Симфония по творениям святителя Василия Великого - Татьяна Терещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, возлюбленные, положим сами о себе человеколюбивое определение, и бремя богатства, если хотим обратить его в свою прибыль, разделим многим, а они с радостью понесут его и положат на сохранение в недрах Владыки, – в этих безопасных сокровищницах, где ни моль… не истребляет, ни разбойники не подкапывают и не крадут (Мф. 6, 20). Дадим свободу богатству, когда оно хочет через край литься к нуждающимся. Не будем проходить мимо Лазарей, еще и ныне лежащих перед нашими глазами, не пожалеем со своей трапезы крупиц, достаточных для их насыщения, не станем подражать этому жестокосердому богачу и не пойдем вместе с ним в тот же геенский пламень. Иначе много будем умолять тогда Авраама, умолять каждого из живших прекрасно, но не будет нам пользы от вопля, ибо брат не избавит, избавит ли вообще человек (Пс. 48, 8)? Каждый же из них скажет нам громко: «Не ищи человеколюбия, которого сам не знал к другим, не думай получить так много ты, скупившийся и на меньшее, наслаждайся тем, что собрал в жизни. Плачь теперь: потому что не миловал тогда брата, видя его плачущим». Вот что скажут нам, и скажут справедливо!
Но боюсь, что поразят нас словами, еще более горькими, потому что мы, как сами знаете, превосходим этого богача лукавством. Не потому, что совершенно скупы на богатство, проходим мы мимо лежащих на земле братий, не потому, что бережем имение детям или другим родным, заграждаем слух, когда просят у нас, напротив, расточаем на худшее и щедрость свою обращаем на поощрение к пороку людей, ему преданных. У многих при столе сколько собрано мужей и жен! Одни забавляют дающего пир срамными словами, другие нескромными взорами и телодвижениями воспламеняют огонь невоздержности, иные колкими шутками друг над другом стараются рассмешить призвавшего, а другие обманывают его ложными похвалами. И не ту одну получают они выгоду, что угощены пышно, но уходят с полными руками всяких даров и узнают через нас, что гораздо полезнее для них – пускаться на дела, подобные этим, и в них упражняться, а не в добродетелях. А если стал перед нами нищий, который едва может говорить от голода, – отворачиваемся от того, кто одного с нами естества, гнушаемся им, поспешно бежим прочь, как бы страшась, что, пойдя медленнее, сделаемся участниками в том же бедствии. И если он, стыдясь своего несчастья, потупляет взоры в землю, говорим, что промышляет лицемерием. Если же, понуждаемый жестоким голодом, смотрит на нас смело, называем бесстыдным и наглым. Если, по случаю, покрыт крепкой одеждой, которую кто-нибудь ему подал, гоним его от себя, как ненасытного, и клянемся, что нищета его притворная. А если прикрыт согнившими рубищами, опять гоним прочь за зловоние, и, хотя к просьбам своим присовокупляет он имя Творца, хотя непрестанно заклинает, чтобы и мы подверглись подобным страданиям, никак не может переменить нашего безжалостного решения. За это-то боюсь тягчайшего гееннского огня в сравнении с тем богачом (1).
* * *Если иные собрали в этой жизни несметное множество золота, оно не остается навсегда их собственностью, но или еще при жизни их, как бы крепко ни запирали отовсюду, ускользает, переходя к сильнейшим, или оставляет их при смерти и не хочет идти вслед за своими обладателями. Напротив, они, увлекаемые в необходимый путь Тем, Кто насильно разлучает душу с этим жалким телом, часто обращая взоры к деньгам, оплакивают труды, с юности для них употребленные; а богатство смотрит в чужие руки, отпечатлевая на них только следы утомления при собирании и укор в любостяжании. И если бы кто-либо приобрел тысячи десятин земли, великолепные дома, стада животных всякого рода, облечен был у людей всяким владычеством, то не век будет наслаждаться этим, но, ненадолго попользовавшись от этого именитостью, другим опять уступит свое богатство, сам покрывшись малым количеством земли, а нередко и до гроба, до переселения своего отсюда, увидит, что имущество его переходит к другим, и, может быть, к врагам. Ужели не знаем, сколько полей, сколько домов, сколько народов и городов еще при жизни своих владетелей облеклись в имена других владельцев? (1)
* * *Преступившие пределы потребностей, подобно несущимся вниз по скату, не имея перед собой ничего такого, на чем бы удержаться, нигде не останавливаются в своем стремлении вперед, но чем более простираются вперед, тем больше для удовлетворения пожелания имеют нужду в равном прежнему или еще в большем, по изречению Ексикестидова сына, Солона[15], который говорит: «В богатстве у людей нет явного предела». В этом же надо взять себе в учителя Феогнида[16], который говорит: «Не люблю и не желаю богатств, а только бы прожить мне малым, не встретив ничего худого». А я дивлюсь презрению всего вообще человеческого в Диогене, который доказал, что он богаче и великого царя, потому что меньше его имеет нужд в жизни.
А нам, если нет у нас такого же числа талантов, как у Пифия мисийского, нет стольких десятин земли, нет стад скота, которых бы нельзя было и перечесть, нам все еще мало.
Но думаю, что, когда нет богатства, не должно его желать, а когда оно есть, надо думать не о том, что обладаешь им, но о том, умеешь ли располагать им. Прекрасно изречение Сократа[17], который об одном богатом человеке, высоко думавшем о деньгах, сказал, что не прежде станет удивляться ему, как изведав, умеет ли пользоваться ими. Фидий и Поликлет, если бы много стали превозноситься золотом и слоновой костью, из которых первый сделал илиянам Дня, а другой аргивянам Иру[18], подверглись бы посмеянию за то, что, хвастаясь чужим богатством, оставили в стороне искусство, от которого и золото стало приятнее и драгоценнее. А мы, предполагая, что человеческая добродетель сама по себе недостаточна для украшения, думаем о таком своем поступке, что он менее постыден! (1)
* * *Богатые обнищали и взалкали, а ищущие Господа не будут лишены никакого блага (Пс. 33, 11). Слово это научает нас и презрению вещественного богатства, показывая непрочность изобилия в имуществе. Ибо богатство не постоянно и, как волна, гонимая силой ветров, обыкновенно течет туда и сюда… (2) Всесовершенное благо есть сам Бог, Которого не будут лишены все ищущие Его. Если кто невежествен, имеет неясное понятие о добре и зле, то и он да не называет благим находящего наслаждение во временном, которое преходит с разрушением тела. Ибо кто вещественное богатство и плотские преимущества возводит на степень благ, тот низким и никакого внимания не заслуживающим вещам присваивает достопокланяемое и одному Богу приличное имя, и вместе с тем впадает в самое грубое противоречие. Ибо или должен сказать, что апостолы не получили телесных благ, потому что не взыскали Господа, или, если и взыскав, не имели таких благ, должен обвинить самое Писание, которое говорит, что ищущие Господа не будут лишены никакого блага. Напротив, святые и Господа взыскали, и не остались без разумения самого взыскуемого, и не лишились благ, уготованных в вечном упокоении. Ибо о них можно в собственном смысле сказать: никакого блага, потому что телесные наслаждения заключают в себе более болезненного, чем приятного; супружество – бесчадие, вдовство – растление; земледелие – бесплодие; торговля – кораблекрушения; богатства – козни; роскошь – пресыщение, и частые наслаждения – разного рода болезни и многовидные страсти. Взыскал Господа Павел, и не был лишен никакого блага, а между тем, кто исчислит телесные скорби, в которых он проводил всю свою жизнь? Три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в путешествиях… в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе (2 Кор. И, 25–27). И что же? Человек, который до последнего часа был алчущим и жаждущим, терпел наготу и страдания, ужели не лишен был телесных благ? Поэтому возведи мысль твою к истинному благу, чтобы уразуметь тебе и согласие Писания, и самому себя не запутать обоюдностью понятий (2).
Богатый
Что же говорит богатый? Душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись ежедневно (Лк. 12, 19). Какое безумие! Если бы у тебя была душа свиньи: чем иным, кроме этого, порадовал бы ты ее? Настолько ты скотоподобен, до того несведущ в душевных благах, что предлагаешь душе плотские снеди! Что принимает в себя чрево, то назначаешь ты душе. Ежели в душе есть добродетель, ежели исполнена она благих дел, ежели близка к Богу, то имеет много добра, и пусть веселится прекрасным душевным весельем. Но поскольку мыслишь ты земное – чрево у тебя богом (Флп. 3, 19), весь ты стал плотским, поработился страстям, то выслушай приличное тебе наименование, которое дал тебе не кто-либо из людей, а Сам Господь: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? (Лк. 12, 20). Такое осмеяние безрассудства тягостнее вечного наказания! (1)