Новые молодежные движения и солидарности России - Коллектив авторов

Введение

Субкультурный подход к изучению молодежи в последнее время подвергается серьезной критике, которая сводится к невозможности его применения в современных социальных условиях. Собственно, даже в начале своего становления субкультурный подход уже содержал в себе ряд ограничений, мешающих исследователю увидеть «полную картину». Как отмечает Омельченко Е., «подобные теории были ограничены классовым подходом, измерением субкультурности через девиантные/делинквентные бунты молодежи против семейно-соседского происхождения, гендерной и этнической слепотой (фокус на белых, гетеросексуальных мужчинах), евро-и западоцентризмом» [Омельченко, 2004]. Но, несмотря на все недостатки, субкультурный подход продолжал использоваться исследователями при изучении молодежи. Однако, сейчас все большее число ученых отказываются от него и ищут новые теоретические концепты, позволяющие уйти от жестких рамок субкультур, например, такие как «солидарности» [Золотухин, 2010]. С другой стороны, к отказу от субкультурного подхода «подталкивает» сама «социальная реальность». Современные молодежные движения отличаются крайней неоднородностью, где под неким общим «ярлыком» могут скрываться различные практики, смыслы, идеи и философия. Применялся субкультурный подход также и в исследованиях, анализирующих различные молодежные спортивные практики, но сейчас исследователи вынуждены искать новые теоретические постсубкультурные подходы и для изучения спорта [Wheaton, 2007]. Определенным вызовом для применения субкультурного подхода к спорту стало появление новых практик, которые не могли быть вписаны в рамки «традиционного» спорта. В социологии существует ряд терминов для обозначения таких практик: «новый спорт», «альтернативный спорт», «экстремальный спорт», «постмодернистский спорт», «постиндустриальный спорт», «панический спорт» (panic sport), «спорт стиля жизни» [Wheaton, 2004]. У этих новых спортивных практик есть определенные общие черты. 1. Это явления нового времени; в них делается акцент на «широком участии» населения, а не на его наблюдении за процессом (например, как это делается при просмотре футбольного матча). 2. Они основываются на потреблении новых объектов (например, досок для сноуборда, скейтбордов, BMX и так далее). 3. Требуют от своих «приверженцев» времени, денег, следования определенному стилю жизни, социальной идентичности. 4. У них есть специфическая идеология, сочетающая в себе веселье, гедонизм, самореализацию, свободу, экстрим и сопротивляющаяся попыткам институционализации, коммерциализации, регулированию. 5. В них наблюдается преобладание представителей среднего класса, белых и жителей западных стран. 6. В большинстве случаев эти практики неагрессивны и в них доминирует индивидуализм. 7. «Местами потребления» этих практик являются пространства на «свежем воздухе», а в некоторых случаях происходит адаптация или переопределение городского пространства [Wheaton, 2004]. Стоит отметить, что эти практики постоянно находятся в фокусе СМИ, «питающихся» их зрелищностью и яркостью, а также торговых корпораций, снабжающих представителей этих культур определенными товарами-атрибутами или использующих их образ в торговле. Очевидно, что для описания этих новых спортивных практик необходимо учитывать все множество различных «элементов», из которых они состоят, оценивать различное воздействие на эти практики и те изменения, которые происходят в них со временем. Другими словами, увидеть объект исследования с разных сторон, а не смотреть лишь на «фасад».

В этой статье будут представлены результаты исследования, где была предпринята попытка провести «многомерный» анализ такого «альтернативного спорта» как паркур. Исследование было проведено в Санкт-Петербурге, что, безусловно, повлияло на полученные результаты. Большой город дает большие возможности, но в тоже время оказывает более сильное влияние со стороны государственных и коммерческих структур. Санкт-Петербургский паркур представлен четырьмя крупными командами: PKSPA, PK-City, Yukando и Spunchers. Изначально в городе существовала лишь одна крупная команда – PKSPA, которая затем раскололась на PK-City и Spunchers. Команда Yukando была организована трейсерами, не входящими ни в одну из вышеуказанных команд. Однако, было бы ошибочно полагать, что паркур-сообщество Санкт-Петербурга представлено только трейсерами, входящими в эти четыре команды. Существуют так называемые «вольные трейсеры», трейсеры, тренирующиеся в компании друзей, в дворовых компаниях. Собственно, могут возникать (и возникают) и другие команды, пусть не такие крупные, но также «суверенные».

Предыстория исследования: когда эмпирия конфликтует с теорией

Данное исследование началось с «испытательного» задания, полученного в Центре молодежных исследований. Задача состояла в том, чтобы найти новую для себя субкультуру/сообщество/солидарность и взять интервью у ее представителя. После составления внушительного списка из современных молодежных движений, мною был выбран паркур.

Причина выбора была связана, в первую очередь, с моей личной заинтересованностью в объекте исследования. Другими словами, я давно хотел сам узнать, что же это такое (желание появилось еще после просмотра фильма Люка Бессона «Ямакаси»). Другим пунктом задания был поиск работ западных и российских социологов, которые уже занимались подобной темой. Первой работой, которую я нашел, было исследование Майкла Аткинсона, проведенное им методом включенного наблюдения в небольшой группе трейсеров из Торонто [Atkinson, 2009]. Изучение результатов его работы я начал до вхождения в поле, рискуя при этом заранее сформировать определенное представление об объекте исследования. К сожалению (или к счастью), подобное представление у меня все-таки сложилось. В работе Майкла Аткинсона паркур представлен как некое новое протестное движение, где через определенные физические практики, осуществляемые в городском пространстве, происходит сопротивление капиталистической культуре (подробнее об этом будет рассказано далее). Однако, эмпирические данные, собранные после первого выхода «в поле», а именно участия в двух тренировках и беседы с трейсером, который играл роль инструктора, разрушили эти «предустановки» о том, что такое паркур, дав совершенно новую информацию, не анализируемую Аткинсоном. Во-первых, тренировка проходила в школьном зале, а не в городском пространстве, с использованием «традиционного» физкультурного инвентаря (также был возможен вариант тренировки в нескольких спортивных комплексах, среди которых был СК

«Жесть» со специальной паркур-площадкой, построенный по указанию губернатора). Во-вторых, само наличие тренировки с официальным графиком, тренером и даже разделением по уровню опытности, как в «традиционной» спортивной секции. В-третьих, как я узнал из интервью, в городе существует четыре крупные команды, некоторые из которых даже имеют статус общественных организаций (с внесением в реестр или без такового), самостоятельно организующие и участвующие в различных городских мероприятиях. Таким образом, эмпирические данные начали конфликтовать с теоретической рамкой, предложенной Аткинсоном, рассматривающей паркур только как особое протестное движение. Паркур в Санкт-Петербурге явно представлял собой нечто большее.

Так, из личной заинтересованности появился и исследовательский интерес к паркуру. Поэтому, после анализа первых результатов, я решил воспользоваться возможностью и провести это исследование в рамках проекта «Новые социальные движения молодежи»[19]. Целью исследования было проанализировать все существующее сейчас многообразие практик паркура и смыслов, которые трейсеры Санкт-Петербурга вкладывают в свои занятия, а также понять, благодаря чему появилось данное многообразие. Для этого было необходимо решить следующие задачи. Во-первых, изучить работы социологов, посвященных паркуру, и адаптировать использованный в них теоретический аппарат для анализа практик паркура с учетом произошедших изменений. Во-вторых, собрать дополнительный эмпирический материал, чтобы более подробно изучить все существующие практики паркура. Для сбора эмпирического материала было решено использовать включенное наблюдение, которое позволило бы четче описать существующие практики и выявить различия. В качестве модели исследования была выбрана модель «участник-наблюдатель». С одной стороны, это было достаточно легко для меня как для исследователя, имевшего личную заинтересованность в объекте наблюдения. Иными словами, для меня не было проблемой разделять практики сообщества (более того, они позже стали частью моей жизни). С другой стороны, именно такая модель, как мне кажется, позволяет минимизировать влияние стороннего наблюдателя на представителей сообщества, делая их практики абсолютно естественными. Стоит также отметить, что некоторые важные отличия одного типа практик от другого, начинаешь понимать лишь тогда, когда примешь в них участие, что особенно касается телесных практик. Материалы наблюдения были дополнены данными интервью, которые позволили выявить смыслы, вкладываемые трейсерами в свои занятия, а также их оценку произошедших в паркуре изменений. Решение этих задач, по моему мнению, и помогло реализовать те цели, которые были поставлены в начале исследования.