Падение царского режима. Том 5 - Павел Щёголев

Председатель. — Т.-е. с какого момента?

Рейн. — С момента внесения в Думу, согласно статье 87-й.

Председатель. — Т.-е. не с момента внесения в Думу?

Рейн. — С момента открытия Думы.

Председатель. — Тут никакого вопроса нет, раз Дума открылась 1-го ноября.

Рейн. — И тогда, казалось бы, что 31 декабря истекает двухмесячный срок. Я не дождался этого срока и внес, как вы изволили прочесть, 5–6 декабря, а затем уже 16-го проект обсуждался. Тут мне была очень большая надежда внушена, что он пройдет, потому что один из членов Государственной Думы, я его могу назвать — Варун-Секрет, товарищ председателя Думы, он так тепло, так основательно высказался за этот законопроект, что я не терял надежды, думал, что и в другом заседании то же самое повторится. Но, по несчастью, не знаю, случайно это или нет, в промежуток между этими заседаниями он вышел из состава комиссии. Слухи есть, что его будто заставили выйти, я не смею этого утверждать, но, как только он коснулся существа дела, так сейчас же все представилось совершенно иначе, чем когда смотрели с точки зрения политической, а я, повторяю, я, как старый врач, работавший 42 года, смотрю на это дело по существу.

Председатель. — Вы это уже изволили сказать. Это ваше письмо, которое вы послали Добровольскому? (Показывает.)

Рейн. — Конечно, мое (читает). До сих пор не опубликовано.

Председатель. — До сих пор не опубликовано потому, что если законопроект внесен, и потом министр взял его обратно, то это не игрушка, и значит, он должен считаться невнесенным; так говорит закон, и значит, не нужно опубликовывать об отмене, эта мера пала за невнесением. Теперь позвольте огласить письмо. «№ 346. На бланке главного управления министерства здравоохранения от 27-го февраля 1917 года, адресованное его высокопревосходительству Н. А. Добровольскому. (27-го февраля — это понедельник) — «Милостивый государь, Николай Александрович. 23-го сего февраля, до истечения двухмесячного срока, предусмотренного ст. 87-й основных государственных законов, мною было взято по 47-й статье учреждения Государственной Думы из Государственной Думы представление от 5 декабря 1916 года за № 421 об учреждении главного управления государственного здравоохранения, для некоторых дополнений. Предполагая в ближайшее время возвратить означенное представление с некоторыми дополнениями в Государственную Думу, имею честь сообщить об этом вашему высокопревосходительству и покорнейше просить вас не опубликовывать об упразднении главного управления государственного здравоохранения, так как, за истечением установленного законом двухмесячного срока, высочайше утвержденное 3 сентября 1916 года Положение совета министров, распубликованное в собрании узаконений и распоряжений правительства от 21 сентября 1916 года за № 252, остается в силе. Прошу принять уверение в совершенном моем уважении и искренней преданности. Подпись. 27 февраля 1917 года № 346».

Иванов. — Так что вы считаете это учреждение функционирующим, существующим?

Рейн. — Я не считаю его существующим, но у меня тогда были известные сомнения. Предполагалось, что можно было внести какие-нибудь изменения, и Государственная Дума согласилась бы. Я не просил бы ничего другого, как передать в комиссию о народном здравии, для рассмотрения по существу.

Иванов. — Откуда вы получили кредиты на содержание главного управления и других членов? Каким порядком вы устроились? Министерство финансов отпустило?

Рейн. — Я думаю, что министерство финансов. Я думаю, что из каких-нибудь остатков, по смете.

Иванов. — Какого ведомства?

Рейн. — Может быть, министерства внутренних дел.

Иванов. — Позвольте, ведь у вас штаты были. Что же эти чины остались за штатом?

Рейн. — Я считаю, что они остались за штатом.

Иванов. — Значит, они штатные суммы должны получать?

Рейн. — Да, должны получать. Там было, кажется, 100 тысяч.

Председатель. — Тут сказано: «для некоторых дополнений». За этим стоит что-нибудь реальное?

Рейн. — Ничего реального.

Председатель. — Каким образом все-таки вы предполагали внести вновь этот законопроект? Все-таки вы врач, не юрист, но знание закона обязательно для всех, в особенности для главноуправляющего ведомством, который является министром. Те же врачи, которые сидели в Думе, они этот законопроект рассмотрели с формальной точки зрения. Ведь вы говорите, что там много врачей было. Каким образом, после того, как все вам не сочувствовали, начиная с совета и комиссии, и предполагался отрицательный вотум Думы, каким образом вы добивались, во что бы то ни стало, сохранить в силе то, против чего и совет министров, и комиссия и что не проходит в Думе, и прибегли в этой бумаге к некоторому толкованию закона, которое вряд ли является правильным?

Рейн. — Все, исходя из того, что я не хочу, чтобы каждую минуту лишних три человека умирали в России. А так выходит.

Председатель. — Простите, это великолепная цель, но разве вы не признаете, что для достижения хорошей цели мы с некоторым вниманием должны относиться к законному порядку, к осуществлению?

Рейн. — Я предполагал войти в сношение с президиумом Гос. Думы и с лидерами.

Председатель. — Почему вы предполагали, что вам удастся войти с сношение с президиумом Думы, если вам юристы сообщили, что самый факт взятия законопроекта обратно уничтожает его существование и, тем самым, прекращает свое существование и то ведомство, во главе которого вы стояли? Как вы предполагали, в качестве кого внести этот законопроект? Вопрос заключается в том, что до конца февраля оставался один день, вторник 28, это был последний день всевозможных внесений.

Рейн. — Можно ли так рассматривать? Ведь в делах Гос. Думы, во всяком случае, существует указание, что такого-то числа доложено было Думе, что вступил такой-то законопроект. Затем состоялся вотум Гос. Думы о передаче его в комиссию о народном здравии; затем комиссия эта рассматривала его в двух заседаниях, и затем, после всего этого, законопроект был взят обратно. Можно ли этот случай так толковать, как будто этот проект совсем не был внесен, когда он в действительности был внесен, и состоялись по поводу его известные действия законодательного учреждения? По-моему, надо его рассматривать, как гласит, кажется, ст. 87, где говорится, что Дума может не принять, но это не значит, что его надо рассматривать, как будто он не был внесен.

Председатель. — Значит, вы таким образом думаете, что если мера по статье 87-й принята, то она будет существовать вне зависимости от того, примет ли ее Дума или отвергнет?

Рейн. — Напротив, когда Дума примет, она остается навсегда, или до нового закона, а если Дума не примет, то с этого момента считается закон отпавшим.

Председатель. — Значит, с 23 февраля, когда вы взяли законопроект обратно, самый вопрос о том, что этот закон может существовать, — пал?

Рейн. — Но надо сказать, что таких законов за все время существования Думы, если я не ошибаюсь, было 7 или 8.

Председатель. — Это единственный случай.

Рейн. — Во второй Думе было.

Председатель. — Но чтобы целое ведомство — это «уникум».

Рейн. — Мне это, если можно так выразиться, ухо всегда режет — что значит целое ведомство? Ведь у нас сейчас целое новое ведомство создано. Почему это так страшно? Как будто это есть нечто выдающееся из числа событий, которые наблюдает история. Ничего подобного. Это такое же мероприятие, как, напр., уничтожение пьянства, которое было без всякой 87-й статьи применено, или уничтожение винной монополии, а затем создание новых министерств труда и проч. Так что я не могу себе представить, чтобы самому факту учреждения нового ведомства надо было какое-то особенное значение придавать. Суть — это законы.

Председатель. — Суть в том, что Дума не принимала вашего законопроекта.

Рейн. — Важна реформа врачебно-санитарной части, а будет ли главное управление самостоятельным ведомством, или построят его по типу почтово-телеграфного — это в сущности уж не такая большая разница. Вся суть во врачебно-санитарной реформе, на которую было потрачено несколько лет упорного и громадного труда целой комиссии и массы специалистов, знакомых с этим делом.

Председатель. — А законность проведения в общественную или государственную жизнь того, что называется сутью, вы не думаете, что это в некотором роде анархизм?

Рейн. — Это тоже законно, это статья 87-я. Что же касается до практических соображений о том, был ли внесен законопроект и как на это смотреть, то Гос. Дума почти не имеет опыта в этом направлении. Я не говорю о создании ведомств, но вообще о законах, проведенных по 87-й статье и отклоненных Думой, их, если не ошибаюсь, было за все время шесть или семь. Во второй Думе — два, в третьей Думе — кажется, ни одного или один, и в четвертой Думе, — в декабре, эти четыре закона о сыскных отделениях и, затем, тот. Так что тут практики законодательной совершенно нет. И посему, даже и не юристу извинительно различное толкование практической стороны дела. Я считал, что закон был введен без ведомства, так как многие дела, уже начатые, теперь переданы в министерство внутренних дел. Много труда было здесь положено. Начались переговоры с принцем. Многое можно было бы сказать. Встречалось очень и очень много препятствий. Вы изволили сказать, что пять лет понадобилось бы для того, чтобы губернские управления устроить.[7]