Бизнес-приключения. 12 классических историй Уолл-cтрит - Джон Брукс

В июле 1955 года D&R открыла отделение на Уолл-стрит, 44, и приступила к поиску клиентов. Самый важный из них объявился во время встречи участников Всемирного банка в Стамбуле, где Лилиенталь присутствовал вместе с женой в сентябре. На встрече он познакомился с Абулхасаном Эбтехаджем, руководителем семилетнего плана развития Ирана. Иран, как выяснилось, идеальный клиент для D&R: во-первых, доходы от национализированной нефтяной отрасли позволяли выделять значительные суммы на разработку новых месторождений, во-вторых, Ирану требовались технически грамотные профессиональные консультанты и руководители. За встречей с Эбтехаджем последовало приглашение Лилиенталя и Клэппа посетить Иран в качестве гостей шаха и оценить перспективы развития Хузистана. Контракт Лилиенталя с Minerals&Chemicals истекал в декабре; теперь он был свободен и мог посвятить все свое время и силы D&R. В феврале 1956 года он и Клэпп прибыли в Иран. «Стыдно признаться, но до этого визита я никогда в жизни не слышал о Хузистане, — сказал Лилиенталь. — Но потом очень много узнал об этой провинции. Это сердце библейского царства эламитов, а затем Персидской империи. Недалеко от Хузистана находятся развалины Персеполя и Суз, где находился зимний дворец царя Дария, самый центр Хузистана. В древние времена в этом районе функционировала обширная система сохранения воды — до сих пор видны остатки каналов, построенных, вероятно, еще при Дарии, 2500 лет назад, — но после упадка Персидской империи оросительная система была разрушена вторжениями и заброшена. Лорд Керзон описывал, как выглядело плоскогорье Хузистана сто лет назад — “пустыня до самого горизонта, насколько может охватить взор”. Провинция выглядела точно так же, когда мы туда приехали. В наши дни в Хузистане находится одно из богатейших в мире месторождений нефти — на южной окраине провинции работает знаменитый Абаданский нефтеперегонный завод, — но местному населению, а это 2 500 000 человек, нет от этого никакой пользы. Речная вода не применяется для орошения, сказочно плодородные почвы пребывают в запустении, а люди, за немногим исключением, живут в отчаянной нищете. Посетив это место, мы с Клэппом пришли в ужас. Но для нас, старых волков из T.V.A., это была мечта; эта земля просто кричала, чтобы к ней приложили руки. Мы обследовали места для будущих плотин, оценили расположение возможных месторождений полезных ископаемых и провели анализ почв. Из скважин нефтяных месторождений выделялся попутный газ. Это был отход, и мы предложили организовать нефтехимические предприятия для производства удобрений и пластмасс. Через восемь дней мы набросали план, а через две недели D&R подписала пятилетний контракт с иранским правительством.

Это было только начало. В Иран вылетел наш главный инженер Билл Воордейн. Он наметил чудесное место для плотины всего в пяти милях от Суз — узкое ущелье с почти вертикальными стенами, обрамлявшими русло реки Дез. Мы понимали, что нам не удастся ограничиться консультациями. Надо будет организовать и управление, поэтому следующей задачей стала организация группы управляющих. Чтобы дать представление о масштабах этого проекта, скажу, что сейчас над его выполнением трудятся 700 высококвалифицированных специалистов: 100 американцев, 300 иранцев и 300 человек из других стран, преимущественно европейских. Все они сотрудники фирм-субподрядчиков. Кроме этого, на строительстве заняты 4700 иранских рабочих. Всего более 5000 человек. План предусматривает строительство 14 плотин на пяти реках. Оно будет завершено через много лет. D&R только что закончила работы по первому пятилетнему контракту и подписала новый, на полтора года, с предстоящим продлением еще на пять. Сделано пока еще очень мало. Возьмем, для примера, первую плотину — на реке Дез. Высота ее составит 190 метров, то есть она окажется в полтора раза выше Асуанской плотины в Египте, позволит оросить 1500 квадратных километров пахотной земли и будет вырабатывать 520 000 киловатт электроэнергии. Окончание строительства запланировано на 1963 год. В Хузистане создана первая за 2500 лет плантация сахарного тростника, орошаемая с помощью насосов. Первый урожай ожидают летом и к этому времени построят сахарный завод. Еще одно достижение — после окончания строительства гидроэлектростанция будет снабжать энергией весь регион. До тех пор сюда была протянута первая в Иране высоковольтная линия электропередач. Ее длина составляет 120 километров — от Абадана до Ахваза, города с населением 120 000 человек. Там до сих пор не было электричества, если не считать нескольких маломощных дизельных электрогенераторов, которые к тому же не всегда работали».

Наряду с иранским проектом компания D&R занималась проектированием и реализацией аналогичных программ в Италии, Колумбии, Гане, Береге Слоновой Кости и Пуэрто-Рико, а также программ для отдельных частных фирм в Чили и на Филиппинах. Работа, которую D&R начала выполнять для инженерных войск армии США, безмерно воодушевляла Лилиенталя. Фирма занималась исследованием экономической эффективности получения электроэнергии на будущей гидроэлектростанции на аляскинском участке русла реки Юкон, которую Лилиенталь называл «рекой с самым большим гидроэнергетическим потенциалом на Американском континенте». В то же время банк Lazard Frères сохранял финансовый интерес к фирме и ежегодно получал приличный доход, а Лилиенталь поддразнивал Мейера за его былой скептицизм в отношении финансовых перспектив компании D&R.

Новое поприще Лилиенталя ознаменовало начало бродячей жизни для него и миссис Лилиенталь. Лилиенталь показал мне путевой дневник за 1960 год — типичный год его жизни. Вот запись:

«23 января — 26 марта. Гонолулу, Токио, Манила, Илиган, Минданао; Манила, Бангкок, Сиемреап, Бангкок; Тегеран, Ахваз, Андимешк, Ахваз, Тегеран; Женева, Брюссель, Мадрид; домой.

11–17 октября. Буэнос-Айрес, Патагония, домой.

18 ноября — 5 декабря. Лондон, Тегеран, Рим, Милан, Париж, домой».

Вернувшись домой, он записывал впечатления от поездок. Наткнувшись на страницу с описанием пребывания в Иране в начале прошлой весны, я был особенно удивлен несколькими записями:

«Ахваз, 5 марта. Крики арабских женщин, которые раздаются, когда черный “крайслер” шаха проезжает мимо них, нескончаемые ряды людей вдоль дороги из аэропорта в город едва не заставили меня подумать о мятеже; но потом я узнал этот звук: это индейский клич, который мы издавали, прикладывая ко рту вибрирующую ладонь.

Ахваз, 11 марта. В среду мы побывали в лачугах местных жителей. Это посещение повергло меня в бездну. Я разрывался между отчаянием — я считаю это чувство грехом — и гневом, что тоже плохо.