Будь по-твоему, Алекс... - Карла Кэссиди

Ханна порывисто развернулась. Внезапно ей захотелось убежать, запереться на ключ в какой-нибудь дальней комнате и усмирить дыхание, спрятаться от сокрушительной мужественности Алекса. Ханна так торопилась умчаться куда-нибудь подальше от него, что споткнулась на ступеньках крыльца. Она, вероятно, упала бы и расшибла коленки, если бы сильные руки Алекса не подхватили ее, возвращая ей равновесие.

Сжимая ладонями ее руки чуть повыше локтей, ощущая тепло ее кожи, Алекс долгую секунду боролся с искушением привлечь Ханну в объятья и впитать в себя жар ее тела.

– Спасибо, – снова пробормотала Ханна. Едва Алекс разжал ладони, она стремительно, словно пересекающая ночное небо звездочка, взлетела вверх по лестнице и скрылась в темноте дома.

Алекс улыбнулся. Он продолжал ощущать приятное покалывание в кончиках пальцев, которое возникло после контакта с ее кожей. Алекс не ошибся – в этой женщине кипели настоящие страсти. Страсть мерцала изумрудными огнями в ее глазах, страсть горячила ее кожу.

Арахнофобия… Тогда Алекс брякнул первое, что пришло на ум. Он вдруг представил: если Ханна просто перешлет ему по почте чек за учиненный ее бараном разгром, их тропинки больше никогда не сойдутся. Такого поворота событий Алекс никак не мог допустить. Поэтому он прикинулся больным, чтобы только почувствовать исцеляющее действие ее лечения. Алекс понимал, что виноват, но почему-то не испытывал ни малейшего чувства стыда за свою беззастенчивую ложь. Он прибегнул к уловке ради достижения желаемого. А желал он Ханну. Фактически Алекс не припоминал, когда в последний раз испытывал похожее влечение к женщине. Ханна интриговала его, манила, бросала вызов… Он хотел Ханну, а уж Александер Доналдсон Третий всегда получал то, что хотел.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ханна поплотнее запахнула полы халата и вышла на веранду. Было раннее утро. Ханна привыкла просыпаться вместе с первыми лучами солнца, непривычным было другое: она всю ночь проворочалась с боку на бок. Ханна знала причину своей бессонной ночи: Алекс Доналдсон.

Она присела на плетеный стул и вдохнула полной грудью свежий утренний воздух. Алекс нарушил ее душевное спокойствие, достигнуть которого ей стоило большого труда. Он заставил ее вспомнить вещи, о которых она стремилась забыть; заставил погрузиться в мечты, которые она долгое время безжалостно подавляла.

Девчонкой она мечтала встретить и полюбить мужчину властного, но нежного; уверенного в себе, но с тонкой и ранимой душой. Она мечтала о человеке достаточно настойчивом в достижении цели и одновременно чутком и добром в отношениях с ней.

Проблема состояла в том, что ей достался мужчина, воплощавший в себе первые части ее требований – властный, уверенный в себе и настойчивый в достижении цели. Таков был Эдвард. К сожалению, ему недоставало остальных качеств, которые могли бы смягчить его агрессивную натуру. Конечный результат был печален. Получилось, что годы замужества Ханны перекликались с годами ее детства – унылого, одинокого и до слез несчастного.

Ханна дала себе слово впредь держаться подальше от мужчин, которые оценивают любые проявления жизни с точки зрения их материальной ценности. От мужчин, чья жизнь вертится вокруг долларового значка и выгодных сделок. От мужчин, которые являются банкротами в области чувств.

Так почему же из-за Алекса она не сомкнула ночью глаз, беспокойно ворочаясь с боку на бок? Ведь на первый взгляд он заключал в себе все ненавистные Ханне качества.

– Кофе готов, – раздался за ее спиной голос Эдны. – Вынести вам чашечку на веранду?

Ханна покачала головой.

– Я выпью в доме. – Она встала, прошла вслед за Эдной на кухню и села за стол, поглядывая, как Эдна разливает кофе.

– Может, все-таки расскажете? – спросила Эдна и уселась напротив.

– О чем?

– О том, наверное, от чего вы, голубушка, себе всю губу искусали. Мне-то известно, что вы так делаете, только когда у вас тяжко на сердце.

Ханна спохватилась – она действительно прикусила зубами нижнюю губу. А она-то думала, что переросла эту нервную привычку.

– Подготавливаю себя к встрече с Алексом. Я согласилась дать ему шесть сеансов терапии в обмен на деньги за причиненный Шерманом ущерб. – Ханна сделала паузу в ожидании реакции Эдны, и пожилая матрона не разочаровала ее.

– О более глупом поступке я не слыхала! Чем же, интересно, он болен?

– Алекс утверждает, что страдает арахнофобией.

– А это заразно? – всполошилась Эдна. Она хвалилась, что за всю жизнь ни разу не слегла от болезни, принимала ежедневно множество всевозможных витаминов и шарахалась от больных людей из страха подхватить какую-нибудь хворь.

– Что ты, Эдна, совсем не заразно, – рассмеялась Ханна, – Арахнофобия – это боязнь восьминогих насекомых. Скорпионов или пауков, например.

– Ха! На вашем месте я бы не подошла к нему и на пушечный выстрел. Только алексофобии вам еще не хватало.

– Какой еще пушечный, выстрел? – запротестовала Ханна. – Я вовсе не собираюсь заводить с ним какие-то близкие отношения. Обещаю, наши встречи начнутся, сегодня и закончатся сразу после завершения курса терапии.

– Когда появляется очередной пациент, вы всегда так говорите и всегда умудряетесь привязаться к нему.

– Будь спокойна насчет Александера Доналдсона, Эдна. Меньше всего я собираюсь к нему привязываться, – заверила ее Ханна со всей твердостью, на какую была способна.

Спустя несколько часов она, по-прежнему твердо настроенная относиться к Алексу исключительно как к пациенту, расстелила у того самого дерева, под которым вчера занималась с Кэрри, покрывало.

Ханне ужасно не хотелось признавать правоту Эдны, но каждый ребенок, проходивший у нее курс терапии, к концу лечения действительно становился для нее почти родным, точно собственный малыш. Ей одинаково передавалась их боль и радость их выздоровления. Способность сопереживать сделала из Ханны отличного психиатра, но нередко разбивала ей сердце.

Что ж, для типов вроде Алекса Доналдсона она твердо намерена держать свое сердце закрытым. Она больше не будет повторять ошибки прошлого, не будет поступать глупейшим образом и привязываться к таким типам, как Алекс.

К десяти часам Ханна – морально и физически подготовленная – в ожидании Алекса поднялась на крыльцо К десяти пятнадцати она начала беспокоиться, а в половине одиннадцатого решила, что Алекс не приедет. Она уж было начала сворачивать покрывало, когда у дома, взметнув клубы пыли и, оставив глубокий след в засыпанной гравием дорожке, резко притормозила спортивная машина Алекса.