Смятение - Даниэла Стил

Выслушав Пола, Глэдис, как могла, утешила его и подумала: «Как странно: Пол и дети — вот вокруг чего вращается теперь моя жизнь».

Впрочем, с Дугом она старалась обращаться как можно мягче. Он так и не простил ей ее поездки в Лондон. Между ними выросла стена — незримая, но вполне осязаемая, — в которую каждый день ложился новый камень. И хотя Глэдис и Дуг по-прежнему спали в одной постели, они уже давно были не мужем и женой, а чем-то вроде соседей по комнате, причем каждый с трудом мирился с присутствием другого.

Несмотря на это, Глэдис все еще надеялась спасти их брак. Если бы Дуг потребовал от нее каких-то уступок, она с радостью пошла бы ему навстречу — разумеется, при условии, что его требования не превысили бы пределов разумного.

Впрочем, ее взгляды на то, что разумно, а что нет, существенно изменились. Например, она не собиралась впредь отказываться от всех заданий подряд, однако в глубине души надеялась, что Рауль не потревожит ее до января. Это, по крайней мере, обеспечило бы ей и детям более или менее приличные рождественские праздники.

Но ее надеждам не суждено было сбыться. Однажды вечером, когда до Рождества оставалось чуть больше полутора недель, Дуг ворвался в дом словно ураган.

— Поднимись-ка в спальню! — бросил он ей и почти бегом бросился вверх по лестнице. Глэдис, недоумевая, пошла за ним. Она понятия не имела, что могло привести мужа в такую ярость.

В спальне Дуг открыл свой кейс и, выхватив оттуда какой-то журнал, бросил его на пол перед Глэдис.

— Ты солгала мне! — в ярости выкрикнул он, но Глэдис по-прежнему ничего не понимала. В первую минуту ей показалось, что Дуг каким-то образом узнал об их разговорах с Полом.

— Ты сказала, что едешь в Лондон, чтобы фотографировать королевскую свадьбу! — продолжал тем временем Дуг, жестом обвинителя указывая на журнал, распластавшийся по полу, словно раненая птица.

— Но я действительно снимала в Лондоне свадьбу, — ответила Глэдис, невольно вздрогнув от страха: Дугласа буквально трясло от бешенства. — Ведь я же показывала тебе снимки!

Ее репортаж появился в журналах неделю назад, но Дуг отказался смотреть фотографии, которые Глэдис с гордостью демонстрировала ему и детям.

— А это тогда что такое? — взревел он, наклоняясь и хватая журнал. Он сделал это так резко, что Глэдис отпрянула. Ей показалось, что сейчас Дуг ударит ее журналом по лицу.

В следующую секунду она наконец поняла, в чем дело. Должно быть, «выстрелил» ее второй репортаж.

— Дай… — Глэдис протянула руку и, взяв журнал, стала его просматривать. — Да, пока я была в Лондоне, я действительно сделала еще один репортаж, — сказала она спокойно, но руки у нее дрожали. Фотографии появились в прессе раньше, чем она ожидала. Глэдис рассчитывала, что они будут опубликованы только в январе, и собиралась как-нибудь подготовить Дугласа, но подходящего момента так и не представилось. И вот теперь Дуг был вне себя.

— Это же черт знает что! — рявкнул он. — Ты что, не могла выбрать тему поприличнее? Худшей грязи я в жизни не видел! Самая настоящая порнография! Ты не только снимала этих маленьких шлюх, но и не постыдилась поставить под фотографиями свою фамилию… нашу фамилию! Это просто отвратительно, Глэдис! Я от тебя такого не ожидал.

— Это не отвратительно, Дуг. Это было просто… ужасно. Неужели ты не видишь, что это никакая не порнография, а рассказ о несчастных детях, которых заставили заниматься проституцией и с которыми обращались просто бесчеловечно? Я понимаю, что ты возмущен, но ведь я именно этого и добивалась. Мне хотелось, чтобы люди, увидев эти снимки, ощутили гнев. В этом смысл моей работы.

В самом деле, реакция Дугласа свидетельствовала о том, что Глэдис превосходно справилась со своей задачей, только он возмущался не тем, что негодяи торгуют детьми, а почему-то ею.

— По-моему, — презрительно бросил Дуг, — ты просто спятила. Чтобы снимать такое, нужно быть… извращенцем. И если на меня тебе наплевать, то как же дети? Что они подумают, когда узнают, что ты делаешь такие репортажи? Они со стыда сгорят, что у них такая мать!

В ответ Глэдис только недоуменно пожала плечами. Подобной ограниченности, узости взглядов, обыкновенного ханжества, наконец, она от Дуга не ожидала.

— Надеюсь, что нет, — сказала она негромко. — В отличие от тебя они поймут, что я хотела помочь этим несчастным детям и сделать все, чтобы подобное не могло повториться в будущем. Это и есть настоящая работа — это, а не свадьбы и выставки кошек и собак.

— Ты просто больная, Глэдис. Меня от тебя тошнит, — заявил Дуг.

— А меня начинает тошнить от нашего брака, — холодно заявила Глэдис. — Я не понимаю, почему ты так странно реагируешь.

— Все очень просто. Ты обманула меня! — запальчиво воскликнул он. — Ты прекрасно знала, что я никогда не позволил бы тебе заниматься подобной мерзостью, — вот почему ты сказала мне только о свадьбе. Хороша свадьба… кошки со свиньей!

— Дуг, ради всего святого, прозрей же наконец! Мир полон грязи, ужасов, трагедий. Если мы будем только отворачиваться, то уже завтра любые мерзавцы могут причинить вред мне, тебе, нашим детям. Неужели ты этого не понимаешь?

— Я понимаю только одно: ты солгала мне, чтобы фотографировать отвратительных стариков и развращенных малолетних шлюх, которые даже не потрудились прикрыться, когда ты их снимала. Что ж, если это тебе так нравится, пожалуйста… Можешь фотографировать оргии, можешь сама в них участвовать, только не рассчитывай, что я это буду терпеть. С меня достаточно, Глэдис! Такая жена мне не нужна!

Глэдис трудно было поверить в то, что он только что сказал. Дуг не похвалил ее, не сказал, что гордится ее талантом, он даже не понял, чего она хотела добиться. Но если Дуг пришел в такую ярость, значит, ее фотографии действительно обладали способностью воздействовать на людей.

— Ну что ж, — произнесла она. — Я надеялась, что со временем ты успокоишься и, может быть, даже «простишь» мне, что я осмелилась мечтать о чем-то еще, кроме ежедневной готовки и уборки. Но сейчас мне кажется, что конца этому не будет. Тебя, видно, очень задевает то, что я — такой же человек, как ты.

Дуг раздраженно пожал плечами.

— В последнее время ты стала сама на себя не похожа, Глэдис. Ты — не та женщина, на которой я женился!

— Я та же самая, Дуг. Вернее, я снова стала собой… На протяжении семнадцати лет я старалась измениться, старалась быть такой, какой ты хотел меня видеть, но теперь я больше не могу. Сложись все немного иначе, и я, наверное, смогла бы и иметь семью, и работать. Тогда между нами не было бы никаких обид, никаких недоразумений, но ты сам помешал этому! Ты хотел только одного — убить во мне фотографа и журналистку, превратить меня в гибрид бэ-биситтер и пылесоса. А меня это не устраивает, Дуг. Извини.