Настоящая любовь - Мэри Бэлоу

Но он испытал разочарование. Как-никак она была его первым другом. Чудесным другом. Именно так он описал ее своей матери в тот первый день, когда бегом, с перепачканной ягодами рожицей, взобрался на гору. «У меня появился чудесный друг, мама». Мать крепко обняла его, и он прижался лицом к ее исхудавшему телу, а она нежно поглаживала его кудрявые волосы тонкими пальцами.

— Я слышал, ты сама ведешь хозяйство на ферме, — заговорил он по-английски. — Я слышал, у тебя умер муж. Мне очень жаль, Марджед.

Она стиснула зубы, и взгляд ее посуровел. Это выражение он помнил с детства, хотя тогда оно обычно появлялось на ее лице, если кто-то гнал его прочь или бранил ее за то, что она играет с ним.

— Я сама веду хозяйство на ферме, — сказала она, — мне иногда помогают работники, если есть деньги нанять их. А вы думали, женщине одной не справиться? Я всегда плачу ренту вовремя, даже в этом году. И десятину тоже.

«А чем, интересно, примечателен этот год?» — подумал он, но не спросил. Внезапно он понял, откуда такая резкость и воинственность. Как это похоже на ту Марджед, какой он ее помнил. Она испугалась, что он пришел выразить сомнение в ее способности самостоятельно управлять фермой. И приготовилась к бою.

— Ты не покажешь мне ферму? — спросил он, оглядывая двор и дом, которые, как ему показалось, содержались в отличном порядке.

В первую секунду она не отреагировала. Продолжала смотреть на него суровым взглядом, по ее лицу нельзя было ничего прочесть. А затем она вновь присела в книксене.

— Разумеется, милорд, — сказала она, — я к вашим услугам. Будь оно на самом деле так, раздраженно подумал Герейнт, он бы сразу поставил ее на место. Он не спускал дерзости своим подчиненным.

— Загон для свиней слишком велик, — сказала она, махнув рукой в сторону изгороди. — Его построил много лет назад мой свекор. Но не станешь же каждый год перекладывать каменную ограду, чтобы уменьшить площадь. Теперь у нас осталась только Нелли, и она здесь лишь потому, что после свадьбы я сделала непростительную ошибку — дала ей имя. Она стала моей любимицей, и мне невыносима мысль заколоть ее.

Марджед повернула к дому. А все-таки, подумал он, было бы разумно прикупить или разводить свиней. Когда он был ребенком, все фермеры держали не меньше полудюжины этих животных. Бекон и ветчина всегда были на их столах в изобилии, только не у них с матерью, разумеется. Он последовал за Марджед. В углу двора поклевывали зерно несколько кур. На соседнем лугу он заметил пасущихся овец.

— Коров пока держим в доме, — пояснила она. — Скоро, наверное, выпущу, хотя несколько теплых дней в здешних краях еще не означают, что пришла весна. Мне бы не хотелось рисковать здоровьем телят или удоем.

Она говорила сухо, безразлично и только по-английски. Шагала широко, твердой поступью. И тем не менее выглядела очень женственно.

Он шагнул за ней в темный прохладный коридор, начинавшийся сразу за входной дверью. Коровник располагался по правую руку. Одна из коров довольно замычала. Герейнт насчитал десять стойл. Пять из них были заняты. У трех коров были телята. Хотя пахло хлевом, но было чисто и прибрано. Солома на полу выглядела свежей.

— Коровник был полон пять лет назад, — сказала Марджед. — Постепенно пришлось продать половину стада.

Он не спросил почему.

— Видно, что за ними хорошо ухаживают, — сказал он. — Ты сама смотришь за коровами, Марджед? Сама доишь?

— Почти всю работу в хлеву делает свекровь, — ответила она. — У меня есть другие дела, и времени всегда в обрез.

Он до сих пор не заметил никаких признаков пребывания ни свекрови, ни бабушки.

Она провела его по коридору на задний двор в пристройку, где находилась молочная. Внутри все блестело, ни пылинки. Он увидел, что тут готовят сыр и масло.

— На продажу? — поинтересовался он.

В детстве он завидовал детям фермеров, когда они с родителями отправлялись на рынок в повозках, загруженных доверху продуктами.

— Когда есть спрос, — ответила она. — На угольных рудниках и плавильном заводе в последнее время бастуют. У людей нет денег на сыр и масло. И цены упали.

— Вот как? — Он взглянул на нее. — Жаль.

— Да, — согласилась она, сдерживая гнев, — жаль.

Как будто он был виноват в упадке торговли и понижении цен.

— А как зерновые? — спросил он. — Ты нанимаешь работников на посевную?

— Я сама работаю в поле, — ответила она. — С плугом не так трудно справиться, если лошади хорошо обучены. Наши лошадки уже немолоды, но все еще справляются. Так что землю обрабатываю сама. Помощь мне нужна только при сборе урожая.

Ему приходилось видеть мужчин, толкавших тяжелые плуги за лошадьми или быками, от пахарей требовалось немало усилий, чтобы делать борозды прямыми и одинаково глубокими. Он ни на секунду не поверил, будто с плугом нетрудно справиться. Неужели она настолько упряма, что отказывается нанять работника на время пахоты? Неужели ей хочется доказать всем мужчинам Глиндери и Тегфана, что она им ровня?

Поддавшись внезапному порыву, он взял ее руки в свои и повернул их ладонями вверх. И только сделав это, он понял, что дотрагиваться до нее не стоило. Как-то слишком интимно это у него получилось и весьма неосмотрительно с его стороны. Ему пришлось приблизиться к ней на шаг, чтобы дотянуться до рук. Ее руки лежали у него на ладонях, и он придерживал ее большие пальцы своими.

Он взглянул ей в глаза. Еще одна ошибка. Она умела выдерживать взгляд как никто другой. Он не помнил, чтобы когда-либо пытался заставить Марджед отвести взгляд, но это была бы бесполезная игра, в которой он обязательно проиграл бы. Теперь он вспомнил, что в детстве серые глаза Марджед окаймляли длинные ресницы, гораздо темнее ее волос. Так все и осталось.

— Мозоли, — тихо произнес он, слегка сжав ее руки, когда почувствовал, что они дрожат.

— Вам известно это слово и что оно означает, — так же тихо проговорила она. В тоне не слышалось и намека на сарказм, однако он угадывался в ее взгляде. — Они появляются от тяжелого, честного труда, милорд.

Герейнт перевел взгляд на ее губы, и она облизнула их, хотя он знал, что сделано это без всякого намерения показаться соблазнительной. Но все равно у него перехватило дыхание. Он запоздало отпустил ее руки.

— Милорд, не хотите ли пройти на кухню и выпить с нами чашку чаю? — пригласила она.

Герейнт никак не мог понять, почему она так сильно ненавидит его. Неужели попытка неуклюжего мальчишки совратить ее вызывает в ней гнев даже десять лет спустя? Или все дело в том, что он теперь богат, а она нет? Его расстроило, что именно Марджед оказалась такой завистливой. Он коротко кивнул.