Запретный рай - Лора Бекитт

— Я хочу, чтобы ты взяла вот это, — сказал Атеа и протянул на ладони жемчужину, крупнее и прозрачнее которой Эмили еще не приходилось видеть.

Отшатнувшись от неожиданности, она посмотрела ему в глаза.

— Я не могу принять такой подарок!

— Она позволит тебе вернуться сюда, если ты этого захочешь.

— Едва ли я… захочу.

— Почему?

— Потому что эту историю можно считать законченной.

Сделав почти незаметную паузу, он сказал:

— И все же прими ее.

— Нет. Она слишком дорого стоит.

— На дне моря тысячи таких жемчужин! Можно добыть еще.

— Ее достали твои люди?

Атеа улыбнулся и заметил словно в шутку:

— Я и сам умею ловить жемчуг. Если б я не был арики, то все равно сумел бы добыть себе на пропитание!

— Но ты вождь и навсегда останешься им, — серьезно произнесла Эмили.

На миг Атеа почудилось, будто она считает, что он навеки скован невидимыми золотыми цепями, не признает существование силы, позволявшей ему строить будущее, не отрицая традиций прошлого.

Эта девушка не знала, что у людей, обладающих истиной маной, можно отобрать положение, состояние, но нельзя отнять мужество и желание поступать по-своему.

С этой мыслью он потянулся к ней и поцеловал в губы.

Эмили почудилось, будто ее коснулся огонь. Это был горячий след, след любви, той, о какой говорила Моана. Внезапно окружающий мир сомкнулся и стал очень маленьким. Эмили чудилось, что ее внутренности закручиваются в тугую спираль. Внезапно ей стало трудно дышать. Невидимая преграда была разрушена, и ее охватило желание пребывать в объятиях Атеа тысячу лет, как некий бог пребывал в морской раковине, пребывать, познавая все то, что она не чаяла познать.

Тем не менее в следующий миг она оттолкнула его и проговорила срывающимся голосом:

— Никогда больше не делай этого!

Взгляд Атеа изменился. Теперь молодой вождь смотрел холодно и требовательно.

— На Нуку-Хива, — сказал он, — были женщины, согласные сделать такое за деньги. И не только это. Сколько жемчужин я должен тебе дать?

Услышав эти слова, она не выдержала и замахнулась, желая ударить его по лицу.

— За это положена смерть, — спокойно произнес Атеа, перехватив ее руку.

— Так убей меня! — в отчаянии прошептала Эмили.

— Нет. — Он на мгновение сжал ее пальцы. — Лучше я женюсь на тебе.

Это прозвучало словно гром среди ясного неба. Эмили вздрогнула. Этот человек явно издевался над ней!

— Ты женишься на Моане, — напомнила она.

Атеа посмотрел ей в глаза, и внезапно Эмили вспомнила его рассказ о том, как Небо вступило в брак с Землей, отчего произошло пространство, как сочетались Огонь и Вода, что породило почву, деревья и скалы, и на миг ей почудилось, будто в их соединении нет ничего неестественного.

И тут Атеа промолвил:

— Я должен жениться на Моане.

Обратный путь они проделали в молчании. Океан дремал; в природе наступил тот загадочный мирный час, когда неодушевленное, казалось, сливается с живым, а реальность соприкасается с миром снов.

Перед тем, как расстаться, девушка заметила:

— Я думала, ты просишь прощения.

— Арики ни перед кем не извиняются.

Она гордо вскинула голову.

— Ты говоришь, что белые люди не являются вашими правителями, а я скажу, что мне ты не вождь. Я знаю: согласно вашим обычаям, до чего бы ни дотронулся арики, то становится его собственностью. Однако я принадлежу только самой себе.

— Неправда, — промолвил он, и Эмили не нашла, что возразить.

Она возвращалась на Тахуата с тяжелым сердцем. Ажурные тени на призрачных контурах гор казались ей паутиной, в которой легко запутаться, солнце палило слишком сильно, а синева воды и неба резала глаза.

Дневник Рене буквально распух от записей, но сейчас Эмили казалось, что едва ли во Франции кого-то заинтересует книга о далекой Полинезии. Об этом бесполезно читать, это нужно увидеть.

Внезапно она подумала о том, что променяла бы всю свою библиотеку на поцелуй юноши, чьи губы напоминали цветок, а один-единственный взгляд был способен похитить все ее тайны.

С этим надо было что-то делать, и Эмили сказала отцу:

— Я видела у Атеа жемчужину, которая стоит целое состояние. Между тем они живут в хижинах, а одеваются в тапу и пальмовые листья.

— Богатство вождя составляют не жемчуг и золото, а мана и уважение членов племени, — отозвался Рене, и дочь в сердцах воскликнула:

— Смешно, что ты все время стремишься играть по их правилам! Неужели для тебя Атеа остался бы арики даже в Париже и ты продолжал бы кланяться ему?

— Дело в том, — спокойно ответил Рене, — что Атеа никогда не попадет в Париж. Их мир меняется очень медленно. Еще долгое время они будут жить по такому же распорядку, есть ту же еду и носить такую же одежду, что и сотни лет назад.

При встрече Моана заключила Эмили в объятия, чем та была немало смущена. Туземка с гордостью показала белой гостье украшения, которые смастерила за время ее отсутствия. Моана не могла дождаться того дня, когда раскрашенная белой и красной краской, убранная цветами и перьями она встретит жениха. Девушка с гордостью заявила, что в день свадьбы Атеа подарит ей жемчужное ожерелье невиданной красоты. Ей и в голову не приходило расспрашивать, чем занималась на Хива-Оа белая гостья, ибо в ее глазах Эмили ни в коем случае не могла быть человеком, достойным внимания вождя.

Время летело быстро, и вот уже воздух дрожал от барабанного боя и танцоры извивались гибкими телами, протягивая руки к небу, словно желая дотянуться до звезд. Отблески пламени играли на украшениях невесты и переливались в глубине ее темных глаз. Красота Моаны казалась столь избыточной, завораживающей, нереальной, что от нее невозможно было оторваться.

Всюду, куда ни кинь взгляд, виднелись россыпи желтых, красных и белых цветов, на циновках высились груды плодов. Стойкий аромат тропических растений перебивал даже запах соленой воды и благоухание кокосового масла.

На фоне предсвадебного великолепия Эмили ощущала себя маленькой и ничтожной. Ее ладони покрылись испариной, одежда стесняла и душила. Как и все, кто присутствовал на берегу, она беспрестанно вглядывалась в океанскую ширь. Вот-вот должна была появиться лодка Атеа. Эмили была готова на что угодно, лишь бы отдалить этот момент.

У горизонта вода густо синела, тогда как возле берега была темно-красной, словно вино. Если б она в самом деле была бы хмельным напитком, Эмили выпила бы полную чашу, дабы забыть об Атеа, о предстоящем празднике и о том, какие переживания ожидают ее потом.