Фельдмаршал Борис Шереметев - Сергей Мосияш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж он-то тут делает?
— Как «что»? Учится на моряка.
— В его-то годы?.. — хихикнул Курбатов.
— Приходится. Куда денешься. Ныне время, брат, такое. Сам государь учиться поехал и всем велел то ж творить.
— Но вот вас же не послал.
— Как «не послал»? А зачем, думаешь, я еду?
— Ну ж сами сказывали: мир посмотреть.
«Вот старый дурак, — явил недовольство собой боярин, — едва не проболтался». Но вслух молвил раздумчиво:
— А думаешь, глядя на мир, на людей других наций, не учатся? Еще как, брат, учатся. Хошь бы и языку их.
— Я уже десять слов по-италийски знаю.
— Молодец. Учи. Сгодится.
На третий день венецианский дож принял русского посланца в присутствии нескольких членов своего совета. Он выразил благодарность за царскую грамоту, как и положено, справился о здоровье государя. Поинтересовался, как и где устроилось посольство, не нуждается ли он в чем? И хотя Борис Петрович, поблагодарив, сообщил, что все у них есть, дож, вызвав кого-то из помощников, сказал:
— Прошу вас, Кутини, возьмите под опеку наших русских друзей и передайте в кассу, чтобы выделили им деньги на содержание. В столь долгом пути у них трат было предостаточно.
Когда распоряжение дожа перевели Шереметеву, у него отлегло от сердца. Вчера, советуясь с дворецким, они решили в Венеции долго не задерживаться из-за большой дороговизны. Но теперь, поскольку посольство берет на содержание городская власть, можно и не торопиться. И когда определенный для их сопровождения Кутини спросил на сносном русском языке:
— Что его превосходительство желало бы видеть?
— Все, — отвечал Шереметев.
— Ну, на все, пожалуй, и года не хватит, — улыбнулся Кутини.
На следующий день, когда Кутини появился в гостинице, Шереметев сказал:
— Хотелось бы посмотреть, как делают ваше знаменитое венецианское стекло.
— Ну что ж… — молвил Кутини. — Тогда отправляемся на остров Мурано.
Плыть на Мурано с боярином напросился дворецкий Курбатов:
— Мне ж тоже посмотреть хочется, Борис Петрович.
— Ладно. Езжай, — согласился боярин.
В пути, когда гондольер неспешно ворочал веслом, направляя лодку из одного канала в другой, Шереметев, восхищаясь постройками, спросил у Кутини:
— Когда же явилась на свет ваша страна и почему именно на островах? Разве мало было места на материке?
— Наших предков-венетов сюда беда загнала, синьор. Знаменитый вождь свирепых гуннов Аттила {51} в четыреста пятидесятом году прислал в Рим послов к императору Валентину III просить себе в жены его сестру Гонорию. Император отказал. Оскорбленный Аттила в четыреста пятьдесят втором году вторгся в Италию, уничтожая все на своем пути. Венеты бежали на эти острова, спасаясь от истребления. Когда Аттилы не стало, они решили не уходить с островов, поняв, что любая крепость на острове становится неприступной для врага. Они построили на островах несколько поселений — Градо, Гераклию, Маламокко.
— А когда сама Венеция возникла?
— Венеция начала строиться на острове Риальто в восемьсот десятом году. И имя свое, как догадывается синьор, она и получила от имени народа — венетов. И разрасталась и богатела торговлей и ремеслами. Наше стекло, наши зеркала раскупались по всему миру.
И вдруг Курбатов встрял в разговор:
— Ну Аттила эту самую Гонорию добыл?
— Нет. Он не дошел до Рима, какая-то болезнь стала косить его войско, и он вступил в переговоры. И Папа Лев I от имени императора купил у Атгилы мир. Он возвратился в свою Паннонию и там женился на бургундской девушке Ильдике. Отпраздновал пышную свадьбу и в первую же брачную ночь умер. Вроде бы удар хватил его во время любовных объятий. А может, Ильдика прикончила его, отомстив за поражение своей родины.
— Во, учти, Алешка… — повернулся Шереметев к дворецкому. — От девок не только удовольствие бывает.
— Да, — продолжал Кутини, — вся Европа трепетала перед Аттилой, во всех битвах он был победителем, а тут хрупкая девушка вмиг отправила его на тот свет. И вскоре вся империя его развалилась.
— Но, как у нас говорится, нет худа без добра, — сказал Шереметев. — Не приди в Италию Аттила, может, и Венеции бы не было.
— Возможно, синьор, возможно, — согласился Кутини.
На острове Мурано прямо у стены стеклозавода стояли два корабля, с которых грузчики таскали тяжелые мешки.
— Что они выгружают? — поинтересовался Борис Петрович.
— Корабли доставили из Истрии {52} песок, пригодный для изготовления стекла.
— Это что ж, ходят за море за песком?
— Да. В Истрии очень чистый песок. Раньше брали из реки По, сейчас везут из Истрии. Это наша провинция.
Управляющий завода встретил гостей не очень ласково, и Кутини вступил с ним в какой-то спор, непонятный для русских. Но когда Кутини, указывая на Шереметева, сказал что-то важное, тот, вздохнув, вышел.
— О чем вы спорили? — спросил Шереметев.
— Да ерунда. Я думаю, вам это знать не надо.
— Нет, все же, синьор Кутини, скажите, пожалуйста.
— Дело в том, что четыреста лет назад производство стекла, особенно цветного, считалось государственной тайной и за выдачу секрета грозило суровое наказание. Но, понимаете, наши мастера уезжали в другие страны — во Францию, в Германию, и там, конечно, раскрывали эти секреты. Я ему и сказал, что ваши секреты давно вся Европа знает. А вот этот синьор — я сказал про вас — великий полководец России, нашей союзницы, и что на Днепре он разгромил армию султана, и что дож приказал ничего не таить от него. Этим и убедил. Нужны, сказал, полководцу ваши секреты!
— Ну, султана, допустим, я не громил. Я крепости турецкие брал.
— Ничего, ничего. Для него в Турции главный злодей султан, пусть так думает.
Управляющий вернулся, приведя с собой мастера в коротком темном кафтане и такой же шапочке на голове. Тот провел гостей в заводской музей, где на полках вдоль стен была расставлена продукция стеклозавода: кувшины, бокалы, кубки, графины, чаши, тарелки и какие-то еще предметы непонятного назначения разных цветов и расцветок.
Мастер начал говорить, Кутини переводил:
— Сплавленная масса стекла из засыпаемого материала обычно бесцветна. И если она случается голубоватой или зеленоватой, то это значит, что в шихте были примеси. Об этом догадались наши предки и стали для окраски стекла искусственно вносить их в шихту до или во время плавки. Если добавлять железистые соединения, стекло получится голубовато-зеленое либо красного цвета. Если добавить окиси марганца — получим желтый или коричневый цвет, окись кобальта дает синий, вот как эта ваза. Окись меди — красный. Если надо замутить стекло, как в этой фляжке, сыплем в шихту пережженную кость.
Мастер повел гостей в цех к печам, где стеклодувы, цепляя из печей расплавленное стекло, через длинные трубки выдували из него посуду разных причудливых форм.
Перед самым уходом с завода управляющий, угостив посетителей вином, предложил в подарок «полководцу, разгромившему султана» походную баклагу {53} из стекла молочного цвета.
— А здесь какая примесь? — поинтересовался Борис Петрович.
— Сюда добавляли полевой и плавиковый шпат.
— Все, — молвил Шереметев, — не стану водить полки, буду выделывать венецианское стекло.
Кутини перевел эту фразу управляющему, и они оба рассмеялись, вполне оценив шутку полководца. Управляющий что-то сказал, Кутини отмахнулся и переводить не стал. Но когда сели в гондолу, проговорил:
— Стыдно стало хрычу.
— А что он сказал-то?
— Да сказал, мол, великий полководец, наверно, обиделся, если пошутил так. Пусть думает так.
На следующий день отправились к острову, на котором находился Арсенал, окруженный высокими стенами. При входе в него стояли статуи четырех львов, и Кутини счел необходимым сообщить о них:
— Десять лет назад их привезли из Пирея. Хорошая охрана.
— Правда?
На складах Арсенала оказалось столько оружия — пушек, ружей, кулеврин {54}, пистолетов, сабель и шпаг, что после обхода всего этого Шереметев, как специалист своего дела, заметил:
— Здесь без труда можно вооружить до зубов пятнадцатитысячную армию.
Осмотрел он и верфь, где стояла на стапелях строящаяся военная галера.
— Когда приедет к вам наш государь, — сказал Шереметев провожатому, — то первым делом он явится сюда, на верфь, помяните мое слово.
На третий день посетили зеркальное производство — гордость венецианцев, приносившее стране помимо большой прибыли и мировую славу. Побывали в мастерских, где изготовлялись гобелены.
Явившийся на четвертый день Кутини сообщил, что дож хотел бы побеседовать с его превосходительством.