Мафия - Марио Фратти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свет медленно гаснет, пока Нести опять обращается к зрителям.
Нести. Больше всего я подозревал Дона Розарио. Он прошел. Пеппуццо не подал сигнала. Прошли Кармело, Малакарне, Донна Рафаэлла, Дона Чинция, Орнелла… Пеппуццо не подал сигнала. Так я провел много времени, сидя в кафе под окном Дона Розарио, рядом с Кармело…
Пока Нести говорит, луч света, направленный на него, следует за ним, он идет к столику в кафе. Садится рядом с Кармело, под окном. Когда сцена вновь освещается, мы видим в окне Донну Рафаэллу, готовящую выпивку для Дона Розарио.
Пеппуццо (в то время, как Баббио вертит ручку шарманки). Так же, как и в случае с Марией Магдаленой, они использовали камни, чтобы не осквернить свои руки. (На картинке — «грешник», наполовину засыпанный камнями.) Но, к несчастью, моему отцу суждено было проснуться в эту ночь, и спросонья поинтересоваться, что происходит и кто эти люди… (С печалью в голосе.) Он только рассказчик, он не доносчик… Но те, кто его увидел… (Кармело и Малакарне в этот раз на него не смотрят, и он меняет слова в своем рассказе.) Эти местные, в страхе, что он сможет рассказать… отрезали ему язык…
Пока Баббио открывает рот, издавая жуткие звуки, демонстрирует свое увечье любопытствующим, слева на сцену выходит Малакарне и останавливается, чтобы послушать.
Пеппуццо (негромко). Десять лир, если хотите посмотреть… Всего десять лир… Всего десять…
Происходит то же, что и в аналогичной сцене в начале: некоторые жители пытаются заглянуть, ничего не платя.
Малакарне (подходит к Баббио). Дам двадцать, если разрешишь потрогать за то, что у тебя там осталось от языка.
Молчание. Отец и сын смотрят друг на друга. Это консультация без слов — дело касается сохранения достоинства. Баббио внезапно начинает неистово крутить ручку шарманки, он воет во всю силу своих легких. Это сигнал для Нести. Однако, кроме Нести, привлечено внимание и Дона Розарио, и Кармело, и жителей на площади.
Пеппуццо (Малакарне, для того, чтобы отвлечь его)….Письмо вашему превосходительству.
Малакарне в гневе оборачивается, пораженный такой наглостью. Напряженная тишина.
Малакарне (швыряет на землю конверт, который Пеппуццо попытался ему вручить). Ты, мразь! (Выхватывает из кармана длинный стилет.)
Баббио прекращает играть и «петь». Молчание. Атмосфера страха. Малакарне со стилетом надвигается на Пеппуццо. Старик Баббио, неожиданно для всех, бросается на Малакарне и вонзает ему в спину нож. Затем, издавая нечеловеческие звуки, убегает. За ним — потрясенный Пеппуццо. Отец Пьерино, который только что появился на сцене, опускается на колени рядом с телом Малакарне. Он мертв. Отец Пьерино читает над ним молитву.
Отец Пьерино. In Nomine Patris…
Вдруг всеобщее внимание переключается с убитого на окно Дона Розарио, где все видят его отдающим какие–то распоряжения Донне Раффаэле. Дон Розарио отходит от окна, давая возможность служанке положить большой рулон черной материи на подоконник. Она начинает его разворачивать, Кармело внизу у окна принимает.
Жители (столпившись в возбуждении вокруг Кармело). Траур! Траур! Мне! Мне! Мне… (Кричат, толпятся. Кармело быстро и профессионально отмеряет и отрывает куски по три метра, раздает их в первую очередь своим фаворитам.)
Нести (подходит к отцу Пьерино). Что происходит? Что это? Вместо того, чтобы… (Показывает на труп, затем — на окно.) Что это значит?
Отец Пьерино. Траурная материя. Три метра. Здешний обычай. Каждый раз, как убивают человека Дона Розарио.
Справа появляются Донна Чинция со своей дочерью. Все еще в белом. Толпа расступается. Кармело галантно предлагает очередные два куска им. Нести с любопытством подходит к Донне Чинции. Очевидно, хочет поговорить.
Орнелла (гладит материал). Какой красивый, мама… Ты сначала мне сошьешь?
Донна Чинция. Я сошью оба одновременно. И мы оденем их вместе, на отпевание.
Донна Чинция с раздражением чувствует, что Нести смотрит на нее и хочет заговорить. Она пытается отбить у него охоту заговорить своим ледяным высокомерием, однако Нести собирает все свое мужество и говорит.
Нести. Простите меня, Дона Чинция… Вы, наверное, знаете, кто я такой… (Она не отвечает. Никакой реакции или интереса с ее стороны. Ведет себя с царской надменностью.) Я приехал с Севера… Простите, что осмелился с вами заговорить… Надеюсь, это не выглядит слишком оскорбительным, поскольку я говорю в присутствии всех… Извините меня, если я что–то не понимаю… Они убили вашего мужа, а вы… ходите в белом. Сейчас убили постороннего вам человека, совсем не родственника, я думаю… а вы взяли этот материал и собираетесь облачиться в траур.
Напряженное молчание. Все смотрят на него, потрясенные тем, что он осмелился сказать. Выражение лица Донны Чинции не поддается описанию: это вулкан перед извержением.
Нести. Белые одежды — для умершего мужа и отца. Черные — для…
Донна Чинция (взрывается). «Отца»! Вы назвали «отцом» это животное, которое… (Внезапно хватает Орнеллу, прижимает ее к груди, истерично кричит — явно на потребу деревенским.) Спроси кого угодно! Спроси их! Это был изверг, зверь! Нет! Хуже зверя. Они по крайней мере уважают друг друга. Какой зверь использует свое собственное дитя для удовлетворения своей похоти?… (Нежно, Орнелле.) Доченька, моя бедная доченька!.. (Агрессивно, Нести.) Когда торжествует справедливость, разве носят траур? Разве жертва носит траур? Нет! Никто у нас не умер, никто из нашей семьи, никто! Мы только начали жить, когда убили этого монстра, когда он скрылся наконец под грудой камней… Только после этого мы ожили. Вот поэтому мы ходим в белом, это знак нашего возрождения к нормальной жизни! Спасибо Господу за то, что он наказал его!.. (С трагизмом.) Вся деревня это подтвердит!
Входит инспектор, отец Пьерино показывает на труп.
Донна Чинция. Моя дочь смогла выбраться из этой грязи, только когда эти вонючие руки, эти паршивые пальцы, эта дрянь, покрытая скользкой от пота кожей, подохла! Только тогда… (Обнимает Орнеллу.) Бедная доченька! (Смотрит на кусок черной материи.) А теперь совсем другое. На этот раз мы действительно скорбим! (Широким жестом обводит площадь.) Все плачут, когда наш Хозяин теряет одного из своих людей… (Показывает на окно Дона Розарио.) Каждый из них, как брат нам, а Дон Розарио — как отец. Великодушный Дон Розарио! Именно он наш отец! Нет ничего, чего бы он не видел, чего бы он не знал! Он заботится о каждом из нас… (Она показывает на черный материал.) И мы вместе с ним оплакиваем смерть его верного слуги, его любимого сына, его друга…
Она готова упасть на колени возле убитого, чтобы поцеловать его в лоб, но инспектор не дает ей этого сделать.
Инспектор (качает головой и машет рукой, что означает «нет»). Не трогайте его!
Донна Чинция подчиняется, и бросив на Нести взгляд, полный ненависти, берет Орнеллу за руку и уходит.
Инспектор (Нести, покрывая тело Малакарне куском материи, который лежал на шарманке). Ну что, отделала она тебя?
Отец Пьерино. Она это любит. Импульсивная женщина.
Нести. Это точно.
Отец Пьерино. Когда с дочерью творят такое, какая мать стерпела бы?
Инспектор. Кстати, отец… Насчет Орнеллы… У меня такое впечатление, что она не такая уж и грешница… Тут у меня… (Ищет что–то в кармане.)
Отец Пьерино. Те, кто страдает, над кем глумится зло, никогда и не являются грешниками. Это жертвы.
Инспектор. Ну да! И она в меньшей степени жертва, чем я предполагал… (Нести.) Я тебе тоже покажу… Раз ты меня упрекнул в равнодушии из–за того, что я так спешу на пенсию… (Находит, наконец, листок бумаги, дает его отцу Пьерино, который начинает его читать.) Я послал ее к врачу. Это медицинское заключение.
Отец Пьерино (быстро просмотрев бумагу). Я это знал. (Передает заключение Нести.)
Инспектор (пока Нести читает). Она девственница.
Нести (поражен). Девственница?! Но тогда…
В то время, как инспектор разводит руками, а отец Пьерино крестится, опускается
занавес.