Дневник на итальянском (СИ) - Харрис Элиза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переступая черту аэропорта, я понимал, что с этого момента ничего не будет, как прежде. Это была новая жизнь, которую и жизнью назвать нельзя было. Я оставил в этом городе всё, что было мне дорого, что, оказывается, я любил. Отец, который вырастил во мне мужика, Грейс, заменившая мне маму, Рэна и Яна, парней, лучше которых друзей я уже не найду, и воспоминания. Воспоминания — самая сильная штука, которая способна как радовать, так и уничтожать.
— Джеймс! — срывающийся, полный отчаяния, крик. Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять кому он принадлежит.
Отец, с безжизненно опущенными руками вдоль тела, в дорогом деловом костюме, — явно только с работы, — и со стеклянным выражением лица, стоял по другую сторону турникетов, словно нами целая пропасть, которую уже невозможно преодолеть. Взгляд папы встретился с моим, и дальше всё, как в тумане. Взрослый, состоятельный бизнесмен, сорвался с места, отталкивая двух бугаев охранников и перепрыгивая турникет, как в замедленной съемке. На лицах персонала был ужас и недоумение. Девушки стали вызывать охрану, патруль, но отцу не было до этого дела. Стоило миновать преграду, он без слов крепко прижал меня к себе, хлопая по спине. Я обомлел.
— Как же ты дурак, сынок! — с отчаянием вырвалось у него, когда папа, впервые за столько лет, обнял меня. По-настоящему. Как сына. Как любимого и нужного сына.
— Пап…
Отец отстранился, и более подавленного выражение лица у него я никогда не видел.
— Прости, что был тебе плохим отцом. — слова, который поставили точку. Это было полной противоположностью правде. Я только в тот момент понял, каким отцом он был мне все годы, после ухода жены, которая бросила сына на мужа. — Ты всегда был для меня самым важным в жизни. И это ничто не изменит.
— Прости, что был таким ублюдком. — попытался ухмыльнуться я, но это получилось скорее криво, чем похоже на улыбку. — Я бы многое, пап, изменил. Но уже слишком поздно.
— Мы будем ждать тебя дома. Всегда. Запомни, ты всегда можешь вернуться, как только тебе осточертеет эта страна нарциссов.
— Тюльпанов, — усмехнулся я, и папа тоже улыбнулся.
Какое-то время мы молчали. Нам трижды повторили покинуть территорию и пройти на посадку, а я, словно отпуская что-то важное, не мог сдвинуться с места.
— Она тебя простит. — впервые отец заговорил о нас с Эрикой. И от его слов чертова надежда, на которую я не имел права, вспыхнула. — Вам обоим нужно время. Если любишь — борись.
— Слишком поздно. Я облажался, бать. Сильно облажался.
— Ещё как. Но ей не легче. Вам нужно это пережить.
За спиной отца, запыхавшаяся и с улыбкой, осознав, что успела, добежала Грейс. Меня провожала моя семья.
Моя семья.
Семья.
Как жизнь могла так поменяться за чертовы полгода?
Я попытался улыбнуться и помахать Грейс, у которой из уголков глаз скатывались слёзы, бросил взгляд на её круглый животик, который она придерживала одной рукой, и с тяжестью, что щемила лёгкие, похлопал отца по плечу, уходя.
Я оставил всё и всех, кто хоть что-то значил в моей жизни, за спиной.
Ремни безопасности. Оглушающий звук, пока самолёт набирал скорость. Взлёт. Постепенно отдаляющаяся земля родного города. Первые облака. И внезапно начавшийся дождь, который, словно чувствовал моё настроение.
Да, так, порой, истории тоже заканчиваются. Хэппи энд лишь выдумка идиотов, которые серьёзно напортачили однажды. Во мне всё ещё остался след того дня, когда она уходила, а я не слышал. Когда пытался догнать, но не успел.
И сейчас, я летел, бездумно глядя в окно иллюминатора, за которым лил дождь, разбиваясь о пушистые облака. Грубые тяжелые капли разрушали ватное облако. Как я разрушил Эрику. А любовь к ней — меня.
Глава 55
Два года спустя
Malfa — So Long
Эрика
— Мамочка, не переживай, я позвоню сразу, как долечу, — глядя через экран в родные уставшие глаза, которые метались от моего лица к маленькому сокровищу с глазами цвета в точности, как у меня, сидящему у неё на руках, успокаивала я маму. — Всё, целуй Корнелию, у меня начинается посадка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Будь осторожна, оливка! И сразу набери меня, я буду ждать тебя в аэропорту.
Через пару часов мой самолёт должен был сесть в Эмертоне. Я увижу маму, Кристиана, Эбигейл, Джулию, и маленькое чудо, которому через несколько дней исполнится ровно год. Я была на рождении Корнелии, держала маленькую сестру на руках, когда она громко плакала, вырываясь, и видела первые минуты её жизни. А ещё видела, как Кристиан, будто заново родился, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете.
Я не летала с момента, как вернулась в родной город. И стоило расположиться в кресле, пристегнувшись ремнями, как воспоминания того времени накрыли с головой. Я попыталась избавиться от них, на ходу просматривая сообщения девочек в чате.
За два года, что меня не было, всё осталось неизменным. Почти всё.
Мне всё же удалось поступить на модельера, и приёмной комиссии особо понравились мои работы, созданные в период отношений с Джеймсом. Я училась на специальности своей мечты, рисовала каждую свободную минуту, заменяя это психотерапией, и забросила писать. Свой дневник я забыла в Эмертоне, когда впопыхах бежала от боли и воспоминаний. Он напоминал мне о всех тех событиях, что произошли со мной после встречи с Джеймсом. Я улыбалась, вспоминая наши первые ссоры, поцелуи и моменты, которые грели душу в самые холодные вечера.
Жила я в старой квартире. Как и обещала, несколько раз ко мне приезжала Эбби. В один из встреч, она осталась на месяц, и я почувствовала впервые за долгое время родного человека рядом.
Как оказалось, дом не там, где родное жилище и воспоминание. Дом там, где люди, которые всегда тебе рады и ждут. И мой дом оказался вовсе не там, куда я отчаянно пыталась вернуться.
Но если у меня особых изменений не было, то мои подруги и семья становились счастливыми во перки всему.
Рэн, наконец, признался Эбигейл в своих чувствах, хоть у них, по рассказу подруги, вышло это в привычной манере эмоционально. Перед этим подруга сбегала ко мне на каникулы, чтобы разобраться в себе и не натворить безумств с горяча, как мы. Зато после, их жизни приняли новый оборот. Подруга была так счастлива, что медовые глаза загорались каждый раз, когда Рэн оказывался рядом. И даже в те минуты, когда она орала на него, срывая голосовые связки. Эти двое были самыми настоящими влюбленными сумасшедшими.
Джулия тоже смогла перебороть себя. Она смогла однажды сказать родителям, что больше не сорвется с места и останется в Эмертоне. Пошла наперекор семье ради любимого человека, и теперь, казалось, ждала сюрприз…но об этом немного позже.
Что касалось меня, я настолько загрузила свою жизнь, что не было ни минуты времени, чтобы думать об отношениях и парнях. Трижды за два года бывала на свиданиях и сбегала с них после получаса монотонных разговоров. Парни были неплохими, нет. Но такими чертовски правильными, добрыми и хорошими, что всё во мне вызывало протест. В такие моменты я вспоминала Джеймса. Его разностороннюю личность, самодовольную ухмылку, которая выказывала власть, угрозу и уверенность, и шутки, которые всегда были не вовремя. Он умел быть собой. Но не для всех. И за это я до сих пор, вспоминания изо дня в день, любила этого парня. Где-то глубоко внутри, никому не открывая чувств и своей души.
Через пару месяцев после своего отъезда, я узнала, что Джеймс улетел в Амстердам к матери. Я знала об их отношениях, его нежелании знать её и травмах детства. Но он, видимо, как и я, решил, что сбежать — станет лучшим решением.
Эбигейл рассказывала, Ася неоднократно пыталась устроить подлянки, привлечь его внимание к себе и вернуть их прошлое, но всё тщетно. Рэн, не церемонясь, выражаясь не самыми приличными словами, называл её последней **** и ****. В двух словах, он при всех дал понять ей, чтобы та гуляла на все четыре стороны.