Обещай себе жить без драм - Анна Беляева

Это вот она о чем сейчас? Что хотела сказать? Что он прекрасно справляется с ее указаниями? Или что он отлично недоговаривает дома, когда так смотрит на нее здесь? Или? Все! Закоротило.

– Я не умею разделять любовь и работу. У меня все вместе,– огрызается Шмелев.

– Даниил Андреевич, вы профи или где? Можете объяснить Вове Ицкову, как организовывать режим дня и график работ, чтобы все успевать? На правах хорошего друга и коллеги, так сказать!– в голосе металл, во взгляде арктические льды.

– Могу, если нужно.

Как бы научиться молчать и делать вид, что ничего не происходит? Ну, хотя бы не так активно палиться. Ну, хотя бы не перед Серегой. Хотя… Какая разница-то?

Помрежа потягивается как медвежонок, которого долго не отпускали бегать, а после говорит:

– Пойду-ка и я подремлю, если больше вопросов нет.– невольно пожимает плечами.– Представляете, стал уставать от такой активности!

Они синхронно в две пары глаз провожают мужчину. И, как только тот теряется из виду, взгляды сцепляются.

– Прекрати постоянно улыбаться и так себя вести!– видимо, женщина не может понять, каким тоном произносить эту фразу, поэтому начинает резко, а заканчивает с жалостью что ли?

– Не могу,– продолжает улыбаться.

Кажется, еще немного и ее воздетые к небу глаза узрят бога, так много в них всего, но прежде всего просьбы пощадить ее нервную систему.

– Мы же договорились вести себя как взрослые люди!

– Если бы ты знала, солнышко, насколько у меня все по-взрослому: и мысли, и желания, и все остальное,– откуда только в нем этот тролль-развратник, когда она рядом?

Марина с грохотом двигает стул, поднимается и припечатывает:

– Твою ж мать, Шмелев!..

Он тоже встает и направляется на нее. Ничего такого не планируется. И не будет, но ему нравится смотреть, как она пытается восстановить расстояние, отступая к стене за спиной. Скоро отходить станет некуда. И тогда, подойдя вплотную, окутав ее своей расплавленной одним присутствием этой женщины, энергией, склониться к ее уху и произнесет:

– Все очень по-взрослому, Марина Сергеевна. Так, что даже страшно.

И шаг назад, чтобы заглянуть в ее глаза. Убегающие, прячущиеся от него.

А вот теперь можно и отдохнуть. Дать даме поразмыслить над свершившимся и случающимся с ними.

****

В своей комнате вынимает телефон и читает: “Милый, я так по тебе скучаю!”

“Не больше меня”,– он-то, правда, вовсе не скучает, но было бы неплохо, если бы и на той стороне так же “скучали”.

“Тогда скоро встретимся!”– задорные смайлики

В ответ тоже смайлик, а в голове – “слава богу, не скоро”. Скоро ему совсем не хотелось!

…послушать благовест, что грохочет в моей груди

В этой мгле ничего кромешного нет –

Лишь подлей в нее молока.

В чашке неба Господь размешивает

Капучинные облака.

В этом мае у женщин вечером

Поиск: чье ж это я ребро?

В. Полозкова

Скоро. Встреча и правда случилась слишком скоро. Так не должно было быть. Не ждалось. Не думалось. Не предвиделось. А главное – не хотелось. Хотелось исчезнуть, как стереть ластиком девушку, оставить ее где-то в параллельной жизни, которая не доберется сюда, в жизнь настоящую, полную. Бьющую по нервам и разгоняющую кровь.

И этот приезд телевидения и спонсоров, инвесторов, рекламодателей. И знакомая улыбка между камерами, операторами, звуковиками, режиссерами, менеджерами и директорам. Подстава как она есть. Две жизни не должны смешиваться, хотя бы сейчас и здесь. Не предусмотрено его ТЗ к богу и небу. Неужели им, и небу, и богу, так трудно было учесть его пожелания к устройству мира?

– Прииивет! Не ожидал?!– ему на шею запрыгивает счастливое и юное, а он потерянно смотрит в насмешливое и взрослое.

И никакой поддержки или хотя бы сочувствия. Лишь характерный изгиб губ в циничной улыбке. И все. Она уходит. Темная медь волос покачивается в такт шагам, а шаг приспосабливается к ритму продюсера их проклятого шоу, который и притащил всю эту жизнь из другого измерения в их мир. И себя приволок. И висящую на Данииле Андреевиче девушку. И телевидение, чтоб им всем и по полной порции…

***

Для кого это она так старается, обсуждая со съемочной группой и ребятами грядущий эпизод?! Ну да, конечно, еще сильнее изогнись! Нет, от любви до ненависти не один шаг! Сейчас он ненавидит ее. И в ненависть из любви и вины за внезапно образовавшуюся девушку Даня вылетел пулей снайперской винтовки. И пуля мечется, кого бы убить: огненную стерву, которая зажигает на площадке, как в последний раз, или дебила, который приперся с кучей проблем на Данину голову, а сейчас следит за “работой” подчиненной и плотоядно лыбится. Интересно, часто ли одной пулей удавалось уложить сразу двоих.

Никогда оператор Шмелев не думал, что ревновать можно так осязаемо, жестоко, зверски и первобытно. Но вот же, нате вам, ревновал. Ревновал к каждой улыбке не ему, а другому, к каждому слову, даже к тому, как, отвечая на вопросы спонсоров, она чуть склоняет голову в сторону продюсера, ища поддержки и одобрения.

– Потрясающе! Она ему правда так нравится или у него от неизбывной любви к деньгам – перенос?– за спиной обнаруживается нежданная девушка, которая тоже следит за двумя по другую сторону его камеры и камеры собственного оператора, снимающего репортаж.

– Не говори ерунду!– отмахивается Даня.

При чем тут деньги? Этот идиот им сейчас всю съемочную площадку слюной закапает. На него даже не смотрят! Ну что за фантазии на физиономии?! Хотя на Даню тоже не смотрят, а он тут прицеливается, как бы эту дрянь развратную пристрелить силой желания.

Ну не совсем же она дура, чтобы спать с начальником, да еще женатым и многодетным? Или совсем? Или совсем не дура?! Кто ж не любит деньги! И на что только люди ради них ни готовы пойти! Дожился! Уже и мысли с девушкой одни на двоих. Главные герои только разные!

Пока Шмелев, погруженный в свои ревнивые метания, решал, в какой мере меркантильна его начальница, та материализовалась в полуметре от главного оператора и сладким голосом пропела:

– Даниил Андреевич, я, конечно, понимаю, что оторваться от любимого человека трудно, но все же работу никто не отменял.

Кивнула его девушке и ушагала от них, как и не было.

– Ладно! Потом договорим,– Даня рванул следом, наполненный чувством вины и облегчения, что не самому пришлось придумывать отмазки для