — внезапно вырвалось у Фабриции, — и не хочу его любить. Все на свете отдала бы, чтобы не испытывать к нему вообще никаких чувств!

Глава 54

Сразу после полудня Джина выскочила из своего офиса, взбешенная до такой степени, что не могло быть и речи о том, чтобы самой сесть за руль. Она поймала такси и назвала домашний адрес. Сильные удары сердца гулко отдавались в ушах. Сжав губы, она скосила глаза на портфель, где среди обычных деловых бумаг лежал последний отчет Сэма Харви.

Харви принес его только что, и она сразу же расплатилась наличными, как он и просил. Джину это вполне устраивало: не хватало еще, чтобы в офис пришел счет за услуги частного сыщика.

В отчете говорилось, что Морган и Кейт сейчас — вот в эту минуту — вместе. Она мчится домой, а ее муж и подруга — лучшая подруга! — наслаждаются друг другом в постели. Когда такси подъезжало к Центральному парку, Джина резко сказала:

— Остановите здесь.

В надежде, что прогулка охладит пылающие щеки и подступающая к горлу тошнота наконец пройдет, она зашагала по аллее парка, мысленно споря сама с собой.

— Тебе же он безразличен. Признайся: его отношение к тебе устраивает тебя, так ведь?