Не вернувшийся с холода - Михаил Григорьевич Бобров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ледник поторопил. По плану эвакуации приняли, что все, уходящие в Портал, могут быть рассеяны в пространстве сообразно своим анкетным запросам. А вот по времени все должны быть синхронизированы — опять же, чтобы вернуться в срок, и не поодиночке. Один против оледенения не воин!
Виктор даже зубами заскрипел, представляя последствия.
— Ты что? — уже откровенно перепугалась Анна. — Тебе плохо? Что случилось?
— Енот!
— Чего?
— Это Енот, у него ник был из кино, где енот с автоматом, мы еще пацанами смотрели… Сам фильм фуфло, а вот зверек там был прикольный… Сто лет его не видел… — программист опустил на столешницу сжатые кулаки. — Но как? Если бы он работал в Проекте, хоть у нас, хоть на южной базе — я бы знал! Не по спискам Проекта, так от него самого…
— Ой! — жена потешно схватилась за оба уха. — А ведь правда, сколько лет от него писем не приходило!
Эсдес медленно наклонила голову:
— Итак?
— Подождите, подождите! — Видя, что муж готов согласиться, Анна даже привстала, уперевшись в подлокотники. — Я еще не спросила! Ну вот поселят нас там, а что дальше? И в чем разница? Нам же все равно тут дадут какие-то деньги, отвезут…
— Вам не нужно будет расходовать подъемные на жилье. Принимать сомнительные приглашения только из-за того, что завтра будет нечего есть. По той же причине соглашаться на плохую или небезопасную работу. Наконец, в силу редкости вашей профессии, вас могут даже украсть. А если мои за вами присмотрят, это будет сильно затруднено… Вал! Куроме!
По залу протянуло ветерком от распахнувшейся и тотчас закрывшейся двери. К столу подошли парень и девушка. Парень рослый, крепкий, в синем костюме с золотыми пуговицами, якорьками, эполетами, в начищенных ботинках, с непременной саблей — этакий бравый морской офицер эпохи Жюль Верна; волосы темно-русые, ровные. Выражение лица точно по уставу: “лихое и придурковатое”, а вот глаза нет-нет, да и сощурятся в улыбке. Его спутница — тоненькая черноглазая брюнетка в маленьком черном платье, с открытыми плечами. “Ножки-спички, в горсть собрать можно, а туда же,” — про себя покривилась Анна — “вот почему они все укорачивают не каблук, а непременно юбку? И, блин, эта еще хрень, как она там называется — катана, что ли? Это типа вместо сумочки такая мода?”
Анна поежилась и почему-то снова ощутила на губах вкус пластика.
— Вал. — Представился парень несколько хрипловатым голосом, четко наклонив голову.
— Куроме. — Пропищала девчонка, кланяясь только взглядом.
Генерал указала взглядом на Александровых. Пара кивнула единым движением, и так же четко развернулась, и так же быстро, как появилась, выскочила за дверь.
— Они могут показать вам город, пока будете ждать Аукцион. Он проходит не каждый день, а как из Портала понаедет человек триста хотя бы. Вал и Куроме смогут ответить на все ваши вопросы.
— А следить за нами тоже они будут?
— А следить за вами будут в любом случае, — синеволосая улыбнулась хищно. — Вас же полтора десятка программистов на пятьдесят миллионов жителей одного только Столичного Региона. Владельцы тейгу хотя бы могут постоять за себя, и то, бывает, их похищают… Даже меня однажды умудрились украсть! Правда, для них это кончилось плохо. Но вы-то не я… — генерал Эсдес поднялась, обошла стол, разбросала солнечные зайчики чашкой шпаги, обернулась к землянам:
— Итак?
Виктор вздохнул:
— Согласны.
— Очень хорошо! — генерал звонко хлопнула в ладоши. Снова появились Вал и Куроме; синеволосая отдала им короткий четкий приказ; и снова они вышли с легкостью подхваченных ветром листьев. Эсдес взяла с подоконника незамеченную доселе фуражку — белую “гудериановку”, однако вместо ожидаемого тевтонского или немецкого, крест на высокой тулье растопырился шестиконечный, белый в красной кокарде; и это в одежде генерала оказалось единственное пятно не синего и не белого цвета.
Фуражка заняла должное место на синих волосах, Эсдес попрощалась взмахом руки — и была такова. Сразу же появилась провожатая кошкодевочка:
— Большое спасибо, спасибо вам, уважаемые господа, за ваше согласие уделить внимание. Прошу вас пройти в домик, совсем скоро мы подадим вам обед. Потом уже вы можете получить документы и подъемные, а отъезд завтра в полдень, прошу вас подойти сюда, в Ратушу.
— Обязательно придем, — кивнул Виктор. — И еще… Беата…
— Господин? — снова поклонилась кошкодевочка.
— Я могу спросить?
— О, мы здесь чтобы отвечать на вопросы.
— Генерал Эсдес — она… Кто?
Провожатая поискала глазами, куда присесть — и заняла освободившееся кресло, откуда только что ушел предмет обсуждения.
— Ну… Я плохо разбираюсь в этих военных штуках… Она — сильнейшая в Империи. До гражданской войны она защищала императора. После свержения императора ее судили, но не казнили, как премьер-министра, министра полиции… Многих важных людей тогда казнили… Господин, я и правда в этом не смыслю. — Ушки повисли, но тут же обрадованно встопорщились:
— Но ведь она же вас пригласила пожить в своем доме! Вы же все увидите сами!
— Она говорила про гостиницу.
— Ее дом конфисковали, там сделали главный военный штаб. А при нем гостиницу для офицеров. Чтобы, как тревога, не собирать по всей Столице.
Виктор припомнил размах Столичного Региона:
— Логично… Но ее слову можно верить?
Беата подскочила чуть не до потолка:
— Да я бы скорее сомневалась в себе!
Виктор поднялся, подал руку жене. Провожатая тоже вылезла из кресла и пошла рядом до выхода из Ратуши.
— Спасибо вам за хлопоты, — обернулся Александров с последней ступеньки.
— О, это так приятно. — Ушастая снова поклонилась. — Но это и есть наша работа. Мы так рады встретить вас! Мы так восхищаемся вашей смелостью. Я бы ни за что не вошла в Портал!
“Ты не поверишь, подруга!” — Анна сама испугалась собственного внезапного ожесточения. — “Я тоже!”
Александровы-старшие покинули Ратушу и прошли несколько шагов по направлению к девятнадцатому домику второй линии. Больше Анна сдерживаться не могла:
— Теперь объясняй давай! Я ничего, ничего, ничего не поняла!! Когда уже что-то будет? Чего ты так легко согласился? Ноги понравились? На меня так вообще не смотришь, то этой кошке в сиськи, то на ляжки этой кобылы!
Глава семьи вздохнул:
— У меня руки холодные.
— А? При чем тут?
— Сама же заверещишь, если обниму.
— Не увиливай!
— И вообще, у твоего любимого Еськова написано: “Ревность —
