Римская история в лицах - Лев Остерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из этих слов видно, что Лукулл был стратегом, умевшим пожертвовать легким, но временным успехом ради достижения полной победы над противником. К тому же он учитывал, что Понт соседствует с Великой Арменией (в те времена занимавшей немалую часть территории нынешних Турции, Сирии, Ирака и Ирана), а армянский «царь царей», как он себя величал, могущественный Тигран был зятем Митридата.
«Как бы нам, — продолжает, согласно Плутарху, Лукулл, — торопясь выгнать Митридата из его владений, не связаться на свою беду с Тиграном! Ведь он уже давно ищет предлога для войны с нами, а где же он найдет лучший, чем помочь в беде царственному родичу? К чему нам добиваться этого, зачем учить Митридата, к чьей помощи прибегнуть в борьбе против нас? Зачем загонять его в объятия Тиграна, когда он сам этого не хочет и считает за бесчестие?» (Там же). Как видим, здесь римский полководец проявляет себя еще и тонким психологом.
Наконец Митридату удалось собрать новое войско, насчитывавшее сорок тысяч пехотинцев и четыре тысячи отборных всадников. Воины Лукулла были порядком утомлены длительным походом, численность их уменьшилась, а Митридату теперь предстояло сражаться у себя дома. Он счел возможным попытаться взять реванш за прежнее поражение. Я не буду пересказывать подробности баталий, проходивших с преимуществом то одной, то другой стороны. В конце концов римляне одержали верх. Митридату вновь пришлось спасаться бегством — на этот раз верхом. Римские солдаты его преследовали и едва не захватили в плен. Царя выручил счастливый случай: в поле зрения преследователей оказался один из мулов, на котором вывозили золото (возможно, кто-то из царских слуг подсунул его нарочно). Солдаты стали расхватывать поклажу мула, драться из-за нее и упустили царя. Этот эпизод хорошо представляет моральные качества воинов, которыми приходилось командовать Лукуллу. Однако воле полководца удавалось восполнять недостаток воинской доблести его солдат. Вот один из наглядных примеров:
«...случилось так, — пишет Плутарх, — что воины царя погнались за оленем, а наперерез им бросились римляне. Завязалась стычка, и к тем, и к другим на подмогу все время подходили товарищи, наконец, царские солдаты победили. Те римляне, которые из лагеря видели бегство своих товарищей, в негодовании сбежались к Лукуллу, упрашивая его вести их на врага и требуя подать сигнал к сражению. Но Лукулл решил показать им, чего стоит в трудах и опасностях войны присутствие умного полководца, и поэтому велел им не трогаться с места, а сам спустился на равнину (лагерь был разбит на горе. — Л.О.) и первым же беглецам, которые попались ему навстречу приказал остановиться и идти с ним на врага. Те повиновались, а когда и остальные повернули назад и собрались все вместе, они без особого труда обратили врагов в бегство и гнались за ними до самого лагеря. Возвратившись к своему войску, Лукулл наложил на беглецов обычное в таких случаях наказание: они должны были на глазах других воинов в одних туниках, без пояса, вырыть ров в двенадцать футов длиной». (Там же, XV)
Как и предполагал Лукулл, Митридат, смирив гордыню, бежал к Тиграну. Царь царей не принял на себя миссию отмщения за поражение тестя, не вознамерился вернуть ему царство и даже не допустил к своему двору. Но убежище предоставил. Между тем, с начала войны прошло почти три года. По существу, она была уже выиграна: Митридат был изгнан отовсюду, даже из своего Понта. Вторгаться в глубь Армении, в неведомую горную страну, да еще с не очень надежным войском, было крайне рискованно. Но и смириться с тем, что кто-то смеет помешать римлянам завершить войну наказанием обидчика, означало допустить сомнение в могуществе Рима, уронить его добытую предками славу. Так воспринимал эту ситуацию Лукулл.
Пока что он демонстративно поставил римские гарнизоны в городах так называемой Малой Армении — на дальних южных подступах к Кавказу — и отправил ко двору Тиграна посла с категорическим требованием выдать Митридата. Скорого ответа он не ждал и пока что вернулся в римскую провинцию Азия (западная часть нынешней Турции). Римлянин старого закала, Лукулл твердо решил покончить с преступным ограблением этой провинции римскими ростовщиками. Ему стало известно, что первоначальная контрибуция в двадцать тысяч талантов, наложенная на Азию Суллой после первой Митридатовой войны, была уже выплачена дважды. Однако, благодаря грабительским процентам, ростовщики ухитрились довести долг азиатов до ста двадцати тысяч. Вот как описывает Плутарх положение населения некогда богатого и процветающего края:
«Откупщики налогов и ростовщики грабили и закабаляли страну: частных лиц они принуждали продавать своих красивых сыновей и девушек-дочерей, а города — храмовые приношения, картины и кумиры. Всех должников ожидал один конец -рабство, но то, что им приходилось вытерпеть перед этим, было еще тяжелее: их держали в оковах, гноили в тюрьмах, пытали на «кобыле» и заставляли стоять под открытым небом в жару на солнцепеке, а в мороз в грязи или на льду, так что после этого даже рабство казалось им облегчением». (Там же, XX)
Для пресечения этих преступлений Лукулл предпринял самые решительные меры. Ссудный процент он ограничил двенадцатью процентами в год, максимальный прирост суммы долга за счет процентов — ее удвоением. И то при условии, что эта сумма не превысит четвертой части доходов должника. Благодаря таким мерам в течение следующих четырех лет азиаты смогли полностью освободиться от долгового бремени. Конечно же, ростовщики и нередко стоявшие за их спиной римские сенаторы не могли с этим примириться.
«Теперь эти ростовщики, — свидетельствует Плутарх, — кричали в Риме, что Лукулл-де чинит им страшную несправедливость, и подкупами натравливали на него кое-кого из народных вожаков. Эти дельцы пользовались большим влиянием и держали в руках многих государственных деятелей, которые были их должниками. Зато, - добавляет Плутарх, — Лукулла теперь любили не только облагодетельствованные им общины, но и другие провинции считали за счастье получить такого правителя». (Там же)
Между тем, Тигран, который долгое время находился в походах, получил послание Лукулла. Он был глубоко уязвлен — особенно тем, что римлянин в письме именовал его просто царем, а не царем царей. Гордость оказала дурную услугу обоим! Тигран ответил, что Митридата он не выдаст, а если римляне начнут войну, то поплатятся. Понтийский царь был вызван ко двору армянского владыки и всячески обласкан. Римскому проконсулу ничего не оставалось, как начать, по существу говоря, новую (не санкционированную сенатом и народом!) войну против победителя парфян, могущественного Тиграна.
С тревогой замечаю, что мой рассказ о Лукулле угрожающе разросся, едва достигнув середины азиатской кампании под его командованием. Но мне, признаюсь, жаль расстаться с этим далеко не заурядным персонажем римской Истории. Ведь он в ту пору был, пожалуй, единственным продолжателем традиций славных полководцев времен расцвета Республики, которые, я надеюсь, не только воинским искусством, но и личным достоинством завоевали симпатии читателей первого тома. Кроме того, хотя к концу этой кампании Лукуллу едва исполнится пятьдесят лет, он уже безвозвратно сойдет с политической арены римского государства (чтобы завоевать совсем иную «славу», которая будет связана с его именем навечно). Наконец, Луцию вскоре предстоит столкнуться с Помпеем, и отблеск его ратных подвигов поможет своеобразно высветить личность нашего главного героя. Поэтому я продолжу рассказ о Луций Лукулле, без необязательных подробностей.
Итак, в 70-м году Лукулл снова пошел в Понт, взял на южном берегу Черного моря город Синопу, а весной следующего года повел войско в Армению.
«Могло показаться, — пишет Плутарх, — что какой-то дикий, враждебный здравому смыслу порыв гонит его в средоточие воинственных племен с их бесчисленной конницей, в необозримую страну, отовсюду окруженную глубокими реками и горами, на которых не тает снег. Его солдаты, которые и без того не отличались послушанием, шли в поход неохотно, открыто выражая свое недовольство. Тем временем в Риме народные вожаки выступали с шумными нареканиями и обвинениями против Лукулла: он-де бросается из одной войны в другую — хотя государство не имеет в том никакой надобности — лишь бы оставаться главнокомандующим и по-прежнему извлекать выгоду из опасностей, в которые он ввергает отечество. Со временем эти наветы достигли своей цели». (Там же, XXIV) Но все это не могло остановить Лукулла.
Царь царей находился в своей недавно отстроенной южной столице — Тигранокерте. К известию о продвижении римлян он, убаюканный славословием былых побед, отнесся с высокомерным пренебрежением. И лишь когда Лукулл перешел верховья Евфрата, а затем Тигра, царь выслал против него отряд из трех тысяч конников и множества пехоты, приказав командующему взять римского полководца живым, а остальных растоптать. Исполнитель царского приказа честно пал на поле боя с оружием в руках, а его солдаты, за исключением немногих, были перебиты во время бегства. Лукулл двинулся к Тигранокерте. Тигран оставил огромный, хорошо укрепленный город и отошел на север, чтобы собрать там большое войско. Лукулл благоразумно не пошел за ним на Кавказ, а осадил изобиловавшую сокровищами столицу, правильно рассчитав, что жадный и самолюбивый деспот вернется, чтобы дать генеральное сражение римлянам.