Энские истории - Дмитрий Сафонов

Я сокрушенно вздохнул:

– Да, вы правы… Бес попутал…

Незнакомец погрозил мне пальцем:

– Ну при чем здесь бес? Он-то как раз не виноват. Вы сами себя запутали, а мне теперь приходится искать концы и увязывать их друг с другом. Почему вы поверили этой женщине? Только потому, что она дрожала, прижимаясь к вам? Это что, по-вашему, веская причина? А я-то думал, вы все поняли, когда догадались, что с соком что-то неладно. Ну скажите, кто еще мог подсыпать снотворное в свежеприготовленный сок? Уж никак не Сундук, правда?

– А кто же? – я похолодел. – Неужели она? Мать?

Брюнет брезгливо поморщился:

– Какой вы, однако, скучный тип… И зачем я только взялся вам помогать? Что вы знаете об этой женщине? Сундук сказал, что она – мать ребенка. Ну так он много чего сказал, и все это оказалось неправдой. Стоит ли верить словам Сундука? – незнакомец поджал губы и покачал головой. – Нет. Попробуем зайти с другой стороны. Что вы знаете об этой женщине наверняка? Что она жена Квасного. Но из этого вовсе не следует, что она – мать его ребенка. Согласны?

Я молча кивнул, потрясенный ужасной догадкой.

– Она – не мать, – продолжал брюнет. – Она – молодая симпатичная мачеха, и сорванец при каждом удобном случае норовит заглянуть в вырез ее платья или под юбку. От этого нелегко удержаться, не так ли? А вы-то небось, подумали, что мальчишка одержим эдиповым комплексом? Полноте… Все эти фрейдистские выдумки – сущая ерунда. Открою вам один секрет: старик Зигмунд сам был не вполне здоров – вот откуда взялись его нелепые фантазии. Ну да ладно. Речь сейчас не об этом. Меня гораздо больше интересует то, как вы представляете себе получившуюся картинку. Теперь для вас уже не подлежит сомнению, что эта женщина действовала заодно с Сундуком?

– Но зачем? – недоумевал я. – Они что, любовники? Они хотели разделить выкуп?

Незнакомец сморщился, как от зубной боли, и замахал на меня руками:

– Мыслитель из вас, прямо скажем, никудышный. Зато рассказчик неплохой. Вы уж лучше продолжайте – может, чего и поймете по ходу дела. Ну? Так что было дальше?

– Я лежал в подъезде на холодном бетонном полу, и острые ребра ступеней впивались в мою коченеющую спину. Я хотел встать и уйти оттуда, но не мог. Тоскливый ужас медленно копился во мне. С каждым разом – ну, вы понимаете, что я имею в виду! – его становилось все больше и больше. Он не исчезал после пробуждения, он оставался лежать тяжким грузом на сердце. Еще немного – и он окончательно придавил бы меня к земле.

К счастью, я вскоре очнулся: от того, что кто-то закричал. Судя по всему, этот "кто-то" был я сам. Я пришел в себя самого, сидящего за рулем старой красной "копейки". Машина стояла под большим раскидистым кустом, который одиноко рос посреди широкого поля.

На заднем сиденьи мирно спал белокурый мальчик, подтянув колени к животу. Часы показывали ровно полдень. Все повторялось…

Все повторялось, и поэтому я повторяться не буду. Я не буду подробно рассказывать, как приехал на Фруктовую, как отключил Сундука, разбив об его голову бутылку, как связал его, достал пистолет и поехал к дому Квасного.

Я начну с того момента, когда я увидел его жену. Я окликнул ее, подозвал к забору и вкратце объяснил, в чем дело. Однако теперь я мог видеть чуть дальше собственного носа. Некоторые вещи вызывали у меня сильные сомнения.

Ну, во-первых, сок. С ним было что-то неладно. Скорее всего, в нем плавала лошадиная доза снотворного, которая свалила с ног не только маленького мальчика, но и меня, здорового крепкого мужчину.

Второе – документы на машину были поддельными. Сам Сундук ездил на дорогом джипе, а меня уверял в том, что у него – старая "копейка".

Это тоже не случайно.

Затем – пистолет. Зачем ему пистолет? Ведь не просто же так.

Мы уже ехали обратно, на Фруктовую. Она что-то говорила, но я почти не обращал внимания – был погружен в свои мысли.

– Откуда вы знаете Сундукова? – машинально спросил я, повторяясь.

– Сергей Сундуков – первый помощник и правая рука моего мужа, Ильи Ефимовича Квасного, – отчеканила она.

– А кто же отец ребенка? – спросил я, заранее предчувствуя, что услышу сейчас что-то важное. Что-то важное и почти предсказуемое.

– Как кто? – она произнесла это с легким возмущением. – Илья Ефимович, конечно же.

– Понятно, – меня это не удивило; теперь я ожидал любого поворота событий. – Выходит, Сундук моими руками украл сына у господина Квасного? Но зачем ему понадобилось красть ребенка у своего шефа?

– Как зачем? А разве это не вы звонили?

– Куда звонил? – репетиции не прошли даром; теперь эта роль давалась мне легко.

– Мне показалось, что голос тот же самый… Около часу дня раздался звонок: неизвестный сказал, что похитил ребенка и потребовал выкуп – сто тысяч долларов.

Я кивнул:

– Ну да. Нечто похожее я как раз ожидал. Но все же… – я не договорил. Точнее, договорил, но про себя: "Но все же мне непонятно, как Сундук смог добраться до свежеприготовленного сока, а кроме того, мне совершенно непонятно, почему ты, красавица, такая темненькая, а сын у тебя – беленький, словно одуванчик? И потом: если ему – лет восемь, то во сколько же ты его тогда родила? В пятнадцать? А забеременела – в четырнадцать? Ох, что-то не сходится…". Снова меня одолели предчувствия.

Я подъехал к дому, поставил машину и мы вместе поднялись в 32 квартиру.

Сундук уже весь посинел и тихонько хрипел. Я не удержался от соблазна: легонько ткнул его ногой в живот. Он дернулся, петля затянулась на шее, Сундук посинел еще больше, и его выпуклые, словно у морского окуня, глаза прямо-таки выкатились из орбит.

– Что мы с ним будем делать?

– Ничего. Оставим здесь. Как только я приеду домой, расскажу обо всем мужу: он разберется.

Я согласно кивнул:

– Надеюсь, это правильное решение. А сейчас – надо забрать ребенка и уезжать отсюда.

– Да, да… Конечно, – слабеющим голосом проговорила она и вдруг покачнулась. Я подхватил ее и усадил на стул. Она благодарно улыбнулась.

– Я возьму мальчика и отнесу его в машину. А потом вернусь за вами, – сказал я и направился в соседнюю комнату, но она меня остановила:

– Подождите! Не оставляйте меня наедине с этим подонком! Я боюсь – а вдруг он развяжется!

– Ну что вы! Не развяжется, – подбодрил я ее. – А впрочем, если боитесь… Вот, возьмите, – я протянул ей пистолет. – В случае чего – стреляйте без предупреждения.

Я бережно взял ребенка на руки и стал спускаться на улицу. Вышел из подъезда, аккуратно положил спящего мальчика на заднее сиденье машины и поспешил обратно.

Нащупав гладкие холодные перила, я стал подниматься по лестнице. Когда до площадки между этажами оставалось всего несколько ступенек, прямо перед моими глазами мелькнула бледная тень. Затем раздался… сухой щелчок, и больше ничего.

Женщина злобно вскрикнула и с досадой бросила пистолет на бетонный пол.

– А патроны? Как же вы собирались стрелять, если патроны – у меня? – я преодолел последние ступеньки, подошел ближе и, хорошенько размахнувшись, коротким хуком справа послал ее в нокаут. Она сильно ударилась головой об стену и сползла к моим ногам. Я считаю, расхожая мысль о том, что женщин бить нельзя – обычное заблуждение. Предрассудок, на который не стоит обращать внимания.

Я нашел на полу пистолет, достал из кармана обойму и вставил ее в рукоять. Передернул затвор, дослал патрон в патронник. Затем взвалил обмякшее тело на плечо и продолжил путь в злополучную квартиру № 32.

Сундука она развязать не успела. Да и не смогла бы – я так его взнуздал, что любая попытка освободиться от пут грозила немедленным удушением. Его веревки можно было только разрезать, а у нее даже пилочки для ногтей с собой не было.

Сундук лежал и хрипел. Поделом!

Я связал ее остатками веревки; петлю делать не стал, но для верности несколько раз пропустил концы позади батареи парового отопления.

Ну вот и все! Теперь я не боялся, что они смогут чудесным образом выпутаться, пока я буду ездить за Квасным.

Ведь он должен наконец узнать, кого пригрел на своей груди!

Илья Ефимович Квасной оказался тучным лысым человеком лет пятидесяти. Он вышел на крыльцо, спустился к цветнику, и тут я его окликнул:

– Илья Ефимович! Илья Ефимович!

Он подошел к ограде, и я быстро изложил ему суть дела. Дважды он прерывал мой рассказ короткими приглушенными проклятиями, а потом схватился за сердце, посерел и сказал осипшим голосом:

– Подождите, я схожу в дом – за лекарством, и сейчас же вернусь. Если все так, как вы говорите – им несдобровать! – и ушел, чуть прихрамывая.

Через пару минут он вернулся: вышел через калитку и, поминутно оглядываясь, поковылял ко мне. Я стоял, притаившись за одним из кирпичных столбов, на которых держалась ограда. В этот момент на крыльце дома показался очень колоритный персонаж: высокого роста красавец-брюнет, с тщательно зачесанными назад и набриолиненными волосами. На нем был изящный смокинг (несмотря на адскую жару), на шее красовалась бабочка и в петлице – алая роза. Перехватив мой удивленный взгляд, Квасной сказал: