Бог-Император Дюны - Фрэнк Херберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Облака, — прошептал он. — Мне бы вновь — чашу лунного света, да древнее море, приливающее к моим ногам, цепляющиеся к меркнущему небу перья облаков, сине-серый плащ, окутывающий плечи и ржущих по близости лошадей.
— Государь встревожен, — проговорил Монео.
Сострадание в его голосе болью откликнулось в Лито.
— Яркие тени всех моих прошлых, — сказал Лито. — Они никогда не оставят меня в покое. Я прислушиваюсь к утешительному звуку, к закатному перезвону колоколов над городком и он говорит мне только, что я — звук и душа этого места.
Башню окутала тьма, пока он произносил эти слова. Вокруг них сразу автоматически зажегся свет. Лито устремил взгляд туда, где тонкий дынный ломоть первой луны плыл поверх облаков, освещенный оранжевым отсветом планеты, на фоне которого тенью дорисовывалась полная окружность спутника.
— Владыка, почему мы сюда пришли? — спросил Монео. — Почему Ты мне не скажешь?
— Я хотел насладиться твоим изумлением, — сказал Лито. Скоро вон там приземлится лайнер Космического Союза. Мои Рыбословши доставят мне Молки.
Монео сделал быстрый вдох и на секунду задержал дыхание, перед тем, как выдохнуть.
— Дядя… Хви? Тот самый Молки?
— Ты удивлен, что никак об этом не был предупрежден, — сказал Лито.
Монео почувствовал, как его пробрало ознобом.
— Владыка, когда Ты желаешь сохранить что-то в тайне от…
— Монео? — Лито говорил мягким убеждающим тоном. — Я знаю, что Молки предлагал тебе большие искушения, чем кто-либо…
— Владыка, я никогда…
— Знаю, Монео, — сказано все тем же мягким тоном. — Но неожиданность изумления пробудила твои воспоминания. Теперь ты готов на все, чего бы я от тебя ни потребовать.
— Что… что, Государь…
— Возможно, нам надо будет избавиться от Молки. Он представляет проблему.
— Как, я? Ты хочешь, чтобы я…
— Возможно.
Монео сглотнул, затем сказал:
— Преподобная Мать…
— Антеак мертва. Она хорошо мне служила, но она мертва. Произошла яростнейшая битва, когда мои Рыбословши напали на… на то МЕСТО, где скрывался Молки.
— Без Антеак нам даже лучше, — заметил Монео.
— Я ценю твое недоверие к Бене Джессерит, но я бы предпочел, чтобы Антеак покинула нас иным образом. Она была верна нам, Монео.
— Преподобная Мать была…
— И Бене Тлейлакс, и Космический Союз хотели завладеть секретом Молки, — сказал Лито. — Они засекли выступление моих Рыбословш против икшианцев и опередили их. Антеак… что ж, она смогла лишь ненадолго задержать их, но этого оказалось достаточно. Мои Рыбословши надежно окружили то место.
— СЕКРЕТ Молки, Владыка?
— Когда что-либо исчезает, — сказал Лито, — это бывает не менее красноречиво, чем когда что-либо внезапно появляется. Пустые места всегда заслуживают того, чтобы приглядеться к ним как можно пристальнее.
— Что Владыка имеет ввиду под ПУСТЫМИ…
— Молки не умер! Разумеется, это бы мне стало известно. Но он исчез. Куда же он делся?
— Исчез от тебя, Владыка? Икшианцы…
— Они усовершенствовали то устройство, которое я уже давно от них получил. Они совершенствовали его медленно и осмотрительно, пряча одно внутри другого. Но я заметил отбрасываемые тени. Я был удивлен и был доволен.
Монео задумался над этим.
«Приспособление, скрывавшее… ага!» Бог-Император упоминал по некоторым случаям об этой штуковине, о способе сокрытия записываемых им мыслей. Монео проговорил:
— Молки везет тебе секрет…
— О, да! Но это не настоящий секрет Молки, у него за пазухой есть кое-что другое — он даже не ведает, что я и об этом догадываюсь.
— Другое… но, Владыка, если они сумели скрыть это даже от Тебя…
— Многие сегодня на это способны, Монео. Они разбежались во все стороны, когда на них напали мои Рыбословши. Секрет икшианского устройства разнесется теперь широко и далеко.
Глаза Монео встревоженно округлились.
— Владыка, если кто-нибудь…
— Если они научатся быть умными, то не будут оставлять следов, — сказал Лито. — Расскажи-ка мне, Монео, что докладывает о Данкане Найла? Она не противится докладывать непосредственно тебе?
— Что мой Владыка ни прикажет… — Монео прокашлялся. Он не мог постичь, для чего его Бог-Император заговорив об утаенных следах, без перехода заводит речь о другом.
— Да, конечно, — сказал Лито. — Что я ни прикажу, Найла повинуется. И что она докладывает о Данкане?
— Он не пытался спариться с Сионой, если это то, что мой Владыка…
— Но что он делает с моим марионеточным наибом, Гаруном, и с другими Музейными Свободными?
— Он рассказывает им о прежних обычаях, о войнах против Харконненов, о первых Атридесах здесь, на Арракисе.
— На Дюне!
— На Дюне, да.
— Потому не существует больше Свободных, что Дюны больше не существует, — заметил Лито. — Передал ли ты Найле мое послание?
— Владыка, зачем Ты так рискуешь?
— Ты передал мое послание?
— Посланница в Туоно отправлена, но еще есть возможность ее перехватить.
— И думать не смей!
— Но, Владыка…
— Что она должна передать Найле?
— Что… что Твой приказ Найле — продолжать и дальше полностью и без всяких вопросов повиноваться моей дочери, во всем, кроме… Владыка! Это опасно!
— Опасно! Она будет мне повиноваться.
— Но Сиона… Владыка, я боюсь, моя дочь не служит Тебе от чистого сердца. А Найла…
— Найла ни в чем не должна отступать от приказов.
— Владыка, давай сыграем свадьбу где-нибудь в другом месте. — Нет!
— Владыка, я знаю, Твое предвидение открыло Тебе…
— Золотая Тропа надежно сохраняется, Монео. Ты знаешь это не хуже меня.
Монео вздохнул.
— Бесконечность принадлежит Тебе, Владыка. Я не спрашиваю… Он осекся — потому, что башню потряс чудовищный сокрушительный гул, становящийся все громче и громче.
Они оба повернулись на звук — снижающийся плюмаж оранжево-голубого света, распространявший водовороты ударных волн, шел на посадку в пустыне к югу от них, меньше, чем в километре.
— Ага, пожаловал мой гость, — сказал Лито. — Я пошлю тебя вниз на моей тележке, Монео. Возвращайся только с Молки. Скажи навигаторам, этим они заслужили мое прощение. Затем их всех отошли.
— Твое про… Да, Владыка. Но если они обладают секретом…
— Они служат моей цели, Монео. Ты должен делать то же самое. Доставь мне Молки.
Монео послушно направился к тележке, стоявшей в тени дальнего угла верхней палаты. Забравшись на нее, подождал, пока в стене перед ним распахнется зев ночи. В эту ночь выдвинулась посадочная площадка. Тележка с легкостью пушинки устремилась вперед и поплыла под углом к песку к лайнеру Космического Союза, высившемуся словно искаженная уменьшенная копия башни Малой Твердыни.
Лито наблюдал с балкона, чуть приподняв передние сегменты, чтобы обзор был пошире. Его острое зрение различало белое движущееся пятнышко Монео, стоявшего на двигавшейся в лунном свете тележки. Длинноногие служители Космического Союза поднялись на тележку по выдвижной лесенке и секунду там постояли, разговаривая с Монео. Когда они удалились, Лито телепатической командой поднял защитный колпак тележки, увидел, как блеснул на нем лунный свет. Управляемая его мыслью тележка доставила свой груз на выдвижную посадочную площадку. Лайнер Космического Союза с оглушительным ревем взмыл в воздух, в тот момент, когда Лито впускал тележку в освещенную палату и закрывал ворота в ночь. Лито открыл колпак тележки. Песок поскрипывал под ним, когда он подполз к пассажирской панели тележки и приподнял свои верхние сегменты, чтобы рассмотреть Молки, лежавшего словно во сне, пристегнутого к панели широкими серыми эластичными ремнями. Пепельное лицо, темная седина волос.
«Как же он постарел», — подумал Лито.
Монео вышел из тележки и поглядел на человека в ней.
— Он ранен. Они хотели прислать вместе с ним врача…
— Шпиона они хотели прислать.
Лито внимательно осматривал Молки — темная морщинистая кожа, запавшие щеки, острый нос, так контрастирующий с округленным овалом лица. Тяжелые густые брови почти совсем поседели. И это — всего лишь за срок, отпущенный тестостерону.
Глаза Молки открылись. До чего же потрясает, когда видишь зло в таких карих, как у лани, глазах! Губы Молки тронула кривая усмешка.
— Владыка Лито, — голос Молки был лишь чуть громче хриплого шепота. Глаза его дернулись направо, задержались на Монео. — Простите меня, что не встаю по такому случаю.
— Тебе больно? — спросил Лито.
— Иногда, — Молки водил глазами, изучая обстановку. — Где Твои гурии?
— Боюсь, я должен отказать тебе в этом удовольствии, Молки.