Точка разрыва - Джим Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, Уайти Доббс не мог изнасиловать Джуди.
Они выскочили из машины. Холодный дождь моментально намочил их волосы и одежду. Похоронный грузовик с грохотом подкатил следом за ними. Джон и Мейсон схватили лопаты и немедленно приступили к работе.
Грязь превратилась в склизкую глину, прибавляя лишние фунты на каждую лопату земли. Они работали молча и упорно.
Пара фонарей отбрасывала холодный желтый свет, открывая взглядам расширяющуюся пасть могилы, а кожа на спинах работающих высыхала, чтобы снова пропитаться дождевой водой.
Через двадцать минут они почти вгрызлись в могилу. Все пятеро устали до мозга костей.
Потом дождь резко перестал. Облака рассеялись. На их месте появилась россыпь звезд и луна.
Юноши с удвоенной силой вернулись к своей работе. Дин и Натан отдыхали, когда Джон, Мейсон и Клайд наткнулись на гроб. Они даже не стали поднимать его из могилы, просто Джон очистил крышку от черной земли и воды, сильными пальцами нащупал зажим, который фиксировал крышку.
Дин и Натан сидели на откидном борту грузовика промокшие, замерзшие и грязные. Они не видели гроб, но ощутили сразу же разнесшийся в воздухе резкий запах пота и мочи.
– О, Боже! – закричал Джон.
– Господи, он мертв? – спросил Натан, подбегая к могиле.
– Хуже, – объявил Джон.
Крышка была распахнута. Внутренность гроба открылась в свете фонарей и лунного неба. Обитый изнутри кружевом ящик пропитался грязью, мочой и кровью. Но гроб был пуст.
Двадцать два года спустя
глава 4
– Что это? – спросила Пайпер.
Угрюмого вида продавец в фартуке и с сеточкой на волосах лопаточкой приподнял за край указанный кусок. Изгиб сохранялся ровно секунду – потом мясо постепенно распласталось по-прежнему.
– Отбивные по-сальсбурски, – сказал он. Пайпер Блэкмор нахмурилась:
– Не выглядят, как отбивные по-сальсбурски. Презрительная гримаса сразу же исказила апатичное лицо студента:
– Вы берете или нет?
– Он по форме напоминает треугольник.
– Это клин.
– Клин? С каких это пор мясо вырезают клиньями?
– Я сказал, что это сальсбрская отбивная, – я не сказал, что это мясо.
Пайпер рассмеялась, но потом поняла, что апатичный студент вовсе не шутил.
– А что с соусом? У него какой-то… – Пайпер подыскивала выражение, – желтоватый оттенок.
Студент подсунул лопатку под псевдомясо:
– Берете или нет?
– Какого черта. Двум смертям не бывать, не так ли? Ответа не последовало.
– Дайте две. Я отнесу тарелку другу.
– Не очень-то ценный друг, должно быть.
– Наверное.
Он плюхнул два мясных треугольника на отдельные тарелки и протянул их без дальнейших комментариев. У Пайпер возникло непреодолимое и совсем непрофессиональное желание поднести кулачки к ушам и, растопырив пальцы, вопить: «Буга-буга-буга!..», только чтобы понять, добьется ли она реакции.
Остальные официанты были слегка оживленнее, чем загадочный мальчик с мясом, но только слегка. Пайпер добавила к мясу хрустящую картошку, а вместо обычного крахмального пудинга взяла морковный салат. Легко приподняв оба подноса с движущегося прилавка, она встала в очередь в кассу.
Холодок, одновременно обжигающий и леденящий, сковывающий все члены, пронзил ее маленькое упругое тело. Она содрогнулась. Тарелки зазвенели на подносах.
Холод. Жар.
Зрение ее затуманилось. Мир покачнулся. Маленькие фейерверки закружились перед глазами, заполняя границы видения.
– Мисс? Мисс?
Пайпер поморгала. Дыхание было учащенным, сердце колотилось.
– Мисс?
Она почти уронила подносы на хромированную поверхность стойки рядом с кассовым аппаратом. Слишком тяжело. Морковные палочки подпрыгнули. Мясные треугольники, завязнув в желтоватом соусе, остались неподвижными.
– Карточку, пожалуйста, – потребовал кассир.
Зрение прояснилось. Пайпер снова поморгала и сконцентрировалась на лице человека, сидевшего перед ней. Юноша. Еще один студент. Сеточка на волосах, фартук, но этот экземпляр улыбался, показывая крупные выпуклые зубы.
– Что? – спросила она, больше обращаясь к себе, чем к кассиру.
– Вашу обеденную карту. Мне нужно провести ее.
Пайпер порылась в кармане. Ей казалось, что пальцы распухли, потеряли чувствительность и привычную гибкость. Она нашла карточку и протянула ее.
Улыбающийся студент взял ее и провел через аппарат дважды.
– Вы в порядке?
Пайпер выдавила из себя улыбку и пожала плечами.
– Просто что-то нервное. Чепуха.
– Кто-то прошел по вашей могиле.
– Что?
– По вашей могиле. Понимаете? В том месте, где вас похоронят. Так говорит обычно моя бабушка, когда у кого-нибудь мурашки бегут по спине. Она говорит: «Кто-то идет по твоей могиле».
Он вернул карточку. Его широкая до невозможности улыбка стала еще шире.
Идет по твоей могиле.
Пайпер Блэкмор вздрогнула.
Идет по твоей могиле.
Классная комната была выкрашена в нежно-зеленый оттенок с темно-коричневой каймой на уровне человеческой талии. Тот же цвет распространялся концентрическими кругами по потолку из звукопоглощающей плитки, слегка тронутому плесенью и водяными потеками. Стул со сломанной ножкой смирно стоял в восточном углу, как дисциплинированный ребенок. На западной стене спокойно плел свою сеть паук.
В комнате не было часов. У доктора Дина Трумэна вообще их не было. Он всегда знал, сколько времени. Иногда ему казалось будто он слышит тиканье, безжалостно фиксирующее время, с каждым ударом приближая их к финалу – к концу Черной Долины.
Если только…
Дин прикусил нижнюю губу и взглянул на письмо, которое держал в руках. Оно было сложено втрое и истерлось – видно было, что его слишком часто брали в руки. Три фразы казались высеченными на бумаге: «последнее предложение, место деятельности, холм Хокинса».
«Все зависит от тебя, Дин, – сказал ему Натан Перкинс. – Ты – наша единственная надежда, наш единственный шанс».
Дин Трумэн отер пот со лба и огляделся. Это была старая комната в старом здании, изношенном временем и людьми. Школьная доска, когда-то черная, теперь хранила налет от множества стираний. Пол, когда-то бежевый, превратился в бледно-желтый. Провода, как клубок черных змей, свились позади двенадцати запыленных компьютеров, примостившихся на шести замызганных столах.
Письмо отяжелело у него в руках. Дин опустил его на стол и разгладил ладонью. Что делать? Что делать? Он медленно и глубоко вздохнул; в воздухе сильно пахло озоном и мелом.
На южной стене висела доска объявлений, сплошь, в четыре ряда, завешанная бумажками. Казалось, что кто-то высыпал содержимое мусорного ящика и налепил его на дубовую поверхность. На северной стене преобладали окна со множеством переплетов, обрамленных пылью и грязью. Дин выглянул в окно: меньше чем в десяти метрах начинался подъем, пока не достигалась высота 675,6 м – холм Хокинса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});