Плеск звездных морей (Журнальный вариант) - Исай Лукодьянов

— Ты разговариваешь со мной как с маленькой. Разве это огромное не сделано? Разве не построено справедливое общество равных?

— Я не об этом. Понимаешь, мы много говорим о проблемах внутри Солнечной системы. А за ее пределами? Не пора ли делать рывок в звездное пространство?

— Придет время, — спокойно сказала она, — и, может быть, кто-то, такой же, как ты, первым…

— Такой же? Я хочу быть этим человеком. Первым прокладывать тропу!

— Ну, — критически заметила она, — ты ведь еще даже не пилот дальних линий.

Наш грузовик разогнался, включилась искусственная тяжесть, и мы с Робином покойно сидели в своих креслах — я в левом, он в правом.

Робин уже спал. Никак не отоспится после праздников. Подножка кресла, подчиняясь баростабилизатору кровяного давления, плавно водила его ноги вверх-вниз.

Я уже привык, что по правую руку сидит Робин. Никого другого не хотел бы я видеть в кресле второго пилота. Но не век же сидеть Робину в этом кресле. Я знал, что недавно ему предложили перейти на линию Луна — Марс. Тут и думать было нечего, но Робин, вместо того чтобы сразу согласиться, тянул с ответом. Тоже со странностями человек. Я-то с нетерпением дожидался того дня, когда меня переведут со скучной линии Земля — Луна на другую, желательно — дальнюю.

Кто-то за дверью подергал ручку. Что еще за новости? Там ясно написано: «Вход в рубку не для пассажиров».

Сегодня пассажиров на борту совсем немного. Самые нетерпеливые, не пожелавшие дожидаться пассажирского корабля, который стартует на Луну через несколько часов. Два астрофизика, инженер по бурильным автоматам, две женщины — врач и художник. И еще — Феликс Эрдман, специалист по хроноквантовой физике, которого, как говорит Робин, понимают не более десяти человек во всей Солнечной системе.

Опять постучали. Может, что случилось? Я нажал кнопку двери.

Вошел Феликс Эрдман. Он придерживался за поручни, будто корабль качало, — не привык, видно, к искусственной тяжести.

— В чем дело? — спросил я не очень приветливо. Он выглядел на немного старше меня, и я не знал, следует ли употреблять обращение «старший».

— Нельзя ли воспользоваться вашим вычислителем? — сказал Феликс.

— Конечно, можно, — Робин выдвинул кронштейн с третьим креслом. — Вот вводная клавиатура, вот вспомогательная панель для составления алгоритмов. Садись считай.

Феликс сел и запустил пальцы в свою гриву, пальцы скрылись целиком, В старых хрестоматиях для детского чтения я видывал рисунки — украинские хаты с соломенной крышей. Вот такая крыша была у него на голове. О существовании парикмахерских-автоматов этот человек, безусловно, не подозревал. Уставился в окошко дешифратора, будто там откроется ему великая истина, — и молчит. Хотел бы я знать, о чем думает такой теоретик.

— На лунную обсерваторию, Феликс? — спросил Робин.

Тот не ответил. Теперь он щелкал клавишами, вводя задачу.

Наверное, он привык, чтобы на него работал целый вычислительный центр, и наша считалка слишком примитивна.

Я послал Робину менто: «Не мешай ему».

Робин, кажется, не понял, а Феликс сказал, не отрываясь от вычислителя:

— Нет, ничего. Вы не мешаете. — И добавил: — Я лечу на станцию транскосмической связи.

— Если ты собираешься присутствовать на сеансе связи, — сказал Робин, — то ты малость поторопился. До сеанса еще двадцать с чем-то суток.

Звезда Эпсилон Эридана издавна была под наблюдением земных астрономов. «Прослушивали» ее не напрасно. Лет восемьдесят назад были приняты сигналы с одной из планет ее системы — Сапиены, «Разумной», как ее тогда назвали. Мы с детства свыклись с мыслью, что существует транскосмическая связь, что мы не одни в Галактике, для нас это вполне естественно. Но я знаю из учебников и фильмов, какой гигантской сенсацией было установление межзвездной связи тогда, много лет назад. Одиннадцать лет прохождения сигнала туда и столько же обратно. Накопилась кое-какая научно-техническая информация, нащупывался код для более широкого обмена, но пока мы знали слишком мало о разумных обитателях Сапиены, так же как и они о нас. Мы были примерно на одинаковом уровне развития — так предполагали ученые.

Вот если бы полететь к ним… Но одиннадцать световых лет — пустяк для радиосвязи — для корабля превращаются в миллиарды мегаметров…

Вся планета знала, когда состоится очередной сеанс связи. К нему тщательно готовились, о нем писали в газетах и говорили по визору.

— Двадцать шесть суток, — подтвердил Феликс.

— Вот я и говорю: поторопился ты. Или есть еще дела на Луне?

Феликс мельком посмотрел на Робина своим странным — будто издалека — взглядом.

— Видишь ли, — сказал он, — прием с Сапиены начнется завтра.

— Как же так? — удивился Робин. — Ты сам говоришь, что через двадцать шесть суток.

Феликс не ответил. Он вытянул из пультового рулона с полметра пленки, достал карандаш и принялся не то писать, не то рисовать. Им, теоретикам, не нужно специального оборудования. Была бы вычислительная машина, карандаш и бумага. Принципы — вот что они ищут. А уж если они пожелают провести эксперимент, то подавай им всю галактику — иначе они не могут.

Робин был не из тех, от кого можно отделаться молчанием.

— Мой дед, — сказал он, — безвылазно сидит на станции связи. Уж он-то разбирается в сапиенских делах. И если ты скажешь ему, что сеанс состоится завтра…

— Я слышал твой вопрос, — перебил его Феликс. — Вот я набрасываю график, чтобы тебе было понятно. Видишь эти точки? Это предыдущие сеансы. Легко заметить нарастающую закономерность сдвига в квази-одновременности при разных системах отсчета. И если кривую, построенную на этих точках, экстраполировать по уравнению Платонова…

Он продолжал говорить, но дальше мы уже ничего не понимали. Мы узнали только, что споры среди математиков по поводу гипотетического уравнения Платонова не утихают и по сей день, а Феликс, как видно, брал это уравнение в качестве отправной точки и уходил дальше уже в такие дебри абстракции, где переворачивались все обычные представления о четырехмерном многообразии «времени — пространства».

Вдруг он умолк. Наверное, спохватился, что мы его не понимаем. Или просто забыл о нас. Он продолжал набрасывать уравнения, понятные только ему самому, а потом надолго задумался, запустив пальцы в волосы.

Узел транскосмической связи, можно оказать, — вотчина семьи Грековых. Дед Робина, Иван Александрович Греков, был здесь тогда еще студентом-практикантом, когда приняли первые сигналы с Сапиены. Много десятилетий он бессменно руководит узлом. Да и теперь старейшина межзвездных связистов частенько наведывался на Луну, даром что ему было без малого сто лет. И хотя узлом теперь ведал Анатолий Греков, отец Робина, фактически транскосмической связью продолжал руководить Дед — так его и называли селениты «Дед».