Золото севера - Юрий Запевалов

– Хороший вопрос, ценю, это уже кое-что. Значит, что-то соображаешь. Не волнуйся, с Безопасностью я договорюсь, сдашь экзамен, получишь какие ни на есть «корочки», назовем, как исключение, помощником горного мастера, ну а дальше все от тебя будет зависеть.

– Жить-то хоть есть у вас там, где-нибудь?

– С директором едешь, что о пустяках спрашиваешь. Не по делу!

– С ребятами проститься можно?

– А они здесь, на втором этаже, в «Первом» отделе оформляются, поднимись. Десять минут тебе на сборы и на выход, во дворе мой «газончик», увидишь, «пакуйся» и жди.

Прииск «Эльгинский» почти в двухстах километрах от районного центра. Дорога хорошая, знаменитый «Колымский тракт», покрытие щебеночное, но без ям, без больших рытвин, видно, что за дорогой следят и тщательно. «Газик» домчал до управления прииска за каких-то четыре часа. В пути дремалось, Майстров откровенно спал, откинувши сидение, Георгий рассматривал незнакомые места.

Все вокруг промерзло насквозь, по обе стороны дороги равнодушно стояли невысокие, но уже состарившиеся, заиндевелые лиственницы, ели, густая пихта. Карликовый лес, вот он какой, оказывается. Чуть выше, по склонам гор виднелись кустарниковые кедры, «стланики», несколько широких «лап» вылезли из одного корня, никакого ствола не видно. «Интересно, бывают ли на них шишки?» Как потом выяснилось – бывают, да еще и такие крупные, крупнее, чем на уральских, двадцатиметровой высоты кедрах, по которым так любил лазать в детстве Георгий.

После инструктажа и изучения схемы горных выработок местных шахт, после сдачи экзамена инспектору «Госгортехнадзора», Георгия направили на шестой добычной участок прииска.

Участок за рекой Эльгой, в шести километрах от поселка Эльгинский, от Управления прииска. Дали отдельную комнату в общежитии, это было приятно и спокойно, очень уж не хотелось Георгию жить в общей комнате. Но оказывается в общей комнате ему нельзя, горный мастер распределяет людей по местам работы, закрывает наряды, значит, формирует зарплату рабочим. Поэтому, жить он должен отдельно, независимо, мало ли что может случиться по работе.

Прииск разрабатывал подземные россыпи. Золотоносные пески залегали не глубоко, в тридцати – пятидесяти метрах от поверхности. Разрабатывались подземным способом, по простой схеме – зимой пески выдавались из шахты на поверхность, складировались в специальные золотоносные отвалы, в зоне промприборов, а летом пески из «отвалов» промывались на этих самых промприборах. Получали шлиховое золото. С точки зрения прииска – это золото чистое. Но, для окончательной доводки, это золото отправляли на специализированные заводы, на «материк».

Георгий поселился на участке в пятницу, первый выход на работу ему определили в понедельник с шести утра – зимой, на подземке, работали по шесть часов, работа организована в круглосуточном режиме, первая смена начиналась в шесть утра, каждая следующая – через шесть часов, и так в четыре смены. А летом нет, по восемь часов три смены и первая смена – с восьми утра. Но, до лета еще дожить надо. У Георгия было время познакомиться с участком, поселком, с начальством, с товарищами по новой работе.

Поселок шестого участка небольшой, несколько домов барачного типа в одну улицу для вольнонаемных, мастеров, инженеров. Начальство жило на главной усадьбе прииска, в Эльгинском. В поселке магазин, где можно было купить хлеб, другие продукты – овощи, фрукты, всякие варения и компоты, все консервированное, но хорошего качества, копченные, разных сортов, колбасы, икра кетовая, та продавалась сколько хочешь, по низким, прямо таки «бросовым», по сравнению с «материком», ценам, масло, сахар в избытке, в общем, Георгий убедился, что да, как и рассказывали, снабжение на Севере отменное. Но нет ничего свежего, ни овощей, ни даже картофеля. В углу магазина, навалом – полушубки, валенки, меховые шапки, унты, меховые сапоги, в общем, чего душа пожелает. Одеться можно во все меховое, вот почему и не так уж страшны эти морозы северянам. Хотя, если за шестьдесят, то иногда такого мороза и птицы не выдерживают. Так, воробей, насидевшись где-нибудь на чердаке у теплой печной трубы, но проголодавшись, вылетает из под крыши обжитого чердака чем-нибудь полакомиться, и камнем падает вниз, мгновенно замерзнув. А человек, выходя из дома, весь кутается в меха, лицо под теплым шарфом, но смотреть-то куда идешь надо, так у него от мороза зрачки мерзнут, он постоянно греет их, прикрывая веками, так, зажмурившись, человек быстро идет, куда ему надо, а придя на место, долго отогревает замерзшие веки. И жмурится, жмурится.

Но это – если температура за шестьдесят.

Георгий, убедившись, что с пропитанием будет все в порядке, решил на вечер взять чего-нибудь выпить, вдруг «нагрянет» кто знакомиться? На севере, говорили ему, с этим просто, без условностей.

– Нет спиртного и не бывает. – Продавец, пожилая женщина, Екатерина Максимовна, Катя, тетя Катя с любопытством разглядывала Георгия. Ясно, поселок небольшой, все уже всё знают. – Какая я вам Екатерина Максимовна, я для вас просто Катя, вы же начальство.

– Можно, я Вас Максимовна звать буду. Что, Максимовна, у вас здесь, на участке, «сухой» закон?

– Да какой там сухой закон, пойди на центр, съезди в Эльгинский и бери, сколько хочешь. На участках не торгуют, нельзя нам, работать надо.

– Понятно. А в Эльгинский как, пешком?

– Ну, зачем же, автобус, сейчас, зимой, два раза. Днем. В двенадцать часов туда, а в четыре обратно. Удобно, уехал – приехал.

– А вино там, водка свободно, без всяких ограничений?

– Тю, милок, забудь ты про эти «деликатесы», нет тут у нас ни вина, ни водки. Спирт, весовой, продаём на вес, да еще и с нагрузкой. Хочешь взять спирту, скажем килограмм, возьми килограмм икры, иначе не дадим. А как же, если я бочку икры открыла, её же распродать надо, скиснет же, вот и распределяем в нагрузку.

– А что, мудро, и закуска хорошая.

– Хорошая, если б не каждый день.

Там же, на участке, с небольшим разрывом, километрах в двух – поселок «зэков», что при лагере. Там живут и уже освободившиеся, не пожелавшие никуда уезжать на старости лет «зэковские» старожилы, и «поселенцы», за хорошую работу и примерное поведение добившиеся права переселится из «зоны» в поселок свободного поселения. Свободное это так, для пущей важности. На самом деле житель такого поселка покидать его не имеет права, даже в участковый магазин сходить нельзя, ходят члены семьи. А если семьи, жены или сожительницы нет, столуются продуктами из лагерного ларька, а какое там снабжение – всем известно. Хотя и там, в этом северном лагерном ларьке, набор продуктов несравненно богаче, чем в таких же ларьках на «материке».

За поселком – сразу начинается и далеко простирается, так, что не охватить одним взглядом – лагерь. Два ряда колючей проволоки и вышки, вышки, вышки…

В середине основного поселка – небольшая контора, с охраной – там касса, там содержится, до отправки в центральную кассу прииска, добытое золото. В конторе небольшой, но вмещает всех проживающих на участке вольнонаемных, красный уголок, где показывает передвижная киноустановка фильмы. Почти каждую неделю что-нибудь показывают. И фильмы совсем не старые – не успела Москва посмотреть, как уж и Север смотрит. Иногда выступает районная самодеятельность. В основном по праздникам. Летом приезжают чаще – все же сезон золотодобычи, нужна «идеологическая» поддержка.

В этом же помещении, с торца, с независимым входом и своей специальной охраной – магазин «Золотоскупка». Этот магазин – уникальное для Советского режима скупочное заведение. Здесь принимали любое золото, где бы сдающий его не приобрел – на старательстве ли, украденное, найденное – происхождение не спрашивали. Принес – сдай. Взвесили – получи деньги. Расценки – чуть выше старательских. У старателей золото принимало предприятие, там существовал долгосрочный договор на добычу и обязательную сдачу золота в кассу предприятия по определенным расценкам. А «Золотоскупка» принимала у всех, кто бы ни принес, происхождение сдаваемого золота никого не интересовало, расценки чуть выше старательских потому, что сделай их ниже – будут или продавать старателям, или золото будут «утекать» за пределы прииска. Доходило до «куръёзных» вещей – участковый засек вора, приходит за ним, а вор выскочил в окно – и бегом в «Золотоскупку». Убежал от участкового, сдал золото и его уже никто трогать не имеет права!

Гениальное было решение – все ворованное и случайно найденное золото оставалось на прииске, значит у государства. Как только ликвидировали «Золотоскупку», так началось воровство, принявшее в течение каких-то десяти лет никем не предсказуемые объемы. Много лет спустя, распутывая с работниками КГБ одно из преступлений, связанное с хищением золота, когда Георгия пригласили для экспертизы, как специалиста, его потрясли цифры «украденного» золота. Полторы тонны! Это же средних размеров Прииск! И это только «изымалось», а сколько исчезало без изъятия? Этих цифр никто не знает и никогда теперь уже не узнает. Вот пример пустого реформаторского «зуда» – ликвидировали за ненадобностью, чтобы не поощрять советского человека в несвойственном его чести и достоинства «стяжательстве». Сократили на прииске десяток штатных единиц, а породили гигантские потери, воровство, создали многочисленные специализированные отделы в милиции, в КГБ, таможне, да и в других подобных органах, сотни людей получили дополнительную «кормушку» за счет бюджета, а ведь «Золотоскупка» работала на полной самоокупаемости! Георгий не успел как следует познакомиться с «Золотоскупкой» – ее закрыли «секретным» постановлением Правительства.