Средневековая история. Цена счастья - Галина Гончарова

Тяжелых решений, крови, смертей…

Когда-то они подозревали друг друга. Не доверяли. Опасались подвоха. Когда-то они ждали удара.

Сейчас им предстояло принять одно из самых серьезных решений.

Принять? Или оно уже принято?

Ганц смотрел на женщину. Он видел ее каждый день, но сейчас – словно впервые. Отблеск свечей ложится на золотые волосы, искры пляшут в загадочных зеленых глазах, лицо кажется удивительно юным и в то же время мудрым…

Лиля смотрела на мужчину словно впервые.

Темные глаза кажутся совсем черными. Черными кажутся и темно-каштановые волосы. Усы прячут насмешливую улыбку в уголках рта, морщинки на высоком лбу, тонкие сильные пальцы музыканта и художника…

Он не красавец, нет. Джерисон был намного красивее, да и Ричард, и Гардвейг даже сейчас…

И все же это не важно. Красота – это фантик. Но едим-то мы конфету…

– Согласится ли король? – Лиля с трудом узнала свой голос. Такой ломкий. Такой… неуверенный. Она ли это? Или это – именно она?

– Вы согласны, Лилиан?

– Ты. Называй меня Лилей, Ганц. Полагаю, для супругов так будет лучше?

И в темных глазах вспыхнула надежда, сменившаяся шальной радостью.

Этим вечером, ложась спать, Лиля размышляла о самых разных вещах.

Вот честно – никогда она о Ганце даже не думала в таком контексте…

Хотя… она вообще ни о ком не думала, чего уж там. Хватало и переживаний, и проблем, и головной боли – еще о мужиках размышлять! Вот некогда! И хоть убивайте.

Они договорились, что пока не будут предпринимать решительных действий. Траур – штука обязывающая. Длится примерно три года. В течение этого времени выдать ее замуж просто нельзя. Разве что король сильно надавит на альдона и тот даст разрешение. Но именно что разрешение должно быть от альдона.

То есть пока можно было чувствовать себя спокойно. Но до решения Эдоарда.

А тот ведь решать будет. Через нее на Ативерну завязан Август. И она сама уже не последняя фигура.

Строго говоря, пока у них с Ганцем есть две проблемы. В том, что они споются, Лиля не сомневалась. Уже сработались. Уважают друг друга… если уж кому из мужчин она и может доверять – это Ганцу. Потому как вирмане молодцы, но они вирмане. А сколько там завязано на клановую систему… даже думать не хочется. Такой вот скромный вопрос. Выгоднее налаживать отношения с одним Эдоардом или с двумя десятками мелких корольков на Вирме? Ладно, ярлов, но суть-то не меняется!

Нет, на фиг. Ибо не фиг. И точка.

Сбежать в другое государство тоже не выход. Лиля это и сама понимала, без молчаливого подтверждения Ганца. Или отравят, или зарежут, или еще что… но невыездной ей быть долго и печально. Эту систему ой не в советские времена придумали. И спасибо Эдоарду за то, что она до сих пор не под замком.

А вот Ричард…

Да, та ночь навсегда останется между ними. Но ребенок… Сказать или не сказать?

Молчать, однозначно.

После такого кошмара, который случился из-за Амалии и ее любви, – молчать! Можно стимулировать роды, чтобы они прошли раньше. Можно. И списать все на Джерисона.

А почему нет? До Менделя тут еще долго не дорастут. А она никого просвещать по генетике, кроме Ганца, не собирается. Это ребенок от Джерисона Иртона. И точка.

Резать будут, на куски рвать будут – все равно. Ребенок от мужа. И никаких!

Это единственный способ выжить. А Ричард, даже если что-то заподозрит, все равно будет молчать.

Миранда засопела под теплым одеялом и перевернулась на бок, зарываясь в подушку.

М-да, вот еще проблема…

Вот честно – отдавать Мири в Ханганат не хотелось. Ведь отравят малявку. Но и как разрулить эту ситуацию, Лиля пока не знала. Оставалось только ждать и терпеть.

«Смириться надобно для виду, но – тянуть. Кто время выиграл – все выиграл в итоге…»[7]

Вот пока и будем тянуть.

Но что дальше?

Ну вирмане ее решение примут. Они как раз Ганца уважают. Будь возможность – еще бы и почетным вирманином приняли бы. За изворотливость и жестокость.

М-да…

«А не боишься, что станет мужем да попробует навести в доме порядок? Со средневековой точки зрения?»

«А вот не боюсь, – огрызнулась Лиля на внутренний голос. – Ни капельки. И отвали. Вот что нам с Александром делать?»

Фалион ведь приезжал. И за руку брал, и в глаза смотрел… и сил не было его оттолкнуть. А придется.

Нельзя теперь с ним иметь никаких отношений.

В этом они с Ганцем были солидарны. Супружеская верность – это серьезно. Сама Лиля подвигов на стороне совершать не собиралась. Насчет Ганца она не знала, но была уверена: если что-то и произойдет, то в обстановке строжайшей конспирации. Она точно ни о чем не узнает. А что еще надо?

Взаимное уважение у них есть, готовность работать вместе есть, любовь?..

Вот с любовью проблема. Не с физической стороной, нет. Тут как раз Ганца можно было только похвалить. От графини Иртон он благополучно нахватался любви к чистоте, регулярно менял белье и мылся минимум раз в два дня. По здешним меркам – чистюля. И, судя по некоторым обмолвкам, не эгоист, без «особых» вкусов в стиле неизвестного здесь маркиза де Сада – одним словом, жить и любить.

А с духовной…

Лиля печально посмотрела в окно.

Сердцу ведь не прикажешь. Но и ставить все на кон… легко говорить романтикам! А ей-то жить хочется! Жить!

Да, ее тянет к Фалиону. Но… нельзя. Просто нельзя. А значит – надо смириться и обо всем забыть.

И сказать все Александру при следующем его визите.

Так честнее…

– Мири, мне надо с тобой поговорить.

– Да, мам?

– Лэйр Ганц сделал мне предложение.

Мири смотрела серьезно и испытующе. Лиля чувствовала себя неуютно под этим взглядом, но и отступать не собиралась.

– У меня будет ребенок. От твоего папы.

Мири подскочила и взвизгнула от радости. Потом выразительное личико погрустнело…

– Братик?

– Или сестренка. Не знаю. Лэйр Ганц прав в одном. В покое нас с ребенком не оставят, и мне придется выйти за кого-то замуж. Его мы, по крайней мере, знаем…

– Мам, а ты его любишь?

Лиля покачала головой.

– Не думаю.

– То есть он просто будет нас защищать?

Лиля кивнула, признавая правоту девочки.

– А у вас потом тоже будут дети?

– Не знаю. Но это не так важно. Ты все равно мой самый любимый и родной ребенок, даже если у меня еще будет десять детей.

Миранда задумалась.

– Мам, а могу я поговорить с лэйром Ганцем?

– Разумеется. И даже обязана это сделать.

– А он сегодня здесь?

Лиля опустилась на колени прямо на дорожку в саду, так что их с Мири лица находились на одном уровне. Синие глаза встретились с зелеными.