Перстенёк с бирюзой (СИ) - Шубникова Лариса

– Настасья, очнись ты, – тётка больно сжала руку боярышне. – Чего встала? Ступай по боярскому делу, да возвращайся скорее. Сословия своего не урони, не мели языком лишнего. Не болтай с простыми-то. Слышишь, нет ли? Да что ты как неживая!

– Слышу, тётенька, – Настя встрепенулась и двинулась идти, но Ульяна не пустила.

– Рот не разевай, домой торопись. Кудри, кудри-то опять повылезли. Да что ж за беда с тобой, растяпа ты эдакая, – ругалась тётка, а у самой глаза тревожные.

– Вернусь вскоре, ты уж не полошись, тётенька.

– Не полошись… – Ульяна принялась убирать под шапочку Настины кудряхи. – Сторожись, по сторонам поглядывай. И на что ему эти буквицы? Не прочел и ладно, так нет ведь, надобно ему, – ворчала.

Через малое время тётка отпустила Настю, пошла к хоромам, да все оглядывалась.

– Боярышня, куда сперва? – Зинка в теплом платке и залатанном зипуне топталась возле. – К Шалым иль на торг?

Алексей стоял поодаль, не сводил глаз с Настасьи, с того у боярышни и щеки румянились, и улыбка на губах цвела. А как иначе? Парень пригожий, ласковый, а взор огневой и очень волнительный.

– К Шалым, – Насте жуть как любопытно было вызнать, соврал боярин Норов про буквицы или правду молвил.

– Сюда, боярышня, – Алексей посторонился, пустил Настю с Зиной вперед себя и пошел следом.

А Насте отрадно, едва не спиной чуяла взгляд молодого воя, с того и шагала радостно, и головы не опускала. Была б пташкой – взлетела, до того хорошо.

В лад с Настасьей и погодка: тучи разошлись, показали серое небушко, а промеж того и скупой лучик солнца пробился сквозь толщу густых облаков.

– Видать, тепло скоро, – Зинка подняла лицо к небу. – Как мыслишь, боярышня, весна-то спорая будет или промедлит?

– Не знаю, Зинушка. Скорее бы листки появились, да небо синее. Хмарь давит, будто грудь сжимает и дышать не дает.

– Не печалься, – встрял Алексей, – дед Ефим сказал, что теплу скоро быть. Река лед скинет, вот красота-то.

– Дед Ефим? Он ведун? – Настя обернулась к пригожему вою.

– Нет, – улыбнулся Алексей, – дедок как дедок. Живет долго, знает много.

– А вот и Шалые, – Зинка остановилась у ворот немалого подворья, а потом шагнула за порог.

– Боярышня, ты вперед-то не лезь, – Алексей подошёл совсем близко, ожег дыханием висок Насти. – Большуха Шаловская дюже хитрая.

Настя замерла, не нашлась с ответом, а миг спустя услыхала в подворья злобный бабий голос, густой такой, раскатистый.

– Эй, куда прешь?

– По указу боярина Норова, – Зинка не растерялась. – Со мной боярышня Карпова.

– Чего надо?

Настя шагнула вслед за Зиной и увидала большущую бабу ростом никак не меньше боярина Вадима. Косы вокруг головы закручены, сверху плат накинут. Понева темная, простая, а рубаха крепкая. Стояла баба, уперев руки в боки, с того Настасья разумела – задушевной беседы не случится, а будет иное, может, и страшное.

– Здрава будь…не знаю, как тебя величать, – проговорила Настасья ровно так же, как делала это тётка Ульяна.

– Ольгой, – баба окинула взглядом девушку и брови возвела высоко. – Ты что ль боярышня?

– Я, – Настя головы клонить не стала, но улыбкой процвела. – Настасья, дочь Петра. А тебя как по-батюшке?

– А мне откуль знать? Мамка, царствие небесное, ребятишек наплодила от многих мужей. Какой из них мой батька не сказывали, – и ощерилась глумливо.

Настя почуяла, как щеки полыхнули румянцем, а вслед затем увидала, что Алексей шагнул защитить от языкастой. Парня боярышня удержала, а сама пошла ближе к страшной бабе:

– Боярин Вадим говорил, что лук у вашей большухи есть. Буквицы на нем, а что писано, никто не разберет. Покажи, – Настя сей миг пожалела, что она не тётка ее суровая: той бы не отказали и мигом подали окаянный лук, а ей – еще бабка надвое сказала.

– Ну есть, – Ольга лениво почесала плечо. – Я большуха. Зачем тебе лук?

– Глянуть и прочесть, – Настя старалась не опускать головы.

– Грамотная?

– Да.

– Вона как… – Ольга снова почесалась. – А и не скажешь. Кудряхи-то потешные и глаза, что у дитяти. Ладно, за погляд денег не берут. Вынесу, коли сам боярин просит.

Пока Ольга ходила в дом, Зинка и Алексей прыснули смешком. Настя старалась по тёткиному указу не ронять боярского сословия, но не выдержала и хохотнула сама. А вот потом стало не до смеха. Лук, что вынесла большая баба, виделся до того огромным, что Настя задохнулась. Такой и не поднять, не то, что тетиву натянуть.

– Ну гляди, чего там? – Ольга поднесла ближе и показала вытесанные руны.

– Лук-то северянский, – Настя разобрала буквицы.

– А то я не знала, – хмыкнула баба. – Читай давай.

Настя разумела написанное.

– Ты не сболтнула ли, что грамоте обучена? Чего глаза-то пучишь, боярышня? – Ольга насупилась и нависла над Настей.

Настасья не знала сей миг, как не уронить боярского сословия, чуть испугалась:

– Тут сказано, что лук дан Харальду Безухому его конунгом. Князем, по-нашему.

– И все? – Ольга скривила губы.

– И вот еще руна обережная, – Настя указала.

– Что мне с того оберега, – вздохнула баба. – Лук, чтоб ворога изводить и всех делов. Ты вот как себя оборонять думаешь?

– Я? – Настасья задумалась. – Бежать, Ольга. Ничего иного я не смогу.

Ольга голову к плечу склонила, оглядела Настасью:

– Бояре все спесивые, а ты нет, не таковская. Лук этот отца моего, Харальда Безухого. И что на нем писано, я знаю с малых лет. Значит, не соврала, что грамоте обучена, – Ольга кинула скупую улыбку. – Бежать хорошо, это ты верно сказала, токмо я тебе получше совет дам. Возьми скалку и лупи ворога почем зря. На тот случай, ежели догонят тебя, боярышня. Иного оружия ты не удержишь в ручонках.

Настасья оглядела свои руки и вздохнула:

– Так не учили меня ратиться. Вышивать могу, буквицы выводить, считать. Шить умею, дом вести – хоть большой, хоть малый… – Настя и не хвасталась, просто обсказывала что и как.

– Оно и видно, – Ольга глядела тепло, по-доброму. – Не горюй, обороним. Ты вон пойди по улице, людишкам поулыбайся. Уж больно ты потешная. Всякому своя доля и свое дело. Мне тетиву натягивать, а тебе народ радовать. Ступай, Настасья, дочь Петра, здрава будь на многие лета, – поклонилась урядно.

– Дай тебе бог, Ольга, дочь Харальда, – кивнула и Настасья. – Благодарствуй на добром слове.

Настя уж повернулась уйти, но большуха удержала:

– Сыщи в себе бо ярое*. За свое хлещись изо всех силенок и никому не дозволяй над собою верх взять. За себя стой и за своих. Здесь инако нельзя. Порубежное. Разумела ли?

Настасья задумалась, а уж потом дала ответ хитрой бабе:

– Благодарствуй за совет. Пойду на торг, скалку прикуплю.

– Вижу, разумела, – хохотнула Ольга. – Ох, занятная ты. Я ажник вздохнула легше, давно так не веселилась. Погоди, – и ушла в дом, правда, вернулась скоро. – Держи скалку-то, аккурат по твоей руке.

Настя взяла подношение, не сдержалась и прыснула смешком, за ней и Зинка с Алексеем. Однако все заглушил раскатистый и громкий хохот Шаловской большухи.

Прощались долго да шутейно. Ольга зазывала Настасью в гости, обучать ратному делу, а та отшучивалась, говорила, что пока к скалке не привыкнет, не пойдет.

За ворота вышли довольные: Зинка несла скалку и посмеивалась, а Алексей все норовил ближе к Насте подступить. Сама же боярышня парня не гнала, уж очень отрадно смотрел, тревожил горячим взором девичье сердечко.

На торгу пробыли недолго, но и там не обошлось без потехи. У лотка со связками скобленой берёсты Настасья задержалась. Все оглядывала товар, приценивалась. А как иначе? За поясом две тощие серебрушки, вот и все богатство.

– Бери, красавица, сам скоблил, – мужик в шитом зипуне нахваливал свой товарец. – Вот связка, отдам за деньгу.

– Деньгу? – Настя замялась. – Дорого.

– Как дорого-то? – мужичонка аж задохнулся, шапку с головы смахнул. – Дешевле не сыщешь! Сама гляди, и так гнется, и так. И не трескается, и не ломается. Самолучший товар!