Февраль - кривые дороги - Нина Артёмовна Семёнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подумаешь, — отвечала Геннадию, — осталась одна, ну и что из этого? Может, я и не девчонка вовсе? Может, меня мама по ошибке такой родила?
— Правильно, — соглашался Геннадий, — ты парень что надо.
Он хоть и издевался над Дианкой, но в глубине души восхищался ее упорством. Ребята, кто послабей, и те не выдерживали, а она все еще держалась. Ходила, вся вымазанная в мазуте, пальцы в кровь посбивала.
Преподаватели на курсах даже ребятам ставили ее в пример, а Дианка вдруг загрустила. Подходило время экзаменов, она так хотела, чтоб на них присутствовал кто-нибудь из близких и поглядел, чему она тут научилась. Хотя бы мама, но ведь той все некогда, хотя бы Юлька на худой конец, хотя бы художник…
Несмотря на занятость, все-таки она выбрала свободный часок и вновь отправилась к пруду у крепостной стены. Подошла поближе к воде и не узнала своего любимого места. Когда-то яркая зелень деревьев, что так радовала глаз, теперь пожухла, потемнела, вода уже не была прозрачно-чистой, черный лебедь, плывущий по ней, не походил на сказочного принца, скорее был похож на пьяницу с красным носом. Лишь по-прежнему билась о берег полузатонувшая лодка.
Дианка посидела на берегу, откуда был виден горбатый мостик, вспомнила козу, бежавшую через этот мостик, вспомнила художника… У него еще были такие синие доверчивые глаза.
Налетел ветер, качнул лодку, и прямо в лодку посыпались листья клена.
«Вот и осень идет… — подумала Дианка. — Как скоро! Кажется, только вчера была весна и была свадьба, а лето прошло — и не заметила. Вот так и жизнь пройдет, потом спохватишься…»
Выходя из парка, она замешкалась, глядя на веселые карусели, и тут ее кто-то окликнул:
— Эй!
Она обернулась и увидела его, того художника, хотя узнать его сейчас было довольно трудно. В яркой рубашке, с гитарой, и глаза почему-то совсем не синие…
Дианка стояла, а он медленно подходил к ней, и на нее вдруг неизвестно отчего вдруг нахлынуло такое чувство, что, подойди он сейчас и скажи: пойдем со мной, она, не раздумывая, согласится.
Он и сказал:
Пойдемте, я познакомлю вас со своими друзьями.
Друзья были немного навеселе, это она еще издали увидела, но отказаться не посмела, хотя и заметила, что парни откровенно и нагло разглядывают ее. А один, маленький и бородатый, даже языком прищелкнул:
— Ну, Юрка, откопал натуру. Уступи на денек, будь другом.
Парни захохотали, а Дианка чуть не расплакалась: торгуют ее среди бела дня, как на базаре вещь какую-нибудь. Сгорая от стыда, она оглянулась на Юрия, словно ища у него защиты, но тот тоже смеялся, гордый, довольный.
И тогда Дианка рванулась от них. Прочь, прочь, лишь бы не видеть этих пронзительных, оценивающих взглядов, не слышать этого издевательского смеха! Сзади до нее донеслось:
— Что с тобой? Куда ты?
Чтобы не слышать его голоса, гулких догоняющих шагов, она шмыгнула в какую-то подворотню, забежала в подъезд дома. Ребятишки, стоявшие на лестнице, шарахнулись от нее как от чумной. Она прислонилась к перилам лестницы и только теперь дала волю слезам.
Эх, Юрий, Юрий! Про козу рассказал, про детство, а она и поверила. Хотела и ему все рассказать: и про Веселые Ключи, и про дубы. Когда нравится человек, всегда хочется поделиться с ним хоть мечтами, хоть воспоминаниями. Нет, нет, нет, нет, с этой минуты она и думать о нем не будет, не то что ждать новой встречи и надеяться.
Дианка и вправду не думала. Целую неделю. Запретила себе строго-настрого. А тут и экзамены подоспели.
Геннадий примчался в девичью половину общежития ни свет ни заря.
— Подъем!
— Какой подъем? — устало улыбнулась ему Дианка. — Я совсем и не ложилась. Всю ночь зубрила.
— А вот это напрасно! — сказал Геннадий. — Ослабеешь — руль в руках не удержишь.
— Не волнуйся, как-нибудь удержу! Мне бы по теории не срезаться!
Пока собиралась приемная комиссия, пока распределяли порядок групп, Дианка без дела слонялась по двору. На дворе в ожидании своей очереди стояло несколько тракторов «Беларусь». С одним из них Дианка уже была знакома. Она подошла к нему и похлопала ладонью по блестящему капоту:
«Эх ты, горемыка: тебе бы сейчас в поле, зябь поднимать, а ты тут маешься».
На втором этаже открылось окно, и Геннадий позвал ее в класс — начинались экзамены.
Как она отвечала по теории, Дианка не помнила. Просто говорила заученные фразы, не вникая в их смысл, а сама думала: «Хоть бы уж скорей сесть за трактор, все-таки живая душа».
Но выпускников было много, экзамены затягивались, и к тому времени, когда подошла очередь Дианки, у нее уже не было ни сил, ни желания. Да и трактор тоже, видать, умаялся: от его разгоряченного тела шел пар и окутывал кабину, как дымом. Дианка нырнула в этот дым, словно спряталась от посторонних глаз, включила зажигание, развернулась на все сто восемьдесят и выехала за ворота.
Неподалеку от зданий училища начиналось поле, но оно уже было все вспахано-перепахано.
«Только горючее зря жечь», — пожалела Дианка.
Но все-таки она спрыгнула с трактора и, как ее учили накануне, легко и справно прицепила плуги, отрегулировала их на нужную глубину и лишь тогда оглянулась на комиссию: дескать, можно?
Директор махнула рукой: начинай!
А потом уже Дианка ни о чем не думала и ничего не хотела кроме того, чтоб трактор ее слушался. И он слушался. Как будто знал, что от этого его послушания зависит многое. Например, дадут или не да- дут Дианке диплом. И может ли она со спокойной совестью вернуться в Веселые Ключи.
Экзамен заключался в том, что нужно было не. только вспахать поле, но и проделать на тракторе все то, что предлагала комиссия. А она предложила несколько раз развернуться то вправо, то влево. Дианка проделала все это.
Наконец ей разрешили остановиться. К Дианке подошла директор:
— Молодец, Хотулева! Не посрамила нашей женской чести!
И другие члены комиссии тоже поспешили заверить, что уж кто-кто, а Хотулева Диана Михайловна достойна диплома механизатора.
Смешно было слышать ей: Диана Михайловна, и она чуть не расхохоталась, получая в руки диплом, но все же сдержалась.
— Спасибо за доверие.
Тут же подскочил Геннадий
