Рабы культуры, или Почему наше Я лишь иллюзия - Павел Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волнения культурных систем переживаются в головах конкретных индивидов, в этом весь трюк. Эмоция как культурное веяние возникает задолго до рождения индивида, а затем лишь внедряется в его психику как неотъемлемая часть его самого.
Трансляторы культуры
Влияние культуры на действия индивида настолько сильно, что порой определяется исследователями в терминах "принуждение" или "принудительные нормы" (Александров, Александрова, 2009, с. 38; Бергер, Лукман, с. 98). Что интересно, смутное ощущение именно внешнего контроля за собственными действиями и желаниями порой даже превращается в идею о некоем сверхъестественном начале, надзирающим за человеком и желающим от него строго определённого поведения — хотя в действительности этого хочет и требует культура, общество, что человеком попросту не осознаётся. Шёпот общества над ухом легко мнится дыханием бога. Понимание этого позволило говорить о "социологии бога" (Коллинз, 2004, с. 436).
В широком смысле культура — это совокупность ориентиров социальной природы, направляющих человека. Принудительное воздействие культуры отражается в наборе поведенческих альтернатив — тех ограниченных вариантов действий, которые приняты в данной ситуации. Человеку и в голову не приходит, что в сущности альтернатив — бесконечное множество, вплоть до отсутствия какой-либо реакции.
Самое банальное: если к человеку кто-то обращается, он всегда отреагирует, даже если в данный момент ему не хочется говорить и взаимодействовать. Мало кто сможет себе позволить просто посмотреть обращающемуся в глаза и пойти дальше. Такое поведение даже самим субъектом наверняка будет расценено как "странное", "некрасивое" или "неправильное" — то есть оценено им с точки зрения культуры, которая с детства сидит в его голове.
Размещённая в головах субъектов культура оценивает их поведение на соответствие себе самой, так хитро всё устроено. Субъект культуры, являясь органом самой культуры, неспособен посмотреть на себя как-то иначе, кроме как с позиции культурных же норм.
Основным и при этом незаметным инструментом распространения культуры оказывается язык (Радбиль, 2010, с. 223), являющийся набором описательных кодов, в которых непременно закрадываются и предписания. Поскольку язык возникает в повседневной жизни и тесно связан с ней, поэтому его следует рассматривать как важнейшую систему ориентиров в социальной действительности. Культура транслирует своё влияние на индивида через идеи и понятия, закреплённые в языке (Улыбина, 2003, с. 209). "Язык навязывает человеку определённое видение мира" (Тер-Минасова, с. 53). Всё, что мы делаем, знаем, говорим, думаем, мы делаем и знаем, думаем и говорим на основе того, что нам дало это самое общество. На языке общества мы формулируем наши мысли и обмениваемся ими, из своих общественных взаимодействий черпаем наши представления о мире и, следовательно, наше отношение к его явлениям. Так человек неосознанно становится агентом культуры, её органом. Хотя и мнит себя индивидуальностью.
Как определённые социальные установки и представления закрепляются в, казалось бы, нейтральных языковых конструкциях, можно увидеть на примере термина "худой". На первый взгляд, он описывает определённую телесную конституцию, но в действительности же ещё и подспудно транслирует сообщение о её нежелательности ("худой" — худо, плохо, слабо). Антонимы "худого" (плохого) — "полный" (располнел, то есть стал полным, полноценным), "добрый" (раздобрел) и особенно "правильный" (поправился); во всех этих случаях видна желательность такой, противоположной "худобе", конституции, её "правильность" — на Руси любили полноту и "титки по пуду" (Пушкарёва, 1996b, с. 72).
Но в условиях меняющихся практик последующих поколений, менялось и отношение к телу (особенно к женскому), и потому то, что мы сейчас полагаем красивым, наши предки сочли бы "худым", то есть плохим. Чтобы избавиться от этой отрицательной коннотации, мы внедрили новый, нейтральный термин — "стройность", а "худобу" же оттеснили ещё дальше к граням экстремальной болезненности (типа анорексии).
Особенно интересна терминология гражданского статуса. Слово "холостяк" не только означает человека, не состоящего в браке, но вместе с этим и выражает отсутствие его ценности, неплодотворность (холостой патрон, вхолостую, впустую). Холостой — бесполезный; выхолащивать — лишать содержания. То есть в этом термине кроется не только описание степени свободы человека, но одновременно ему даётся оценка со стороны культурной нормы, которая велит рассматривать его как нечто незначительное и даже нежелательное. Культурный императив проникает в термин и транслирует из него: быть вне брака — плохо. Но аналогично вытеснению оценочного термина "худой" более нейтральным понятием "стройный" в современных условиях меняющихся норм нагруженный отрицательными смыслами термин "холостяк" вытесняется более нейтральным "одиночка", "сингл" (single) или даже позитивно окрашенным "свободный", что говорит о сильно изменившихся ценностных ориентирах.
Таким образом, слово всегда наполнено идеологическим содержанием.
Как отмечает социолог Белла ДеПауло, холостяков (одиночек, singles) всегда определяют через то, кем они не являются и что они не имеют. Они — "не состоящие в браке", "неженатые". "Обозначение странное, в котором одиночность определяется через некую незавершённость браком" (DePaulo, Morris, p. 58), будто они ещё не достигли своей "логичной" и "естественной" цели. В противоположность этому, возмущается ДеПауло, почему женатых людей не называют неодиночками?
Четыре самые распространённые категории гражданского статуса в американских отчетах Бюро переписи: состоящий в браке, разведённый, овдовевший, никогда неженатый. "Эта четверичная схема отвечает на три вопроса", рассуждает ДеПауло, — "Вы в настоящее время в браке? В противном случае Вы были когда-либо в браке? Если же Вы сейчас больше не в браке, то это потому, что Ваш супруг умер, или потому что Вы развелись? Взрослые, которые являются в настоящее время одиночками, должны объясниться. Напротив, те, кто в настоящее время женат, не должны указывать, были ли они всегда в том же самом браке, или находятся ли они в процессе распада их союза" (p. 59).
Тот факт, что именно одиноких называют "не состоящими в браке", подчёркивает существование древнего негласного культурного императива, согласно которому все должны быть в браке (Гура, с. 9). Брак здесь украдкой транслируется как ценность. Даже английское слово "singlehood" переводится на русский не как "одиночность", а