Перекрестки - Уильям Янг

Оба посмотрели на дорогу, окаймленную лесом.

— Между нами, — продолжил ирландец, — я должен признаться, что чем дальше, тем все больше ценю ту роль, которую британцы сыграли в моей жизни. Правда, они почти случайно уложили некоторое количество наших во время Первой мировой — ошиблись, видите ли, в расчетах, и снаряды легли с недолетом. Очевидно, у них маловато приличных математиков. Слава богу, хоть мы были на их стороне.

Очень довольный своей шуткой, он вытащил трубку из нагрудного кармана пиджака, затянулся и удовлетворенно выпустил струю дыма. Приятный запах повисел какое-то время в воздухе, пока его не поглотили более сильные лесные ароматы. Не поворачиваясь к Тони, ирландец протянул ему трубку с легким поклоном:

— Не хотите попробовать?

— Спасибо, не курю, — отказался Тони.

— И правильно, мистер Спенсер, — иронически откликнулся его собеседник. — Говорят, курение убивает.

С этими словами он сунул трубку в нагрудный карман, не погасив ее. Карман был изготовлен из какого-то другого материала — возможно, брючного — и пришит к пиджаку. Очевидно, старая ткань постепенно прогорела и ее пришлось заменить.

— Вы знаете меня? — удивился Тони, безуспешно пытаясь вспомнить, где он мог встречаться с этим человеком.

— Мы все знаем вас, мистер Спенсер. Но я должен извиниться за мои плохие манеры. Поистине никуда не годные. Меня зовут Джек,[11] и мне предоставлена честь встретить вас — лицом к лицу, так сказать. — Он протянул руку, и Тони почти машинально пожал ее.

— Тони… Но это вам и так известно. А все-таки, откуда вы меня знаете? Мы что, встречались прежде?

— Ну, не то чтобы встречались… Ваша матушка впервые познакомила вас со мной. Но неудивительно, что вы об этом забыли. Я не такая уж запоминающаяся личность. Тем не менее детские впечатления оказывают поразительное влияние на формирование плохих и хороших качеств в человеке, да и на всю его жизнь.

— Но каким образом… — недоуменно пробормотал Тони.

— Как я уже сказал, мы все знаем вас. Но знание бывает очень разным. Мы даже о собственной душе имеем весьма смутное представление, пока не выйдем из своего укрытия на белый свет, где будут сняты все покровы.

— Простите, — прервал его Тони, которому эти рассуждения начали надоедать. — Я не понимаю того, что вы говорите, и не вижу, какое это имеет отношение к нашей встрече. Я не имею представления, куда и даже в какое время попал, а вы меня только больше запутываете.

— Действительно, — понимающе покивал Джек, будто надеясь таким образом утешить собеседника.

Тони подавил растущее раздражение и задумался, обхватив голову руками. Оба молча глядели на лесную дорогу.

— Энтони, вы действительно знаете меня — не так, как других знакомых, и не очень хорошо, но достаточно. Поэтому меня и пригласили. — Джек говорил уверенным ровным тоном, и Тони невольно стал вдумываться в его слова. — Я оказал кое-какое влияние на вас в молодости — дал вам, так сказать, напутствие. Разумеется, теперь это померкло в вашей памяти, но семена проросли.

— Какое еще приглашение? Я никого никуда не приглашал. А вас я совершенно не помню, — заявил Тони. — Кто вы такой? Не знаю я никакого Джека-ирландца!

— Прошло уже много лет, — спокойно отвечал Джек, — и это приглашение, вероятно, осталось у вас в лучшем случае как смутное ощущение или желание. Если бы я принес с собой книжку и вы понюхали ее, это, несомненно, оживило бы вашу память, но я не догадался сделать это. Мы с вами никогда не встречались лично, сегодня видимся впервые. Вы, наверное, удивитесь, но я умер за несколько лет до вашего рождения.

— Вот и отлично! — огрызнулся Тони, с излишней поспешностью вскакивая на ноги.

Ноги были как ватные, но он до того разозлился, что в запальчивости сделал несколько шагов в направлении, откуда пришел. Затем он остановился и обернулся:

— Так вы говорите, что умерли за несколько лет до того, как я родился?

— Да. В тот же день, когда убили Кеннеди и когда умер Хаксли.[12] Мы составили прекрасную троицу у так называемых «жемчужных врат»… — Говоря это, он для выразительности взмахнул в воздухе пальцами, изображая кавычки. — Видели бы вы, какое выражение лица было у Олдоса. Вот уж поистине «дивный новый мир»!

— Послушайте, Джек-ирландец, якобы знакомый со мной, — проговорил Тони так спокойно, как только мог, вновь приближаясь к Джеку, хотя его гнев и страх уже почти достигли предела, — где, черт побери, я нахожусь?

Джек поднялся на ноги и подошел к Тони почти вплотную. Он помолчал, чуть склонив голову набок, словно прислушиваясь к какому-то другому разговору, затем произнес, тщательно выговаривая слова:

— В некотором смысле это место можно было бы назвать адом, но, с другой стороны, можно и домом.

Тони отступил на шаг, стараясь осмыслить услышанное.

— То есть это ад? Я в аду?

— Не совсем. По крайней мере не в том смысле, как вы это понимаете. К Данте, я уверен, он не имеет никакого отношения.

— К Данте?

— Ну да, к Данте с его кругами ада, чертями, вилами и тому подобным. Бедняге так неловко, он до сих пор извиняется.

— Вы сказали, что это «не совсем» ад. Как это понять?

— Тони, а как вы представляете себе ад? — спокойно задал Джек встречный вопрос.

Тони не знал, что ответить. Разговор принял неожиданный оборот. Похоже было, что имеет смысл подыграть этому чудаку. Возможно, он располагает какой-то информацией, которая Тони потом пригодится.

— Ну… трудно сказать. — Ему никогда не задавали этот вопрос в лоб, как сейчас. Он никогда всерьез не задумывался о том, что это такое. В результате ответ Тони прозвучал неуверенно и скорее в форме вопроса: — Место, где человек испытывает вечные муки, скрипит зубами и так далее?

Джек молчал, словно ожидая продолжения.

— Место, где Бог наказывает тех, на кого разгневался за грехи, — добавил Тони. — В аду плохие люди отлучены от Бога. А хорошие люди попадают на небеса — так?

— И вы верите во все это? — спросил Джек, опять склонив голову набок.

— Нет! — твердо заявил Тони. — Я считаю, если уж ты умираешь, так умираешь. И становишься пищей червей, прах к праху, в тебе нет ни складу ни ладу, ты мертв — и все.

— Только человек, который никогда не умирал, может говорить о подобных вещах с такой уверенностью! — усмехнулся Джек. — А можно задать вам еще один вопрос?

Тони кивнул.

— Из того, что вы верите, будто человек просто умирает — и все, — следует ли из этого, что так и есть на самом деле?

— Конечно! Для меня это реальность.

— Я не спрашивал, что для вас реальность. Это очевидно. Вопрос в другом: как все устроено на самом деле?

Тони задумался.

— Не вижу разницы. Если что-то реально, значит оно существует на самом деле, разве не так?

— Вовсе нет, Тони! И чтобы вы поняли, насколько все сложно, я даже скажу вам, что нечто может быть реальным, но не существовать в действительности. Но истина существует независимо от того, что реально, а что лишь представляется таковым.

Тони поднял руки вверх, пожал плечами и потряс головой.

— Прошу прощения, но тут я пас. Я этого не понимаю…

— Да понимаете, понимаете! — прервал его Джек. — Гораздо лучше, чем вам кажется. Не возражаете, если для ясности я приведу несколько примеров?

— Разве у меня есть выбор? — неохотно согласился Тони. Несмотря на растерянность, он был все же заинтригован, чувствуя, что в словах ирландца кроется некий комплимент ему, но не понимая какой.

— Выбор? — улыбнулся Джек. — В принципе, хороший вопрос, но сейчас не об этом. Есть люди, которые верят, что не было холокоста, что человек не ходил по Луне, что Земля плоская, а под кроватью живут страшные чудовища. Для них все это — реальность, но где здесь истина? Или более близкий вам вопрос: ваша Лори верила…

— Только давайте не будем приплетать сюда мою жену! — возмутился Тони. — Полагаю, с ней вы тоже знакомы, и если она также обитает где-то в этих краях, то учтите, я не имею никакого желания встречаться с ней.

Джек поднял руки в знак капитуляции.

— Тони, успокойтесь, я упомянул ее просто для примера, а не в укор вам. Могу я продолжать?

Кивнув, Тони сложил руки на груди.

— Да, прошу прощения. Как видите, я не слишком люблю беседовать на эту тему.

— Да, понимаю, — отозвался Джек. — Оставим до другого раза. Мой вопрос: верила ли Лори когда-нибудь, что вы действительно ее любите?

Вопрос был неприятный и в данных обстоятельствах слишком личный. Тони помолчал и лишь затем чистосердечно ответил:

— Да, я думаю, вначале она, возможно, верила, что я действительно люблю ее.

— Значит, вы полагаете, для нее это чувство было реальностью?

— Раз она считала его реальным, значит оно и было для нее реальным.