Во благо государства (СИ) - Кун Сергей

— Господин капитан! — вывел его из раздумий голос Эвиса. — Вечереет уже, а тут скоро постоялый двор будет, где торговцы останавливаются. Вон там, за рощей. А дальше на полдня пути никакого жилья нету.

Всё ясно, солдаты голодны, да и не хотят ночевать под открытым небом, но открыто жаловаться стыдятся.

— Хорошо! — милостиво согласился он. — Остановимся там.

Владелец постоялого двора встретил отряд вооружённых людей со страхом и подозрением — видимо, зная о прибытии армии регента и битве за Норином, опасался мародёров или карателей. Однако сообщение о том, что они пришли охотиться за разбойниками, его как будто успокоило, а извлечённая из кошелька серебряная монета и вовсе превратила в образец радушия. Постояльцам немедленно был обещан лучший ужин на этой дороге и отборное зерно для их коней.

К некоторому неудовольствию своего отряда, Кель’рин немедленно поставил двоих солдат в караул, после чего лично занялся осмотром их временного пристанища. В конце концов, как говорил Лан’нау, лучше не выспаться на страже ночью, чем утром искать в кустах свою голову, а автор некогда прочитанных «Размышлений о военном искусстве», легендарный уже Рой’нин Покоритель, писал, что за небрежение к охране лагеря всегда приходится платить кровью. До конца следуя заветам этих, несомненно, заслуженных военачальников, следовало также организовать патрулирование окружающей местности, но сил на это уже явно не хватало.

Покончив с заботами о безопасности ночлега, а потом также и с ужином, Кель’рин спросил владельца постоялого двора о разбойниках. Тот за последнее время слышал о них дважды. В первый раз, месяц или два назад, про них рассказывал бродячий торговец, которого ограбили как раз около Гнилого Омута. По его словам, на дороге его встретили четверо вооружённых топорами мужиков, которые отобрали его осла, товары и деньги, после чего отпустили, насмешливо посоветовав в следующий раз принести вместо горсти медяков хоть немного золота. Впрочем, как с гордостью говорил торговец, часть денег ему удалось сохранить, заблаговременно зашив их в полу куртки. Во второй раз, десятка через полтора дней после первого, мимо постоялого двора проезжал всадник на усталой лошади. Остановившись перекусить, он что-то говорил про убийство на дороге, но почти сразу уехал и больше здесь не появлялся. Самого хозяина разбойники как будто не беспокоили.

— Далеко они отсюда, — говорил он. — Да и если заявятся… Стены каменные, дверь, вон, с железными полосами. У меня сыновей взрослых двое и слуга. Топоры да рогатины опять же имеются. Отобьемся!

Что произойдёт, если пара разбойников с луками встанут напротив двери, а третий швырнёт факел в крытую соломой крышу, он, видимо, не догадывался.

Стоило отпустить его, как на освободившееся место за столом скользнула Нарин’нэ.

— Кель’рин, — начала она, наверное, впервые за долгое время назвав его по имени вместо обычного «брат-гвардеец». — Я не хотела отвлекать тебя, пока ты был занят делами отряда, но сейчас, думаю, время подходящее. Мастер Тай’нин говорил тебе, что ты должен многому научиться, прежде чем станешь по-настоящему полезен. Поэтому он послал с тобой меня, чтобы я научила тебя разбираться, как устроены люди. Чем лучше ты поймёшь, как работают их умы и их тела, тем легче тебе будет предсказывать или направлять их действия, обманывать и самому видеть ложь, лечить и убивать, правда?

Ну и идеи у неё, подумал молодой маг. Хорошо хоть на Высоком наречии сказала, которое никто здесь кроме них двоих не понимает. А то попробуй, объясни остальным эту более чем двусмысленную фразу. Или это слова не её, а Регента? Кстати, о Его Могуществе…

— Давай про твою анатомистику и управление умами позже, хорошо? Я хотел спросить, ты слышала эту историю, как регент свалился прямо во время аудиенции? Он болен, видимо серьёзно. А ты лучший знаток санитистики в гвардии. Братья шутят, что ты хоть мёртвого можешь заставить ходить. Не знаешь, что с ним?

— Не могу ответить. Не потому, что храню тайну, не думай. Просто мне больше не разрешено касаться его даром. С тех пор как он… Вернулся… — на последних словах лицо всегда дружелюбной и заботливой, почти ласковой «сестрёнки-гвардейца» изменилось, казалось, она вот-вот заплачет как обычная девушка.

— А как он вообще, как ты говоришь, вернулся? Был ранен, еле выкарабкался, это понятно, но где он был, пока лечился? И зачем объявили о его смерти? Боялись, что повторится покушение? Тогда, в Столице, когда мы отбили башню, где он лежал, я пошёл с братьями добивать мятежников, а ты осталась там. Что с ним было?

— Я не смогла помочь! — глядя в этот момент на выражение лица Нарин’нэ, Кель’рин начал всерьёз опасаться, что она вот-вот выхватит кинжал и проткнёт себе сердце. — Видел когда-нибудь полное истощение? Видимо, он потратил всё на бой. Знаешь, лечить кого-то, находящегося в таком состоянии, невозможно. Угасающая от истощения искра, которую уже не контролирует разум… Она пытается поглотить всё, что к ней приближается, хоть это ей почти и не помогает. В смысле, даже если бы я дала выпить себя всю, это бы тоже не принесло пользы, а ещё раны… Я сразу поняла, что бесполезно. А потом госпожа Исан’нэ меня просто выгнала.

— Она-то смогла его вылечить. Ну, точнее, не дать умереть прямо там.

— Это очень странно. После того, как битва закончилась, помнишь, мы с тобой, как и все наши маги, занимались ранеными. Тогда, наверное, половина людей в гвардии нуждались в помощи. Госпожа Исан’нэ тоже была с нами. Ты не заметил, в санитистике она разбирается ещё хуже тебя. Как будто кузнец пытается выполнить работу ювелира. Не знаю, как ей удалось. Прости, этот разговор… Я хотела научить тебя понимать, как люди лгут, но сейчас… Давай завтра, хорошо?

Не дожидаясь ответа, Нарин’нэ вскочила и быстрыми шагами направилась к лестнице на второй этаж. Кель’рин остался сидеть в молчании, ловя на себе недоуменные, а то и осуждающие взгляды своих солдат. Сидя и раз за разом прокручивая в памяти то бой в Столице, то разговор с сестрой-гвардейцем, он не заметил, как заснул прямо за столом обеденного зала.

Разбудил его, как ни странно, не крик часового, извещающий о нападении, и не порождение дурных снов, а реальная Нарин’нэ.

— Пожалуйста, прости мою слабость вчера, — начала она смущённо. — Сейчас есть время, пока не будет готов завтрак. То, что мы собирались сделать прошлым вечером — ты готов?

Странная это была тренировка. Нарин’нэ говорила короткие фразы, то правдивые, то нет, предоставляя ему угадывать это по тонким изменениям её сознания. И странной была её фраза перед тем, как убрать защищающий искру барьер. «Я — большая ценность! Не сломай меня!»

Солнце уже клонилось к закату, когда перед отрядом показалась конечная цель второго дневного перехода. Это была Рейрия, крохотная крепостица, защищающая мост через одноимённую реку и расположившиеся вокруг крестьянские хижины. По совету Эвиса Кель’рин хотел было заночевать там, однако, приблизившись к воротам, он обнаружил опущенную решётку и арбалетчиков, смотрящих на него и его отряд поверх оперения стрел с высоты надвратной башни. Демонстрация свитка с печатью Регента не произвела на них особого впечатления, так что пришлось ждать, пока по другую сторону решётки не показался вызванный караульными комендант. Тот, лишь мельком взглянув на документ сквозь железные прутья, с бранью потребовал от стражи немедленно впустить приезжих.

— Поймите меня правильно, — начал оправдываться он, уже сидя вместе с Кель’рином, Нарин’нэ и Фелисом в своём кабинете за кувшином вина. — Мы все исполняем приказы. Я обязан был подчиняться наместнику. Кто же знал, что он мятеж затевает? Приказ отправить людей пришёл от него месяц назад! А про то, что он восстал против Регента, я узнал только вчера!

По-видимому неправильно поняв смысл миссии своих гостей и суть продемонстрированного ему приказа, комендант решил, что они приехали покарать лично его за соучастие в мятеже, и теперь старательно доказывал свою непричастность. Напуганный молчанием собеседников, принятым им за знак убеждённости в его вине, он торопливо начал рассказывать, как месяц назад во вверенную ему крепость прискакал курьер с приказом отправить в Норином сорок из пятидесяти четырёх солдат гарнизона, что он на следующий же день и сделал, не смея сомневаться в полномочиях господина наместника. К его чести, в конце своей речи он поинтересовался не угрожающим ему наказанием, а судьбой ушедших людей.