История Рай-авеню - Дороти Уннак

Маги купил свой автомобиль всего два года назад. Он весь сиял и сверкал. Фрэнки держал его в гараже за домом. Фрэнки Маги покупал себе машину каждые четыре года. Меган понимала, что ее родители богаче многих из тех, кто жил в их квартале. Когда порой она забывала об этом, мать все время напоминала, какая она счастливая, что живет в таком красивом доме, и что у них есть автомобиль, а вся семья каждый год отправляется в Бризи Пойнт, что в Рокауей. Мать говорила, что им очень повезло в жизни — ведь кругом столько людей, которые едва сводят концы с концами. А сколько вообще не имеют работы.

Вот этим как раз и занимался ее отец: помогал людям найти работу. Фрэнки Маги был тем самым человеком, кто мог помочь юноше, которому крайне нужны деньги, чтобы содержать безработного отца. Он также помогал получать пособие. Меган знала, что отец оказывает людям всяческие услуги, но не понимала, как он это делает. Она не знала, в чем заключается источник его власти. Просто он мог делать это, вот и все.

— Послушай, ты не должна рассказывать никому о том, что слышишь дома, — говорила ей мать. Она всегда чувствовала себя обязанной напомнить об этом Меган, если та ненароком входила в комнату, когда отец своим тихим голосом утешал какую-нибудь отчаявшуюся женщину или дружелюбно похлопывал по плечу кого-то из работяг и говорил ему: «Не волнуйся, Томми». А матери отец говорил, что Меган не такая болтушка, как некоторые кудрявые толстушки.

Боже, как она любила своего отца.

Она любила его, чем бы он ни занимался.

— Высади меня на углу, папа. Мне надо зайти за Пэтси.

— Веди ее сюда. Я довезу вас до «Парадиза».

— Не надо. Мы дойдем пешком.

Он никогда ни на чем не настаивал, если дочь не хотела что-то делать. Он остановил машину возле пятиэтажного дома на углу 181-й улицы.

— Ну, вот ты и приехала, Меган. Запомни, — он любил повторять эту старую шутку, — если не умеешь хорошо себя вести, то постарайся хотя бы не попадаться. А если попадешься, то не говори никому, как тебя зовут на самом деле.

— Я просто отправлю их к Фрэнки Маги.

— Ты соображаешь, — сказал он не тем тоном, каким говорила с ней мать, а с радостью в голосе, отчего ей тоже стало радостно на душе.

Дом, где жили Вагнеры, находился на углу Гранд-Конкорса. Там обитали евреи. Пятиэтажным зданием владели Стайглеры, друзья и соседи Вагнеров в ту пору, когда они были молоды и жили в Гамбурге, в Германии. Каким-то образом мистер Стайглер нажил большие деньги и, хотя он и его жена больше не жили в этом отличном доме с безупречно чистыми, покрытыми кафелем лестничными площадками, со свежепокрашенными и покрытыми штукатуркой коридорами, сияющими медными табличками на дверях и почтовых ящиках, жильцы дома были не только немцами, но и евреями. Немцы ходили в лютеранскую церковь, а евреи — в синагогу, расположенную неподалеку.

Меган обычно стремительно и бесшумно взлетала на пятый этаж, прыгая сразу через две ступеньки, и хотя ее сердце билось немного учащенно, дыхание было в норме. У них была такая игра — они с Пэтси бесшумно бежали по лестнице, а потом вдруг прыгали вниз и приземлялись одновременно, производя сильный шум. Они успевали выбежать на улицу еще до того, как соседи выходили на лестничную площадку. Подружки не обращали внимания на жильцов, которые орали им в открытые окна: «Какой стыд! Что же это за девочки такие? Я знаю тебя, Пэтси Вагнер, и все расскажу твоей матери».

Пэтси тогда останавливалась, поворачивалась, упиралась руками в бока, смело задирала голову вверх, в том направлении, откуда раздавались голоса, и кричала им: «Расскажите хоть отцу, мне плевать на это».

Меган обожала подругу за смелость. Спорить с соседями или взрослыми для Меган было нелегко. Отец Пэтси, Арнольд Вагнер, был маленьким человеком с мелкими чертами лица и золотыми руками. Он никогда ни на кого не повышал голос и, кажется, боялся своих собственных детей, которые были, не в пример ему, очень боевыми. Его мастерская по пошиву одежды была сразу за углом на 181-й улице, между мясной лавкой и китайской прачечной. Он редко разговаривал с людьми; большую часть времени сидел сгорбившись за швейной машинкой или склонялся к ногам своего клиента с булавками во рту, подравнивая края или поправляя обшлага, перешивая длинные пальто для мальчишек и девчонок района. Пэтси говорила, что она и ее брат, Карл, собираются однажды подкрасться незаметно к отцу, стать за его спиной, когда у него будет полный рот булавок, и заорать дикими голосами. Интересно, проглотит он эти булавки или нет?

Она никогда толком не рассказывала Меган, как случилось, что Карл в конце концов перестал жить с родителями. Все это происходило постепенно. Вначале, еще до того, как они разбогатели, Стайглеры жили в квартире по соседству с Вагнерами. Им не везло с детьми: двое младенцев родились мертвыми, а один умер в роддоме. Маленький, очаровательный, светловолосый и кудрявый, голубоглазый Карл часто заходил поиграть с тетей и дядей Стайглерами, пока не начал проводить у них почти все свое свободное время. Когда ему было около трех лет, Стайглеры забрали к себе его игрушки и одежду, потому что родилась Пэтси и они хотели облегчить участь Арнольда и Розы. У новорожденной были колики, и с ней приходилось много возиться, а Карл был таким чудным мальчишкой.

К тому времени, когда Карлу нужно было идти в школу, Стайглеры каким-то образом вдруг разбогатели. Пэтси почти ничего не знала об этом. Они купили особняк в богатом районе на Лонг-Айленде, после чего Карл стал проводить жаркое лето у них на морском побережье. Арнольд, Роза и маленькая Пэтси приезжали к ним иногда на выходные.

Иногда Карл приезжал в родительскую четырехкомнатную квартиру. Жил в маленькой комнате, которую делил со своей сестрой. Он появлялся за кухонным столом, где царила тишина, и только трещали искусственные зубы отца да раздавался порой тихий голос матери. Все это сводило его с ума. Он смотрел на отца, сидящего согнувшись над тарелкой, точно так же как над швейной машинкой, быстро поедающего пищу, резкими движениями руки вытирающего подбородок салфеткой, и страшно скучал по «Большому дому», как называли особняк Стайглеров. «Большой дом» с горничными и сторожами, шофером и садовником, все из которых жили лучше, чем Вагнеры.

Когда Карл перешел в седьмой класс, было принято решение, что он насовсем переедет жить в «Большой дом» и станет учиться в престижной школе, где его подготовят для поступления в колледж, после окончания которого он сможет участвовать в деле дяди Стайглера.

Проучившись в той школе около года, он приехал к родителям и обучил Пэтси одной игре, о которой она рассказала Меган. Карлу Вагнеру тогда было четырнадцать лет, а Пэтси — двенадцать.

Когда Карл проводил у них каникулы, родители бегали по магазинам и покупали все, что ему нравилось. Пэтси посылали обычно в особую булочную на Фордхэм-роуд, где она покупала самую отличную выпечку. При этом ей строго-настрого наказывали ничего не есть по дороге домой. Но она и Меган все равно съедали по булочке, а потом клялись, что их обвесили в магазине. Отец упорно трудился в своей мастерской до позднего вечера. Он шил сыну брюки и куртки из дорогой материи, какие требовали носить в этой школе. Ушивал рубашки, пришивал пуговицы, чинил всю одежду, которая была у сына. Стайглеры смеялись, узнав об этом, и говорили, что мальчик так много времени проводит на спортплощадке, что он пользуется такой популярностью среди товарищей и так хорошо учится, что они готовы покупать ему все новую и новую одежду и не стоит чинить старую. Но на самом деле Арнольд Вагнер не столько чинил ее, сколько перешивал и делал более модной. Он настаивал на том, что он должен обеспечить сына одеждой. Ему сделали уступку. Если это радует старика, пусть тешится на здоровье.

Когда они оставались в квартире вдвоем — Карл и Пэтси, — он учил ее вещам, которые она, по его мнению, должна обязательно знать. Но это был секрет, о котором не следует никому рассказывать под страхом смерти. Его угрозы подкреплялись тем, что он вдруг причинял ей сильную боль, которая не оставляла сомнений в его серьезности. Он закрывал квартиру на ключ и проверял, чтобы никого не было в коридоре. Родители находились в мастерской за углом — мать что-то кроила для женщин их района, а отец, как всегда, делал свои примерки, склоняясь к ногам клиентов. Он стоял перед ними на коленях, и для Карла, а позднее и для Пэтси эта картина была невыносимой. Они презирали своего отца.

В их маленькой комнате Карл давал Пэтси свои уроки. Он приказывал лечь на живот, шлепал ее довольно грубо, потом ложился на нее. Он говорил, чтобы она кусала подушку, если поначалу будет больно, но ни в коем случае не кричала, потому что тогда он выкинет ее из окна.

Он учил ее тому, чему научился сам в своей престижной школе, где готовили для поступления в колледж. Объяснял, что мальчики тренируются таким образом друг с другом, чтобы потом уметь обращаться как надо с девочками. И говорил, что то, чем они занимаются, все понарошку. От этого ничего не будет. Она останется девственницей. Просто он думает, что его младшая сестра должна знать то, что мальчики делают с девочками.