Тропинки к паучьим гнездам - Артур Х. Рикка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лес ожил, и в утреннюю тишину джунглей постепенно начали вплетаться звуки просыпающихся пичуг. Я еще раз бросил взгляд на лагерь вьетнамцев и медленно начал отползать назад, по пути наткнувшись на труп караульного, снятого Костей. По-видимому, Костя сразу же свернул ему шею — чисто, но рискованно.
Группа уже была готова к новому броску. Я окинул взглядом проводников и офицеров — у одного из ребят левый рукав был в крови: по-видимому, вьетнамец трепыхался, прежде чем его прикончили. Кивок головы — и караван в том же порядке заскользил по толстому слою перегноя.
Мы с удвоенной осторожностью стали пробираться по кромке лагеря в направлении, которое указал я. Темп ходьбы снизился вдвое, так как надо было опасаться не только караульных и возможных ловушек, расставленных по всему внешнему периметру лагеря, но также птиц и других животных, которые, вспугнутые нами, могли выдать караван своим криком и шумом.
Вдруг идущий впереди проводник резко остановился, подняв руку, и караван замер, как насторожившееся животное. Я тихо подошел к нему и в солнечном блике, пробившемся из-под кроны леса, увидел две тонкие проволоки, протянутые через кусты от дерева к дереву и исчезающие где-то в лесу. Одна в сантиметрах шестидесяти от земли, другая на уровне приблизительно человеческой груди. Сядь на них птица, ничего бы не случилось. Они были рассчитаны на кое-кого покрупнее — они были рассчитаны на нас. Следуя всем инструкциям, я должен был дать приказ на обход этого препятствия, предварительно исследовав, что скрывается по краям проволок. Но времени не оставалось, и я отдал приказ на «вползание» в ловушку. Медленно, очень медленно заметно побледневший вьетнамец лег на землю и начал проползать под нижнюю проволоку, ощупывая чуть дрожащей рукой землю перед собой. Остальные, застыв, наблюдали за ним. Вдруг большая многоножка, неожиданно вырвавшись из-под опрелой листвы, взбежала на голый локоть вьетнамца, и тот, чуть вздрогнув от неожиданности, коснулся рюкзачком проволоки — та угрожающе дернулась. На мгновение показалось, что все это бутафория на фоне поразительно мирной картины, сотканной из листвы вееролистных пальм и папоротников: и мы, стоящие в напряжении, и эти вьетнамцы, в немом ужасе следящие за своим товарищем, и этот проводник, застывший с позеленевшим лицом, в покорном ожидании неминуемой смерти.
Я нетерпеливо дернул автоматом, и проводник, как бы очнувшись ото сна, пополз дальше. Когда он очутился по ту сторону проволок и, встав на колени, повернулся лицом к нам, по его остекленевшим глазам я понял, что он на грани истерики. Дорога была проверена. Я лег и стал заползать под проволоку, и еще шестеро приготовились вслед за мной испытать свою судьбу…
Еще не успел последний полностью выползти из-под проволоки, как я дал приказ двигаться вперед. Времени не хватало катастрофически, и если смена караула из лагеря обнаружит те трупы раньше, чем мы войдем в сарай, ситуация может выйти из-под контроля.
Передний и задний проводники поменялись местами, и группа двинулась дальше. Там, наверху, солнце светило вовсю; здесь же, во влажном полумраке тропического леса, мы вот-вот должны были выйти на цель.
Наконец-то впереди блеснула светом прогалина. Я осторожно прополз вперед, и в паре сотен метров передо мной оказалась задняя стенка сарая. Я медленно поднял и опустил ладонь, и группа рассыпалась полукругом по периметру лагеря в поисках часовых. Мой же часовой был уже передо мной. Остальных обнаружить не составляло труда, поскольку они располагались так, чтобы видеть друг друга. В свой усиленный бинокль я разглядел три пулеметных гнезда и заодно, по едва приметному покачиванию кустов, понял, что группа заняла исходную позицию. Я знал, что ребята меня видят, а видеть их мне было не за чем, мое поведение уже было для них сигналом. Я подобрался было сзади к пулеметчику, когда послышались шаги, и к гнезду моего часового подошел вьетнамец. Обменявшись парой слов, они произвели смену караула. В двух других точках тоже сменили постовых. Мы опоздали. Очевидно, сейчас обнаружат трупы на том конце лагеря, и будет дана тревога. Надо было действовать немедленно.
Выждав, когда вьетнамец, сдавший пост, ушел, разминая ноги, я достал нож и метнул его, целясь в пространство между левой лопаткой и позвоночником. С глухим звуком нож почти по рукоятку воткнулся в спину караульного, который поднял руку, чтобы поприветствовать того — другого, сидящего в соседнем пулеметном гнезде. Тело вздрогнуло, рука сначала медленно, а затем все убыстряя ход, стала опускаться. Совсем еще детский подбородок вьетнамца дрогнул, как бы в плаче, и тело рухнуло вниз. Второй пулеметчик заметил это. И увидев, как вдруг из листвы появился я и занял место его товарища, он схватил автомат, разинув рот в крике. Но вдруг застыл, и из его рта вытекла ярко-алая струйка крови. Его заменил сухощавый парень с монголоидным разрезом глаз. Третьего пулеметчика уже не было на позиции. Но самое главное, что я увидел — был Шукшин, стоявший с расстегнутой ширинкой у задней стены сарая, и с разинутым ртом смотрящий на нас. Пожалуй, такого совпадения желаний: помочиться у Шукшина, и как-то выманить его из сарая — у нас, не могли предусмотреть никакие аналитики из ГРУ. Я резким взмахом руки позвал его к себе, одновременно краем глаза заметив, как Костя и еще двое пытаются полукругом застраховать его отход. Двое других сидели в пулеметных гнездах, а двое оставшихся, судя по всему, контролировали проводников.
Шукшин никак не реагировал на мои призывы, и только по его блестевшей от пота лысине, я понял, что он находится в состоянии аффекта и не может сдвинуться с места. Я дал знать Косте зафиксировать Шукшина. На кромке прогалины появились и остальные двое офицеров с проводниками.
Костя уже приготовился к рывку, как вдруг завыла сирена, и беспорядочные автоматные очереди оповестили лагерь о нашем присутствии. Трупы были обнаружены. На мгновение все застыло, как в немой сцене «Ревизора». И тут же понеслось в многократно ускоренном темпе.
Пока что наше местонахождение не было известно, и противник поливал беспорядочным огнем кусты на той стороне лагеря, но это было уже не важно. Через считанные секунды мы будем обнаружены, а эти бесценные секунды гробил Шукшин, стоявший с разинутым ртом