Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине. - Сергей Гусев-Оренбургский

…Шепотом, жутко озираясь…

Вот что видел Давид Плоткин с чердака через щелку.

Два бандита зашли к вдове Брайне.

Потребовали денег.

Она им отдала все, что было при ней.

— Мало.

Ей отсекли топором одну руку.

Она упала…

С диким криком снова требовали:

— Денег!

Отсекли другую руку.

…Когда начали отрезать груди, она скончалась под ножом…

Погребальщики Дубник и Жорнист, рассказывали, что в среду 18 июля староста их разыскал, велел собрать погребальное братство и похоронить убитых. В течение всей резни увозили убитых на кладбище, в сопровождены бандитов. Когда погребальщики проходили по улицам, они видели валяющиеся по середине улицы трупы, и трупы в открытых домах с выломанными дверьми, в кучах мусора, щепок от разных хозяйственных и домашних вещей. Многих убитых узнавали только по одежде: трупы были распухшие, исколоты и разрублены. Пекер с женой лежали у себя в квартире, он с отрубленной головой, она с распоротым животом… между отцом и матерью барахтались еще живые, задыхающиеся двое малюток двух и трех лет. В среду погребальщики собрали шестьдесят девять трупов и множество отрубленных органов человеческого тела: головы, руки, ноги, а также совершенно не распознаваемые и неопределимые обрывки мяса. Раввина нашли с отсеченными руками, а шея и грудь исколоты вилами. Резника нашли с раздробленной головой и вытекшим мозгом. Они собрали около 25 женщин, — девушек и замужних, — в полном смысле разорванных на части.

Еще о многих и многих ужасах рассказывают погребальщики…

…и рыдают посреди рассказа…

…А кошмар все продолжался…

Вечером 14 июля снова раздался колокольный звон. Созван был, вероятно, новый сход, приехал какой-нибудь новый погромный командир. Прошло немного времени, и староста стал обходить чердаки и погреба. Он приказывал евреям перейти в Управу, где жизнь их будет в безопасности. Около двухсот евреев пробрались к Управе, окруженной приезжими вооруженными бандитами. Евреи спрашивали у крестьян:

— Зачем нас сюда сгоняют?

И им отвечали разно.

Одни говорили, что привели их сюда, чтобы спасти им жизнь.

— Уж больно распустились наши, невозможно удержать, — только так и удастся сохранить жизнь уцелевшим.

Другие отвечали просто:

— Решено бросить бомбу в Управу, чтобы одним махом избавиться от жидов.

Евреи, добравшись сюда по улицам, покрытым телами изрубленных, обрывками человеческого мяса и оторванными человеческими членами, могли ждать только самого худшего. Двое суток в кошмарном томлении пробыли они в Управе, в страшной духоте и тесноте, с мыслью о неминуемой смерти.

Вдруг вошел в Управу молодой человек.

Изящно одетый, сопровождаемый вооруженными людьми, он в их присутствии прочел приказ атамана — что строго воспрещается убивать и грабить евреев. При этом он произнес длинную речь о том, что евреи сами виноваты в резне: они вмешиваются не в свои дела, веселятся на чужом пиру. Атаман же не человек, но ангел, и он прощает отъявленным преступникам, хотя евреи, по своим действиям в Умани, где выкаливали священникам глаза, совершали обрезания над стариками-крестьянами, — и не заслуживают, чтобы их оставили жить на земле.

Оратору отвечал Давид Плоткин.

Он вложил в свою речь всю горечь, накопившуюся в наболевшей, истерзанной душе, и разрыдался горькими слезами отчаяния.

Рыдали и все евреи.

Посол как будто смягчился.

Стал совещаться с крестьянами.

Ушел.

В Управу вошел староста и объявил, что сход постановил разрешить евреям разместиться в восьми домах на определенной уличке, которая будет охраняться, чтобы больше не нападали на евреев.

Евреи перешли в указанное место.

Вооруженные крестьяне их охраняли.

Охрана забрала то, что еще осталось у евреев из денег и одежды, угощая при этом их побоями. Съестных припасов не было у охраняемых. Выйти достать их не разрешалось. Вид этих измученных, полунагих, с опухшими лицами, покрытыми кровоподтеками, был кошмарно ужасен. Крестьянки, иногда заглядывавшие сюда, вытирали слезы…

…и оставляли ломтики хлеба…

17-го июля прискакали 18 верховых.

Начали искать коммунистов.

Нашли их в лице двух малолетних мальчиков и хотели их забрать с собою.

Но отец воспротивился и не давал. Началась борьба и перепалка.

Бандиты крикнули товарищей, прибежало еще несколько человек.

Они убили защитника-отца.

А вместе с ним и сыновей его.

По местечку пустили слух.

— «Евреи нападают на власть».

Пришла большая толпа крестьян, выгнали евреев из домов-убежищ.

И повела в неизвестном направлении.

— Куда вы нас ведете? — спрашивали несчастные.

Им отвечали:

— На кладбище.

И пояснили:

— Там вы выроете себе могилу, и мы закопаем вас.

Евреи покорно шли.

Уж были близко от кладбища.

Но тут появился крестьянин, бывший солдат, по имени Тит, — профессиональный конокрад, — он по-видимому был главарем банды. Он отдал приказ гнать евреев обратно в местечко и запереть их в синагоге.

Долгие часы провели они здесь.

…Ждали смерти…

Вечером пришел в синагогу Тит и произнес речь о том, что следовало бы сжечь синагогу вместе с евреями.

— Но мы, — защитники народного права, — милостивы и даруем вам жизнь.

Сделал великодушный жест.

— Даю вам два мешка муки и расходитесь по домам.

Но евреи стали умолять, чтобы им разрешили остаться в синагоге, — на людях не так страшно. Им разрешили.

…С той поры начинается специфически ладыженская трагедия…

Пять недель в синагоге

Погром кончился,

Нельзя же в горячее время уборки несколько недель подряд заниматься одной лишь резней и любоваться ужасами еврейской смерти. Крестьяне оставили ладыженских евреев в покое и от восхода до заката солнца работали в поле.

Но…

…время от времени…

Когда хочется немного поразвлечься, крестьяне посещают синагогу, где ютятся остатки ладыженского населения, — изголодавшиеся, с застывшими от ужаса глазами, голые… грязные… многие в сыпнотифозном жару.

Начинаются «представления»…

— Це наш цирк с жидюгами.

Приказывают дряхлому шамкающему еврею петь хасидские песни и проделывать смешные гимнастические приемы.

Протягивают грязную ногу в вонючей портянке.

— Целуй.

Выводят тифозно-больного на улицу и велят плясать, ползать в грязи на четвереньках.

…Изнасилуют походя малютку…

……………………………………………………………………………………..

Бывают гости у крестьян, — налетчики бандиты из других мест, — и крестьяне хвастаются перед ними своим цирком из сотен еврейских «комедиантов».

Услаждают их «представлениями».

Одно такое представление закончилось тем, что всех евреев выгнали из женского отделения синагоги — (езрас-ношим), а человек десять бандитов остались наедине с двумя еврейскими девушками, — они теперь в Киев в венерической больнице.

Из местечка не выпускали евреев. Медицинская помощь захворавшим от волнения и голода, тесноты и насекомых — запрещена.

Лишь изредка кое-кто из стариков крестьян, а в особенности крестьянские бабы, принесут из жалости кусок хлеба или немного супа. Теплицкий, пробывший пять недель в синагоге, рассказывает: в синагоге был такой спертый воздух, что можно было задохнуться. Грязь неимовернейшая. Многие переболели сыпным тифом и другими болезнями. Больные метались в жару и безумном бреду. Дети рыдали и молили о хлебе. Остальные, на пороге болезни или сумасшествия, ходили как в чаду…

И вдруг появляется крестьянин.

Раздается его жирный, здоровый голос.

— А ну поцелуй свою бабу…

Евреи были приведены в такое состояние, что однажды, под острием закинутой над нею сверкающей шашки, мать с рыданием умоляла собственную дочь пойти с четырьмя бандитами…

…в женское отделение…

Исход

Евреев не выпускали из Ладыженки.

Но безграничный жизненный инстинкт разрушил все запреты, победил все опасности и сделал невозможное свершившимся фактом. Ладыженские старики, больные, дети, еле передвигая ноги, вырвались из этого страшного ада и, с неимоверными усилиями, добрались, наконец, до другого еврейского местечка.

Больше 1000 человек ладыженцев находятся по сей день в Голованевске. Оборванные… босые… со сгнившими рубахами на теле… или совсем без рубах, — мужчины и женщины, здоровые и заразно-больные, валяются по синагогам в женских отделениях, в пустых амбарах или просто на улицах. Один Бог или их посиневшие, крепко сжатые губы могли бы рассказать, как живут эти люди, как они проживают свой день. Часто-часто тянется катафалк по кривым улицам местечка и часто-часто производятся сборы ладыженцам на саван.