Путешествие Незнайки в Каменный город - Игорь Носов

Как выяснилось позже, только имя скульптора Стамескина было настоящим. Имена же Столбиков и Фонариков были вымышленными, то есть псевдонимами (как у Цветика, который, если помните, был на самом деле Пудиком). Так вот, эти имена и псевдонимы очень шли их обладателям. Об этом рассказал Гранитик.

— Стамескин последние годы увлекается только геометрической скульптурой. Всё, что вы видите сейчас на площади (а кругом были десятки каменных шаров, кубов ж пирамид — дело его рук… И не столько рук, сколько его стамесок. Всё это он лично высек из камня. И работает он много и очень плодотворен, Маэстро как-то привёл любопытный факт: за свою карьеру он, оказывается, сломал уже 13 тысяч стамесок!

Гост не верили своим ушам — «Тринадцать тысяч стамесок!» Но ещё меньше они верили своим глазам, пытаясь отличить одно произведение Стамескина от другого.

— Простите — обратилась Кнопочка к Гранитику — А как же различить эти шедевры? Они ведь одинаковые, как. же сам маэстро в них разбирается?

— Маэстро их непросто называет, хотя название, естественно, играет главную роль. Он их ещё и нумерует.

— Как это? — . не понял Пёстренький*

— Сейчас объясню… Вот эта пирамидка называется «Воспоминание», и вот та, другая, тоже — «Воспоминание».

— А та — третья? — настороженно спросила Кнопочка.

— И та — «Воспоминание»…

— Ого! А как в них разобраться? — удивился Незнайка. — Воспоминания ведь разные бывают.

— Верно. Поэтому-то Стамескин и назвал их «Воспоминание № 34», «Воспоминание № 47» и «Воспоминание № 12».

Гости, разинув от удивления рты, стали бродить среди «Воспоминаний», «Ощущений» и «Настроений». Долго они не выдержали и попросились внутрь музея, где их ожидала живопись и графика, а также обещанное самое современное искусство. Они надеялись, что там их глаза отдохнут. Но не тут-то было. Внутри все стены оказались увешаны большими, в белых рамах холстами, где опять были только треугольники, точечки и какие-то подтёки чёрной и серой краски.

— Что это? — испуганно спросила Кнопочка.

— Экспозиция старых мастеров и академика Грифеля с учениками.

Походив среди творений, названия которых тоже утомляли, — «Восторг № 4», «Тоска № 7» или «Переживание № 13», — зрители совсем было сникли, но вдруг Незнайка, который куда-то пропал, прибежал к друзьям и закричал:

— Братцы, там такое, такое!

— Какое? — спросил Гунька.

— Где? — поинтересовался Пёстренький.

— Там, дальше! Такое!..

И с вопросом «Какое?!» все бросились бежать за Незнайкой, забыв о приличиях и не скрывая, что им вовсе не понравилось творчество старых и новых мастеров.

Подбегая к последним залам, Кнопочка, Пышечка, Гунька и Пёстренький успели прочесть на стене указатель «Новейшее технотронное искусство».

«Бум, цщ-щ-ш, бум! Фьють- фыоть!», — неслись им навстречу необычные звуки. И в полутёмном зале они увидели то, чего никак, не ожидали увидеть в музее.

— Последний писк нашего каменистого сюсюра — кричал им вдогонку Гранитик. — Пожалуйста будьте осторожны, не подходите близко — это может быть опасно.

«Тарарах, бум, фьють- фьють!» — Слышалось из центра зала, где виднелось какое-то чудовище, огороженное сеткой.

Громадный механический паук, похожий одновременно на луноход и шагающий экскаватор, топтался на месте пыхтел, сопел, выпускал из разных дырочек-ноздрей пар или дым, вспыхивал глазами-прожекторами, при этом несколькими лапками поднимал ш пола камешки ж бросался ими в разные стороны. Именно для этого, видимо, и сделали вокруг сетку, в которую камешки стукались и отлетали обратно под лапы механического паука.

Всем очень понравилось чудище, но смотреть на него тоже почему- то быстро надоело, и кнопочка спросила Гранитика:

— Окажите, а при чём тут искусство?

— Я, между нами, и сам не понимаю. Но искусствоведы уверяют, что это последнее достижение творческой мысли.

В этот момент странные звуки смолкли. Один глаз-прожектор потух, а второй начал мигать. Механическое чудище ещё разок дернулось и затихло. Тут откуда-то выскочили три малыша, подлезли под сетку и стали крутить отвёртками и гаечными ключами разные механизмы. Потом один из них повернулся к посетителям и, извиняясь, сказал: «Техническая неисправности! Слишком сложная конструкция. Сегодня работать больше не будет»

— Ну и не надо, — сказал Незнайка. — Если он только пыхтит и камнями кидается, то мы уже всё посмотрели. Нам на свежий воздух пора.

Все вышли на площадь Современного искусства. Мелкие капельки сыпались с неба, и каменные скульптуры и дорожки между ними, засыпанные галькой, блестели, будто подёрнутые масляной плёнкой…

Так как у малышек были зонтики, то каждая укрыла под своим зонтом по малышу: Кнопочка — Гуньку, а Пьшечка — Гранитика.

— А я без зонтика обойдусь, — сказал Незнайка. — У меня шляпа лучше любого вашего зонта… Эй, Пёстренький, иди ко мне: у моей шляпы во какие поля! — показал он, разводя в стороны руки.

— Нет, Незнайка, спасибо. Я лучше под дождичком похожу! — отозвался Пачкуля Пёстренький, а про себя подумал: Чтоб потом не умываться — Сейчас с меня лишнюю грязь и смоет.

— Так ведь одежда промокнет!

— Вот и хорошо: заодно и постирается. Потом прямо на мне высохнет, сейчас уже тепло…

Побродив ещё немного среди скульптур, два зонта, голубая шляпа и взъерошенный, нахохлившийся, как воробей, Пёстренький пошли к пристани. По дороге они повстречали Цветика, Гуслю, Тюбика, Знайку, Стекляшкина и Винтика со Шпунтиком. Те тоже шли к реке, обмениваясь друг с другом впечатлениями о встречах с коллегами.

Дождик прошёл. Тучи отступили. Солнце садилось, казалось, прямо в воду Огурцовой реки ниже по течению. Река извивалась среди пустыни, сверкала и слепила глаза. Зрелище было невероятное, казалось, что свершается чудо, будто волшебница-весна сейчас на миг ослепит всех, потом набросит на землю тёмное покрывало ночи, и завтра в пустыне появятся травка, цветы и деревья.

— Красота какая! — сказала Пышечка. — Весна!

В это мгновение ветерок откуда-то донёс до коротышек еле уловимый запах распускающихся растений.

— Пахнет, как в Цветочном городе, — сказала Кнопочка.

Но когда она посмотрела вокруг, то ей стало очень грустно. Это был только запах далёких цветов и травы, а кругом раскинулся город без единой травинки, и ещё дальше — пустыня.

Глава 17

Происшествие на открытии выставки

Весенняя ночь прошла быстро.

Художник, музыкант, поэт и фотограф, которые ночевали в этот раз не в высотной гостинице, а у себя на плоту, проснулись с первыми лучами солнца.

— Пора готовиться к открытию нашей передвижной, вернее, плавучей выставки, — сказал Тюбик и перебрался на пристань, а затем на гранитную набережную, с таким же гранитным парапетом, над которым возвышались фонари на столбиках.

Фонарей, кстати, было на набережной видимо-невидимо. Их возвели по проекту скульпторов Столбика и Фонарикова. Довольно кургузые фонари на толстых каменных ножках торчали вдоль всей набережной. Даже большие ценители каменистого сюсюра и почитатели талантов Столбика и Фонарикова сомневались в необходимости такого количества неуклюжих осветительных приборов, которые, как сорняки в чистом поле, убегали вдоль реки за город в пустыню.

Жители набережную эту частенько называли Офонаревшая. Так вот, на этой самой набережной Тюбик натянул между десятком фонарей крепкую прозрачную леску, сложил в одном месте кучку бельевых прищепок и крикнул:

— Эй, Гусля, подай-ка мне, пожалуйста, картины!

Гусля принёс большую папку. В ней были рисунки и акварели Тюбика, сделанные на сушёных листиках и бересте.

Гусля стал доставать картиночки.

— Смотри, это же наш Цветочный город! — воскликнул он. — Какой ты молодец, что успел в момент отплытия сделать наброски! Как много коротышек нас провожало! А цветов у нас там сколько!

— А вот ещё, — ответил ему Тюбик, — эту картину я сделал, когда нас встречали уже здесь, в Каменном. А это — когда мы плыли среди красивых берегов, ещё до пустыни.

И он стал доставать всё новые и новые картины: портреты, пейзажи, изображения сценок, когда малыши строили плоты, устраивали бивуак, купались, боролись с водоворотом.

— Отлично получается, — приговаривали Гусля и Цветик, который тоже перебрался на набережную.

Художник тем временем разложил все картины в определённом порядке прямо под натянутой леской, потом взял горсть прищепок и стал развешивать свои картины, как бельё для сушки. Гусля и Цветик ему помогали, приговаривая:

— Здорово ты придумал! Прямо выставка-прачечная получилась!

Утро было ясное, безветренное. И картины ровненько висели вдоль всей набережной. Можно было прогуливаться на свежем воздухе и любоваться произведениями искусства.