Дегустатор - Мастер Чэнь

Утром пришло тепло, мы впервые за три дня вышли утром из гостиницы без вещей, никуда не спеша; вышли к кривым, горбатым улицам под матовым черным булыжником, к серым остроконечным крышам с печными трубами. И вздохнули, доставая сигареты.

Конечно, конечно к нам тут же подошел Гриша Цукерман, в полной боевой форме — в ермолке, долгополом лапсердаке, со щетиной и очками.

— Можно я просто постою три минутки рядом с вами, чтобы вы поняли, как я признательно к вам отношусь? — спросил он у нас с Алиной. — А потом, с вами приятно. Вы такие колоритные. Две белокурые бестии, как будто сошли с того страшного собора, который мы вечером проезжали. Дать вам по щиту и двуручному мечу — и картина будет полной. Вы такие… как бы средневеково изогнутые. Вот посмотрите, госпожа Каменева, как он стоит, этот Сергей Рокотов, отставив длинную ногу. Этот его прямой нос и белокурый хвостик сзади… или это косичка… я никого еще не обидел? Сергей, вы с этим хвостиком были бы похожи на православного священника, но вы не похожи. Скорее на гардемарина или на какого-то гвардейца времен матушки Екатерины. Повязать вам черную шелковую ленту на хвостик, вложить кружевной платочек за широкий обшлаг, шпагу — вот так вы надо мной вчера и стояли. А вы, госпожа Каменева, у вас такое неземное лицо. Удлиненное, как у господина Рокотова, тонкое и без сомнения средневековое. А вы знаете, что вы похожи — может быть, у вас общие предки, какие-нибудь крестоносцы или тамплиеры?

Отвечать Грише было бесполезно, да мы бы и не успели, потому что его начал осторожно дергать за рукав подошедший к нам юноша весьма яркой внешности. То есть, собственно, за рукав Гришу дергал один такой юноша, но всего их было трое, и все в каком-то смысле одинаковые.

Один черный и густо заросший чем-то средним между щетиной и бородой. Другой бледно-беленький (и сливочно-пухлый), третий рыжий. Все с колечками волос, длинными полами, а беленький и вообще весь в черном и в хасидской шляпе.

— Шолом, — сказал им Гриша и добавил, обращаясь к нам: — Вот видите, везде наши люди. Не только в Испании. А черный — он и вовсе герр Цукерман, о чем мы с ним еще поговорим. Не отдавайте Сергею куртку, госпожа Каменева, она так вам идет, вы в ней такая беззащитная и трогательная.

Гриша ушел, а магазины, к сожалению, были рядом, начинались сразу за углом. Фрайбург — маленький город, у него только две магазинных улицы, включая вот эту — с трамвайными путями, современными стеклянными витринами и канавками прямо вдоль рельсов, неглубокими, по ним бежит местная гордость — чистая и веселая вода.

Алина обещала сделать все быстро и показала класс. Мерила очень странные, на мой взгляд, изделия, и уже минут через десять оказалась передо мной в чем-то расходящемся колоколом, с большим дутым стоячим воротником и рукавами в сборку.

— А вот это как? — спросила она.

— Интересно, — неуверенно сказал я. — И цвет такой… Как бы костюм баклажана с детского утренника.

— Сейчас ты все поймешь. А, вот…

У нее в руках оказался странный, не то мятый, не то состоящий из воланов (или как это называется) очень длинный шарф.

Баклажан приобрел окантовку — лимонного оттенка, я забыл сказать, — и вдруг все стало на свои места. Улыбаться мы начали одновременно.

На ценник она не смотрела, а просто достала золотой квадратик пластика. Я вежливо отвел глаза.

А потом Алина, в своем баклажане, и вправду пошла спать, оставив мне — вопреки советам Гриши — мою куртку.

Я вышел из магазина.

Надел куртку.

Это было очень странное чувство: куртка стала другой. Я сделал то же, что и Алина два дня назад, — медленно повернул нос к воротнику. И постоял так некоторое время.

Вокруг, как мне подумалось, стало очень тихо.

Какой задумчивый момент, редкий в моей жизни момент — вдруг получается, что делать как бы и нечего.

За два евро я приобрел у турка пакетик из толстой бумаги, на которой проступали масляные пятна: каштаны с крестообразно растрескавшимися верхушками. Безошибочно вышел на старую площадь — вот кровавый ужас собора, здесь мы тогда и стояли, а Мануэла бежала к нам и кричала о войне.

Это очень странная площадь — здесь какая-то нулевая точка, центр всех дорог. Отсюда, например, на север отправляется «Винная дорога» южной Германии, тяжелые гроздья плюща от крыш до земли, кружевные занавески окон, булыжник, серые церкви, в каждой из которых проходят вечерами концерты. И не только неизбежный Бах, а еще Пахельбель, Букстехуде, а если повезет и кто-то из местных любит флейты и гобои, то и Телеманн.

А дальше Рейн, крутые, гребенкой причесанные склоны виноградников, сейчас — цвета императорского пурпура.

За Рейном — Франция.

И весь мир.

Жаль, что она ушла и что я один бреду теперь наискосок через площадь к угловому домику, где ведьмы, крупные, чуть не метровой длины, свисают с потолка гроздьями. Конечно, я не собирался покупать ведьму несуразного размера за сто евро минимум, я просто вспоминал о них вчера, хотел подойти к ним еще раз, показать их…

А за ведьмарием у нас выход с площади — мостик над крошечной речкой, два ресторанчика над водой, дальше бывшая мельница — романтический домик, оседлавший ту же речку, она как бы протекает через его подвал, и…

— Здравствуйте, товарищ майор.

Я замер, потом медленно повернул голову.

Есть люди, которым не хочется меняться. Это Иван, человек с тяжелой головой, большим, но тонким носом и очень неприятными, близко посаженными серыми глазами. Вот он. А второй — Шура Лямин, конечно, темненький, с безнадежно сломанным носом: вдавленная переносица, потом что-то короткое, уточкой. Он изменился. У него ранняя седина в короткостриженой щетине.

Это что — они шли за мной через площадь, потом, возле ведьм, обогнали и присели на лавочку над речкой, поджидая? А иначе никак.

— Товарищ майор, — сказал Иван сиплым голосом, — дай закурить, а то так жрать хочется, что непонятно, что выпить.

Шура без особых церемоний отобрал у меня каштаны.

— Бывают же такие встречи, — сказал я, присаживаясь к ним и вытягивая ноги, — как бы случайные. Значит, что мы имеем: надо было знать, что я в Германии, что у нашей команды свободный день, что в этот день мы будем во Фрайбурге, что утром я выйду из гостиницы… Это как? А еще мы имеем терпение — пока девушка уйдет, и я останусь один, но тут уже дело техники… И кто у нас все это мог знать — включая название гостиницы, которое мне самому и всем прочим нашим было до вчерашнего позднего вечера неведомо? Кто мог это знать? Получается — Мануэла. А то-то же она смотрела на меня такими дикими глазами вчера, когда ей позвонили. И сегодня. Значит, Мануэла…

— Ты был прав, — сказал Шура Ивану. — Он вырос.

— Просто отдохнул. — Иван не сводил с меня глаз.

— Ребята, это как же получается: вы что, все бросили и поехали в Германию, чтобы посидеть со мной на лавочке?

— Хороший вопрос. Правда, Иван? Ну, чтобы никто не зазнавался, отвечу: нет, мы уже были в Германии. И тут мы поняли, что имеем проблему. И ни хрена не можем в ней разобраться.

— Угу… И тут, чисто случайно, узнаем, что по Рейну гуляет еще одна группа дегустаторов…

— Еще одна группа? Значит…

— …в которой есть наши люди. «Вот оно!» — говорит мне Шура. Просим у замученных немецких коллег списочек. И кто бы мог подумать, чье имя там видим. А дальше коллеги делают новый звонок во Франкфурт, в этот их винный институт, получают телефон — чей? Правильно, герой, Мануэлы. Молодец, возьми каштанчик. А то Шура точно пожрет.

— Вывод, — сказал я, наслаждаясь. — Очень простой. Если немецкие коллеги вам помогают — то вы тут на задании. И вам вдруг понадобились — кто? Дегустаторы? Да еще «вторая группа». А первая была — где? Это что, славная разведка российской армии занимается — да еще с коллегами из БНД, не иначе — тем самым делом об отравленном вине? Дожили.

— А кто сказал, что мы еще в «Аквариуме» работаем? Нету нас там, — сообщил Иван небу с облаками.

— Ну, мы же ему все скажем? — спросил Ивана Шурик. — Майор, ты когда-нибудь слышал о Федеральной службе расследований?

Долгая пауза.

Я, конечно, слышал.

Она, без сомнений, была и остается федеральной, но ничего общего с американским ФБР — то есть всеамериканской полицией, в отличие от полиции, — тут не было и нет.

ФСР — это очень небольшая организация, расследования она, наверное, тоже ведет. Но очень специфические. Они касаются угроз безопасности первых лиц государства.

— Завидно тебе, Серега Рокотов, — проговорил Шурик, крутя бумажный шарик и ища глазами урну — каштаны он и вправду уничтожил быстро. — Ведь завидно. Остался бы тогда в рядах — да ты сегодня полковником был бы, с твоей-то биографией, вот обкакаться мне и не встать. Сейчас ты сидел бы и нами руководил. А ты решил, что выхода нет, — и рванул.