Возрождение церковной жизни в Сибири. По страницам дневников архимандрита Серафима (Александра Егоровича Брыксина), в схиме Иринея - Владимир Николаевич Крицак

Закрыл глазки, улыбнулся

И заснул спокойным сном.

Бог и птичку в поле кормит,

И кропит росой цветок.

Бесприютную сиротку

Также не оставит Бог.6

Помню я эти дорогие слова моей мамы. И дороги они тем, что пропеты они были пророчески для нашей будущности.

Между прочим, мы все ждём маму домой. Ждём с нетерпением, — волнуется рассказчик.

Мы от неё не отвыкли, нет, и расставаться не хотим. Не хотим даже и думать о том, что она сляжет во гроб.

О, это ужасная мысль! Это — кошмар! Это трагедия — расстаться с самым близким и любимым для тебя человеком. Нет, нет, мы хотим жить ещё вместе! Мы ещё так мало прожили на свете. Наш жизненный путь ещё так жалок. Мы ещё птенцы, живущие в тёплом гнездышке, которых надо кормить из клюва, как скворчиков.

И, представьте себе, вдруг умирает их мать, вдруг её убивают. Птенцы, бесспорно, пропадают, погибают.

…Утро. Восходит солнце, птицы щебечут, порхают и летают. Воздух наполнен запахом дыма, несущегося от горевшей породы на терриконике осинниковской шахты. Город просыпается. Пора и нам, но не хочется, обычно в эту пору у нас самый сладкий сон. Немножко, правда, понежились по‑детски и встали. Кто за что принялся.

А сестренка Нина сегодня идёт к маме в больницу в притулившийся в распадках между холмов, под которыми угольные залежи, посёлок под названием «Бис». Мама-то, кажется, выписаться сегодня обещалась. Ах, братцы, милые сестрицы, ума не хватает говорить дальше.

Бежит вот она, Нинка‑то сестра, и дурным голосом кричит:

— Мамка умерла!

И больше уже ничего не может сказать, да и надо ли больше этого говорить? Всем всё понятно и ясно.

Полный переполох и сплошной вопль. Старший брат бежит в больничный городок. Кто‑то за Валей, старшей сестрой, на работу побежал сообщить горькую весть. А мы — дома. Боже мой! Господи! Эта чаша непосильной скорби свалила нас всех с ног.

День рыдаем, второй, третий. Народу — масса. Сколько родных съехалось.

И вот перед нами — гроб. Лежит она, милая, дорогая, любимая и неизменная нашему сердцу. Закрыла свои ласковые и всегда поразительные добрые глаза, сложила свои ручки и лежит, словно спит. А здесь над её прахом причитания:

— Милая мамочка! На кого же ты нас оставила, на кого бросила? Закрыла ты свои глазки, затворила уста и не хочешь сказать слова своим детям, которые окружили тебя, которые ждут от тебя словечка! Ты уходишь от нас навсегда. Так не оставляй же нас здесь сирых и одиноких, возьми нас с собой, ибо нет теперь жизни, нет счастья без тебя. Открой глаза, поднимись и скажи нам слово наставления, как нам жить.

И много-много ещё причитаний и рыданий слышалось над гробом любимой матери. Не один раз Валя падала в обморок, кровь из носа ударяла и лилась ручьем при последнем целовании праха.

Застучал молоток по гробовой крышке, последняя горсть земли брошена на могилу. И вот вместо нашей мамочки выросли холмик земли да крест. Будут теперь носиться над могилой чёрные тучи, бури, ночью прокатится гром. Да гроза прошумит над холодной могилой. Да зимние вьюги будут петь свои заунывные песни.

Пройдут года, зарастет любимая могила бурьяном, никто туда не придет, не склонит колена, не обнимет крест, не проронит слезинку. И букеты цветов не будут украшать этот маленький холмик земли.

Никто не пропоёт «Вечную память» и «Со святыми упокой». Разве только пенье соловья нарушит тишину, царившую над могилой.

И эта участь, этот удел — для каждого из нас, живущих здесь, на бренной земле. Жизнь — это море, волнующееся ветрами бурь и непогод. А смерть любимого для твоего сердца человека — это венок, сплетенный из терния и возложенный на твою голову, который со страданием ты несёшь почти на протяжении всей жизни.

Да и редко можно встретить человека без скорбей. Вот и к нам пришла смерть, окружила мраком, дунула в наши детские и безвинные души своим холодом и хотела столкнуть в бездну погибели.

Но нет, промысел Божий судил иначе. Мы все, по Его милости, приняли Святое Крещение.

И, как поётся в одном из духовных стихов, — написанных, вероятнее всего, по мотивам схиигумена Саввы (Остапенко):

Как надо мною совершили

Обряд крещения святой,

Тогда на грудь мне положили

Мой милый крестик золотой.

Он с той поры мне стал защитой.

Он с той поры всегда со мной.

И на груди моей сокрытый

Всегда блистает крестик мой.

Как спутник жизни непременный

Не расставайся ты со мной.

Ты будешь мне помощник верный.

Хранитель и защитник мой.

Всегда мой крестик надеваю,

Чтоб сохранить от бед себя.

И с тёплой верою желаю

Ему молиться за меня.

Грудь от страдания теснится,

И льются слёзы из очей,

Душа к Всевышнему стремится.

И я целую крестик мой.

Конечно, слёзы льются из глаз моих. Но мы теперь в себе находим силы переносить эти страдания в груди. И только потому, что